Софья Перовская
Шрифт:
Не добившись ничего от Саши, Варвара Степановна поехала к Анне Карловне. Но и там ее просьбы и мольбы ни к чему не привели.
Как-то под вечер Лев Николаевич опять позвал к себе Васю. В кабинете сидел в кресле полицейский офицер с глянцевитым румянцем на щеках и черными нафабренными усами. Офицер слегка поклонился, стукнув каблуком о каблук.
— Вы, молодой человек, — заговорил он тоном приказания, — знаете, конечно, где скрывается ваша сестра. Господин градоначальник требует, чтобы вы не — мед-лен-но указали ее местопребывание.
Слово «немедленно» он произнес
— Господин градоначальник ошибается, — спокойно ответил Вася, — я не знаю, где находится сестра.
— В таком случае, — заявил офицер, поднимая черные брови, — извольте явиться завтра в десять часов утра в сыскное отделение.
Узнав, что сына вызывают в полицию, Варвара Степановна бросилась к мужу. Вышла она из его кабинета дрожащая, вся в слезах. Вася усадил ее в кресло, Маша побежала за водой. Стуча зубами о край стакана, Варвара Степановна сказала:
— Я пойду с тобой. Я предупредила папу, что, если тебя арестуют, я не уйду, а потребую, чтобы и меня арестовали.
Но Лев Николаевич счел за лучшее сам поехать с сыном. Пока они молча ждали начальника сыскной полиции Габерзанга, Вася занялся наблюдениями. Сквозь открытую дверь приемной видна была канцелярия.
«Какие мерзкие лица! — думал он, глядя на чиновников, которые входили, и выходили с папками в руках или писали что-то, сидя за длинными столами. — И от таких тварей зависит жизнь человека. Сколько, должно быть, яду и клеветы в этих шкафах, которые ломятся под тяжестью бумаг! Сжечь бы все это, вот бы веселый вышел пожар».
Лев Николаевич первый прошел к Габерзангу. До Васи долетели отрывки французских фраз, потом русские слова:
— Не беспокойтесь. Все будет улажено быстро и без огласки.
Васю Габерзанг встретил чрезвычайно любезно,
— Очень приятно познакомиться, — сказал он, пожимая его руку своей мягкой рукой. — Присаживайтесь, молодой человек. Мне жаль вашего уважаемого отца! Я сам отец и вполне его понимаю. Ваша сестра — неопытная девушка. Она, конечно, не приняла бы такого крайнего решения, если бы не дурное влияние. В ее возрасте легко увлечься модными идеями и попасть в сети разных беспринципных господ. Беспокойство вашего отца и особенно вашей бедной матушки вполне естественно.
— Я очень боюсь за мать. Эта история дороже всего обойдется именно ей, — подтвердил Вася.
— О, — воскликнул Габерзанг, поднимая к потолку голубые глаза, — материнская любовь — это великое чувство! Поэтому я хочу помочь вам уладить все мирно и неофициально. Недавно у меня был похожий случай. Обращается ко мне некий Палицын, честнейший и благороднейший старик. Он в отчаянии, жена в отчаянии. Дочь ушла из дому. И что же? Я очень быстро отыскал ее, уговорил вернуться и своими глазами видел трогательную сцену примирения.
— В данном случае, — возразил Вася, — это невозможно. Если вмешается полиция, сестра скорей покончит самоубийством, чем позволит себя привести домой. А этого мать не переживет.
— Постарайтесь найти сестру и уговорите ее повидаться с матерью.
— Я сам бы этого хотел, — сказал Вася, — но это возможно
— Поверьте, перебил его Габерзанг, — я хочу помочь вашему семейству как друг. Забудьте, что я ношу мундир. Мне самому желательно, чтобы все кончилось семейным образом.
«Полицейскому верить, конечно, нельзя, — думал Вася, возвращаясь домой. — Но ведь Габерзангу сейчас нет расчета нас обманывать. Да и встречу можно устроить тайно. Пусть мама сама увидит, что не Соню надо убеждать уступить, а папу… Может быть, нам с ней вдвоем и удастся повлиять на него, чтобы он отпустил Соню на волю».
«Да, пожалуй, это самое лучшее», — решил Вася, открывая железную калитку палисадника, который отделял дом от улицы.
В тот осенний вечер, когда Соня ушла из дому, ей казалось, что порвать с прежним и начать жить по-новому легко и просто. Но как всегда бывает, скоро обнаружились затруднения, о которых она сгоряча и не подумала. Хуже- всего было то, что она не имела отдельного вида на жительство, и ее в любую минуту могли арестовать и посадить в тюрьму, как бродягу. Получить паспорт без согласия отца было невозможно, а на его согласие Соня не надеялась.
Потянулись томительные дни. Боясь встретить на курсах Машу или на улице кого-либо из знакомых отца, Соня целыми днями оставалась одна в маленькой квартирке на шестом этаже.
Студентки, у которых она жила, уходили рано утром и возвращались поздно вечером. Они приходили возбужденные, веселые и принимались рассказывать о кружках и сходках.
Где-то совсем близко шла живая, настоящая жизнь, в которой Соня не могла принимать участия. Ради этой деятельной и свободной жизни она бросила дом, ради нее готова была на всякие лишения. Поэтому ей. особенно тяжело было проводить день за днем, бесцельно бродя из комнаты в комнату или сидя на потертом диванчике с книгой в руках.
Правда, друзья не забывали ее, но Соня сама не хотела отнимать у них слишком много времени.
Однажды в неурочный час к ней забежала Саша Корнилова, раскрасневшаяся от мороза и волнения. — Только что произошла такая история, — сказала она, усаживаясь. — Мы были в гостиной. Вдруг входит полицейский офицер и обращается к папе: «Известно ли вам, где находится Софья Львовна Перовская, которую мы разыскиваем по заявлению ее отца Льва Николаевича Перовского?» Папа ответил: «Право, не могу вам сказать». Офицер повернулся ко мне. «Может быть, вам, барышня, известно?»
А я, знаешь, сделала наивное лицо и говорю: «Перовской уже несколько дней не было на курсах. Уж не больна ли она?» Офицер вежливо поклонился и ушел. Мне кажется, тебе надо уехать, — сказала Саша, закончив свой рассказ, — Я сегодня же посоветуюсь с нашими, куда тебя отправить.
В тот день, когда Вася пытался устроить Варваре Степановне встречу с дочерью, Соня уже сидела в поезде, который увозил ее в Киев к доктору Эммэ, хорошему знакомому Ольги Шлейснер.
Лев Николаевич, который сначала был уверен, что полиция вот-вот приведет беглянку домой, снова начал волноваться. Здоровье его резко ухудшилось, и он целые дни проводил в постели.