Соглядатай (сборник)
Шрифт:
От дальнего конца улицы Жанека сюда можно было дойти более коротким путем, но это было бы сложнее, а значит, дама со встрепанной шваброй правильно сделала, что указала ему путь через префектуру. Черный плащ с удрученной физиономией свернул там и затерялся в хаосе узких, кривых улочек. Собравшись уйти, Уоллес вспоминает, что должен еще найти Дворец правосудия; и обнаруживает его почти сразу же, позади префектуры, с которой его соединяет короткая улица, выходящая на площадь, улица Хартии. А генеральный комиссариат, как и было сказано, – напротив. Разметив таким образом окружающее пространство, Уоллес немного освоился, и теперь ему не нужно будет тратить столько сил на передвижение.
Пройдя по проспекту еще немного, он видит почту. Она еще закрыта. На монументальной
Когда Уоллес снова выходит на площадь Префектуры, часы на здании показывают без пяти восемь. Он едва успеет зайти в кафе на углу улицы Хартии и наспех перекусить. Заведение не вполне соответствует его ожиданиям: похоже, здесь, в провинции, не очень-то любят зеркала, отделку из никелированного металла и неоновые вывески. За плохо освещенной витриной, в слабом свете нескольких бра, это просторное кафе с панелями мореного дерева на стенах и просиженными банкетками, обитыми темным молескином, выглядит довольно-таки уныло. Уоллес с трудом может прочесть газету, которую ему принесли. Он пробегает колонки текста:
«Серьезная авария на Дельфской дороге».
«На завтрашнем заседании муниципальный совет изберет нового мэра».
«Гадалка обманывала клиентов».
«В этом году картофеля будет собрано больше, чем в самые урожайные годы».
«Кончина одного из наших сограждан. Вчера с наступлением темноты дерзкий грабитель проник в дом Даниэля Дюпона…»
У него с собой рекомендательное письмо Фабиуса, поэтому не исключено, что его примет сам генеральный комиссар Лоран, и примет немедленно. Только бы Лорана не обидело такое вмешательство в его дела: тут надо проявить такт, иначе наживешь себе врага или как минимум лишишься помощника, без которого нельзя будет обойтись. Да, нельзя: хотя в предыдущих восьми случаях местная полиция каждый раз проявляла полное бессилие – не было найдено никакой зацепки, а в двух городах по недоразумению даже погибли люди, – полностью отстранить ее от расследования будет нелегко; все же они представляют собой единственный источник сведений о возможных «убийцах». С другой стороны, нецелесообразно было бы наводить их на мысль, что им не доверяют.
Увидев открытый магазин канцелярских принадлежностей, Уоллес заходит туда – просто так. Совсем юная девушка, сидящая за прилавком, приподнимается.
– Что вы желаете?
У нее миловидное, чуть капризное лицо и белокурые волосы.
– Мне нужен очень мягкий ластик, для рисования.
– Сейчас, месье.
Она поворачивается к ящикам, закрепленным на стене. Со спины, с подобранными на затылке волосами, она кажется старше. Порывшись в ящике, она кладет перед ним желтый ластик, продолговатый и скошенный, какой обычно носят в пенале школьники. Он спрашивает:
– У вас нет принадлежностей для рисования?
– Это ластик для рисования, месье.
Она слегка улыбается, стараясь его убедить. Уоллес берет ластик в руку, чтобы разглядеть получше, затем смотрит на девушку, на ее глаза, пухлые, чуть приоткрытые губы. И тоже улыбается.
– Мне бы хотелось…
Она склоняет голову набок, словно так ей будет легче его понять.
– …чего-нибудь более рассыпчатого.
– Что вы, месье, уверяю вас, это очень хороший карандашный ластик. Все наши покупатели им довольны.
– Ладно, – говорит Уоллес, – попробую. Сколько с меня?
Он платит и направляется к выходу. Она провожает его до двери. Нет, она уже не ребенок: эти бедра, эта медленная походка – почти женские.
Выйдя на улицу, Уоллес машинально вертит маленький ластик; достаточно взять его в руки, чтобы понять: он никуда не годится. Впрочем, в таком неказистом магазинчике было бы странно… А девушка была милая… Он слегка трет угол ластика большим пальцем. Нет, это совсем не то, что ему нужно.
