Соглядатай (сборник)
Шрифт:
Он стоит в тесной прихожей на втором этаже у приоткрытой двери спальни с черно-белыми плитками на полу. Девушка сидит на краю смятой постели, зарывшись босыми ногами в шерсть овчинного коврика. Подле нее скомканные простыни свисают на пол.
Ночь. Горит лишь лампа на столике у изголовья. Долгое время сцена остается неподвижной и безмолвной. Затем снова слышатся слова «Ты спишь?», произнесенные строгим, глубоким и слегка певучим голосом, в котором словно бы таится неведомая угроза. Тогда в обрамлении овального зеркала над трельяжем Матиас замечает мужчину, находящегося в левой части комнаты. Мужчина стоит; взгляд его неотрывно прикован к чему-то; но определить его направление мешает наличие зеркала между ним и наблюдателем. Все так же не поднимая глаз, девушка встает и робко идет к говорившему. Она выходит из видимой части
Рука великана медленно приближается к ней и ложится у основания хрупкой шеи. Плотно обхватывая шею, она сжимает ее без видимого усилия, но так уверенно и крепко, что постепенно ее слабое тело покоряется. Ноги ее подгибаются – одна, а затем другая, – и девушка сама собой опускается на колени на каменные плиты пола – белые восьмиугольники размером с тарелку, соединенные краями по четыре, так что между ними еще остается место для такого же количества маленьких черных квадратов.
Ослабив хватку, мужчина снова нашептывает что-то из пяти-шести слогов тем же тихим голосом – но на этот раз более приглушенно, почти сипло, невнятно. Исполнение приказа происходит с немалой задержкой – как будто он долго летел откуда-то издалека, через песчаные равнины и стоячие воды, – когда девушка медленно, как будто с осторожностью, поднимает руки; маленькие ладони послушно скользят вверх вдоль бедер, назад и в конце концов остаются за спиной, чуть пониже ложбинки поясницы – скрещенные, как будто связанные, в запястьях. Затем, с какой-то сдержанной яростью в голосе, слышатся слова: «Ты красивая…» И пальцы великана вновь овладевают добычей, ожидающей у его ног – такой миниатюрной, что рядом с ним она выглядит почти несоразмерно.
Кончиками пальцев он проводит по обнаженной коже у основания склоненной шеи и вдоль ее изгиба, полностью открытого высокой прической; затем рука скользит у нее под ухом и точно так же слегка касается губ и лица, которое она затем невольно поднимает, открывая наконец свои большие темные глаза в обрамлении длинных, загнутых, как у куклы, ресниц.
О скалу, всплеснув, как пощечина, ударилась волна посильнее; взметнулся фонтанчик пенных брызг, и несколько капель, отнесенных ветром, упали совсем рядом с Матиасом. Коммивояжер беспокойно взглянул на свой чемодан, но брызги на него не попали. Он посмотрел на часы и резко встал. Было пять минут двенадцатого; сорок пять минут, о которых он условился с хозяином гаража, уже истекли, велосипед должен быть готов. Быстрым шагом он взобрался по плоским камням наверх, по небольшой гранитной лестнице, миновал парапет и заспешил в сторону площади по неровной мостовой вдоль набережной, идя тем же путем, которым он шел час назад, когда высадился на берег. Завидев его, продавщица конфет махнула ему рукой от дверей своего магазина в знак благодарности.
Завернув за угол возле скобяной лавки, позади монумента павшим он сразу увидел сверкающий никелированный велосипед, прислоненный к рекламной доске кинотеатра. Лучи солнца брызгали в разные стороны, отражаясь от бесчисленных полированных деталей. Подойдя поближе, Матиас смог убедиться в совершенстве этой машины, которая была оснащена всем, что только можно было пожелать, и имела еще много других принадлежностей, назначения которых Матиас не знал, а потому счел их излишними.
Обогнув рекламную доску, он сразу же вошел в зал кафе, чтобы заплатить за прокат. Там не было ни души, но на самом видном месте, посреди стойки, на кране сифона с газированной водой был прикреплен листок бумаги. Он гласил: «Возьмите велосипед, который стоит перед дверью, и положите здесь двести крон залога. Спасибо».
Вынимая из бумажника две банкноты, Матиас не переставал удивляться такому способу ведения дел: раз уж ему доверяли настолько, что даже не стали проверять, оставит ли он деньги, тогда зачем требовать залог? Его порядочность оказывалась лишний раз поставленной под сомнение. Если он сделает как велено, а какой-нибудь вор придет раньше хозяина гаража, то как он, Матиас, потом докажет, что он заплатил? С другой стороны, если он не исполнит этого предписания, то сможет запросто сказать, что деньги были украдены. Скорее всего, ни одного преступника на острове не существовало и опасаться было некого. Он подсунул две требуемые банкноты под сифон
Пока он заправлял штанины в голенища своих высоких сапог, раздался знакомый веселый голос:
– Ничего себе машина, да?
Матиас поднял глаза. В дверном проеме над рекламной доской показалась голова хозяина гаража.
– Ну, для такой машины… – согласился Матиас.
Взгляд его скользнул по афише вниз. Принимая во внимание геркулесово сложение мужчины в одеждах эпохи Ренессанса, ему, наверное, ничего не стоило прижать к себе молодую женщину; значит, он сам предпочитал держать ее таким образом, запрокинув назад – вероятно, чтобы лучше видеть ее лицо. На полу, у них под ногами, распростертая на черно-белых плитках…
– Это программа на прошлое воскресенье, – вмешался хозяин гаража. – Я жду новую афишу и бобины, которые должны прийти сегодня с утренней почтой.
Чтобы купить пачку сигарет, Матиас ненадолго заглянул в табачный киоск, зайдя туда вместе со своим собеседником, который был немало удивлен, найдя под сифоном денежный залог; он заявил, что это была ненужная формальность, вернул обе банкноты Матиасу и смял в комок прикрепленную к сифону бумажку.
На пороге они обменялись другими ничего не значащими словами. Хозяин табачной лавки снова начал расхваливать достоинства своего велосипеда: шины, тормоза, переключение скоростей и т. д. Наконец, когда Матиас садился в седло, он пожелал ему удачи.
Коммивояжер поблагодарил его. «Я вернусь к четырем часам», – сказал он, отъезжая. Правой рукой Матиас держал руль, а левой – чемоданчик, который он не хотел привязывать к багажнику, чтобы не тратить лишнего времени при каждой остановке. Чемодан не очень тяжелый и потому не будет мешать ему крутить педали, поскольку он не собирается ехать с большой скоростью или совершать на велосипеде акробатические трюки.
Сперва он направился по разбитой мостовой к садику у мэрии. От него повернул налево и поехал по дороге, ведущей к большому маяку. Как только булыжная мостовая площади осталась позади, ехать стало намного легче, и Матиас остался весьма доволен своей машиной.
Домики, стоявшие по краям улицы, по виду уже были типично деревенскими: одноэтажные, с низкой дверью и двумя квадратными окнами по бокам. Если останется время, Матиас зайдет в них на обратном пути; слишком долго он болтался в этом поселке. Он быстро подсчитал, сколько ему оставалось до отплытия корабля: от силы пять часов; из которых следует вычесть переезды на велосипеде: максимум один час – этого было достаточно, чтобы полностью проехать все расстояние, не превышавшее (если он не ошибался) десяти – пятнадцати километров. Так что на заключение сделок (и отказы) у него было около четырех часов, то есть двести сорок минут. Он не станет заниматься долгими уговорами строптивых клиентов: как только почувствует, что товар не купят, сразу же соберет чемоданчик; таким образом он будет отделываться от большинства отказов за несколько секунд. Чтобы сделка была эффективной, при разумном подходе на каждую из них надо рассчитывать по десять минут, включая небольшие хождения по деревушкам. При таких условиях двести сорок минут означали успешную продажу двадцати четырех пар часов – может быть, не самых дорогих, например по средней цене в сто пятьдесят или сто семьдесят крон, составляющих прибыль в…
В тот момент, когда он выезжал за пределы поселка, он вспомнил про матроса из пароходной компании, про его сестру и трех племянниц. Он находился как раз напротив последнего дома, который стоял по правую руку в небольшом отдалении от всех остальных, – так что, не особо лукавя, он мог считать его первым в сельской местности. Он остановил велосипед, прислонил его к стене и постучал по деревянной дверной доске.
Матиас взглянул на ногти. Пальцы со стороны ладони пересекал длинный, совсем свежий след от смазки. Однако цепь велосипеда он не трогал. Он осмотрел руль, провел ладонью под правой ручкой и по рычажку тормоза; на концах указательного и среднего пальцев остались новые пятна. Вероятно, хозяин гаража смазал тормозной рычажок, а затем забыл протереть ручку. Матиас стал искать глазами, обо что бы вытереться, но тут открылась дверь. Он быстро спрятал руку в карман, найдя в нем нераспечатанную пачку сигарет, пакетик конфет и, наконец, свернутую веревочку, о которую он тщательно, насколько это было возможно в подобной спешке, к тому же не прибегая к помощи другой руки, и в доверху набитом кармане, обтер пальцы.