4
Перекладывая папки на столе, Лоран накрывает маленький кусочек ластика. Уоллес подводит итог:
– В общем, вы мало что нашли.
– Можете сказать: ничего не нашли, – отвечает генеральный комиссар.
– А что вы намерены делать сейчас?
– Да ничего, ведь теперь это дело уже не мое!
Комиссар Лоран сопровождает эти слова грустно-иронической улыбкой. Поскольку его собеседник помалкивает, он продолжает:
– Вероятно, я зря считал себя ответственным за общественную безопасность в этом городе. В этой бумаге (он берет письмо двумя пальцами и встряхивает) меня недвусмысленно просят предоставить расследование вчерашнего преступления столичным властям. Мне это как нельзя кстати. По вашим словам, сам министр – или, во всяком случае, подчиненная непосредственно ему служба – прислали вас продолжать расследование, не «вместо меня», а «с моей помощью». Какой вывод я могу из этого сделать? Только один: эта помощь должна состоять в передаче вам сведений, которыми я обладаю, – что уже сделано, – и еще в том, чтобы в случае необходимости обеспечить вам полицейскую охрану.
Снова улыбнувшись, Лоран добавляет:
– Так что это вы должны сказать мне, что вы намерены делать, если, конечно, это не секрет.
Укрывшись за кипами бумаг, нагроможденными на его стол, уперев локти в подлокотники кресла, комиссар, не переставая говорить, медленно, как бы с осторожностью потирает ладони; затем кладет руки на листы бумаги перед собой, стараясь пошире растопырить короткие толстые пальцы, и ждет ответа, не отрывая глаз от лица посетителя. Это маленький, упитанный человечек, с розовым лицом и лысиной. Его любезный тон кажется несколько вымученным.
– Вы говорите, свидетели… – начинает Уоллес. Лоран протестующе поднимает руки.
– О свидетелях в полном смысле слова говорить не приходится, – говорит он, проводя ладонью правой руки по указательному пальцу левой, – нельзя называть свидетелем доктора, который пытался вернуть раненого к жизни, или глухую экономку, которая вообще ничего не видела.
– Это доктор сообщил вам?
– Да, доктор Жюар позвонил в полицию вчера вечером, около девяти часов; инспектор, принявший сообщение, записал его показания – вы только что прочли эту запись, – а затем позвонил мне домой. Я тут же отправил бригаду на место преступления. На втором этаже дома были обнаружены разные отпечатки пальцев: помимо тех, что оставила экономка, там были отпечатки еще троих, предположительно мужчин. Если правда, что за последние дни ни один посторонний не поднимался на второй этаж, это могут быть (он считает на пальцах): во-первых, отпечатки доктора, едва заметные и немногочисленные, на перилах лестницы и в спальне Дюпона; во-вторых, отпечатки самого Дюпона, которые попадаются повсюду; в-третьих, отпечатки убийцы, довольно многочисленные и очень четкие, на перилах, на ручке двери в кабинет и на мебели в кабинете – в особенности на спинке стула. В доме два выхода; на кнопке звонка у парадной двери имеется отпечаток большого пальца доктора, а на ручке задней двери – предполагаемый отпечаток убийцы. Как видите, я посвящаю вас во все подробности. Наконец, экономка подтверждает, что, с одной стороны, доктор вошел через парадную дверь, а с другой стороны, когда она поднималась наверх к раненому, задняя дверь оказалась открытой, – хотя была закрыта еще несколько минут назад. Если хотите, для верности я могу взять отпечатки у доктора…
– Полагаю, вы можете также раздобыть отпечатки убитого?
– Смог бы, если бы тело находилось в моем распоряжении, – кротко отвечает Лоран.
Заметив недоумение во взгляде Уоллеса, он спрашивает:
– Разве вы не в курсе? Труп у меня отобрали в то же самое время, что и руководство расследованием. Я думал, его передали той организации, которая прислала вас сюда.
Уоллес явно удивлен. Разве этим делом занимаются и другие службы? Такая гипотеза вызывает у Лорана явное удовлетворение. Положив руки на стол, он выжидает, лицо его теперь выражает не просто доброжелательность, но и легкое сочувствие. Уоллес не настаивает на ответе и продолжает: