Соглядатай
Шрифт:
Кончиками пальцев он проводит по обнаженной коже у основания склоненной шеи и вдоль ее изгиба, полностью открытого высокой прической; затем рука скользит у нее под ухом и точно так же слегка касается губ и лица, которое она затем невольно поднимает, открывая наконец свои большие темные глаза в обрамлении длинных, загнутых, как у куклы, ресниц.
О скалу, всплеснув, как пощечина, ударилась волна посильнее; взметнулся фонтанчик пенных брызг, и несколько капель, отнесенных ветром, упали совсем рядом с Матиасом. Коммивояжер беспокойно взглянул на свой чемодан, но брызги на него не попали. Он посмотрел на часы и резко встал. Было пять минут двенадцатого; сорок пять минут, о которых он условился с хозяином гаража, уже истекли, велосипед должен быть готов. Быстрым шагом он взобрался по плоским
Завернув за угол возле скобяной лавки, позади монумента павшим он сразу увидел сверкающий никелированный велосипед, прислоненный к рекламной доске кинотеатра. Лучи солнца брызгали в разные стороны, отражаясь от бесчисленных полированных деталей. Подойдя поближе, Матиас смог убедиться в совершенстве этой машины, которая была оснащена всем, что только можно было пожелать, и имела еще много других принадлежностей, назначения которых Матиас не знал, а потому счел их излишними.
Обогнув рекламную доску, он сразу же вошел в зал кафе, чтобы заплатить за прокат. Там не было ни души, но на самом видном месте, посреди стойки, на кране сифона с газированной водой был прикреплен листок бумаги. Он гласил: «Возьмите велосипед, который стоит перед дверью, и положите здесь двести крон залога. Спасибо».
Вынимая из бумажника две банкноты, Матиас не переставал удивляться такому способу ведения дел: раз уж ему доверяли настолько, что даже не стали проверять, оставит ли он деньги, тогда зачем требовать залог? Его порядочность оказывалась лишний раз поставленной под сомнение. Если он сделает как велено, а какой-нибудь вор придет раньше хозяина гаража, то как он, Матиас, потом докажет, что он заплатил? С другой стороны, если он не исполнит этого предписания, то сможет запросто сказать, что деньги были украдены. Скорее всего, ни одного преступника на острове не существовало и опасаться было некого. Он подсунул две требуемые банкноты под сифон и вышел на улицу.
Пока он заправлял штанины в голенища своих высоких сапог, раздался знакомый веселый голос:
– Ничего себе машина, да?
Матиас поднял глаза. В дверном проеме над рекламной доской показалась голова хозяина гаража.
– Ну, для такой машины… – согласился Матиас.
Взгляд его скользнул по афише вниз. Принимая во внимание геркулесово сложение мужчины в одеждах эпохи Ренессанса, ему, наверное, ничего не стоило прижать к себе молодую женщину; значит, он сам предпочитал держать ее таким образом, запрокинув назад – вероятно, чтобы лучше видеть ее лицо. На полу, у них под ногами, распростертая на черно-белых плитках…
– Это программа на прошлое воскресенье, – вмешался хозяин гаража. – Я жду новую афишу и бобины, которые должны прийти сегодня с утренней почтой.
Чтобы купить пачку сигарет, Матиас ненадолго заглянул в табачный киоск, зайдя туда вместе со своим собеседником, который был немало удивлен, найдя под сифоном денежный залог; он заявил, что это была ненужная формальность, вернул обе банкноты Матиасу и смял в комок прикрепленную к сифону бумажку.
На пороге они обменялись другими ничего не значащими словами. Хозяин табачной лавки снова начал расхваливать достоинства своего велосипеда: шины, тормоза, переключение скоростей и т. д. Наконец, когда Матиас садился в седло, он пожелал ему удачи.
Коммивояжер поблагодарил его. «Я вернусь к четырем часам», – сказал он, отъезжая. Правой рукой Матиас держал руль, а левой – чемоданчик, который он не хотел привязывать к багажнику, чтобы не тратить лишнего времени при каждой остановке. Чемодан не очень тяжелый и потому не будет мешать ему крутить педали, поскольку он не собирается ехать с большой скоростью или совершать на велосипеде акробатические трюки.
Сперва он направился по разбитой мостовой к садику у мэрии. От него повернул налево и поехал по дороге, ведущей к большому маяку. Как только булыжная мостовая площади осталась позади, ехать стало намного легче, и Матиас остался весьма доволен своей машиной.
Домики, стоявшие по краям улицы, по виду уже были типично деревенскими: одноэтажные, с низкой дверью и двумя квадратными окнами по бокам. Если останется время, Матиас зайдет в них на обратном пути; слишком долго он болтался в этом поселке. Он быстро подсчитал, сколько ему оставалось до отплытия корабля: от силы пять часов; из которых следует вычесть переезды на велосипеде: максимум один час – этого было достаточно, чтобы полностью проехать все расстояние, не превышавшее (если он не ошибался) десяти – пятнадцати километров. Так что на заключение сделок (и отказы) у него было около четырех часов, то есть двести сорок минут. Он не станет заниматься долгими уговорами строптивых клиентов: как только почувствует, что товар не купят, сразу же соберет чемоданчик; таким образом он будет отделываться от большинства отказов за несколько секунд. Чтобы сделка была эффективной, при разумном подходе на каждую из них надо рассчитывать по десять минут, включая небольшие хождения по деревушкам. При таких условиях двести сорок минут означали успешную продажу двадцати четырех пар часов – может быть, не самых дорогих, например по средней цене в сто пятьдесят или сто семьдесят крон, составляющих прибыль в…
В тот момент, когда он выезжал за пределы поселка, он вспомнил про матроса из пароходной компании, про его сестру и трех племянниц. Он находился как раз напротив последнего дома, который стоял по правую руку в небольшом отдалении от всех остальных, – так что, не особо лукавя, он мог считать его первым в сельской местности. Он остановил велосипед, прислонил его к стене и постучал по деревянной дверной доске.
Матиас взглянул на ногти. Пальцы со стороны ладони пересекал длинный, совсем свежий след от смазки. Однако цепь велосипеда он не трогал. Он осмотрел руль, провел ладонью под правой ручкой и по рычажку тормоза; на концах указательного и среднего пальцев остались новые пятна. Вероятно, хозяин гаража смазал тормозной рычажок, а затем забыл протереть ручку. Матиас стал искать глазами, обо что бы вытереться, но тут открылась дверь. Он быстро спрятал руку в карман, найдя в нем нераспечатанную пачку сигарет, пакетик конфет и, наконец, свернутую веревочку, о которую он тщательно, насколько это было возможно в подобной спешке, к тому же не прибегая к помощи другой руки, и в доверху набитом кармане, обтер пальцы.
И понеслось: подготовительная беседа, брат, который работает в пароходной компании, наручные часы по ценам вне конкуренции, коридор, разделяющий дом посередине, первая дверь направо, просторная кухня, овальный стол в центре кухни (впрочем, скорее это был не кухонный, а обеденный стол), клеенчатая скатерть в ярких цветочках, нажатие пальцев на замок из фальшивой меди, откидывающаяся крышка, черный ежедневник, рекламные проспекты…
По другую сторону стола в прямоугольной рамке, стоящей на буфете (буфет тоже из обеденной обстановки), среди самых разнообразных и причудливых предметов, начиная от кофемолки и заканчивая колючей рыбой, привезенной из восточных колоний, в рамке из хромированного металла высотой в двадцать сантиметров, наклоненной на невидимой подставке, была фотография младшей дочери, Виолетты.
Разумеется, это была не Виолетта, но во всяком случае кто-то очень на нее похожий; в особенности лицом, потому что по одежде было видно, что эта девочка еще ребенок, несмотря на начинающие обозначаться округлости тела, которые уже могли бы принадлежать юной девушке невысокого роста. На ней была повседневная – деревенская – одежда; эта подробность была удивительна, поскольку в деревнях не принято увеличивать и вставлять в рамку любительские снимки: обычно на фотографиях там запечатлевают какое-нибудь событие, и, разодевшись в воскресное платье (в этом возрасте оно, как правило, надевается по случаю первого причастия), отправляются к фотографу, и снимаются рядом со стулом и комнатной пальмой. Виолетта же, напротив, стояла, прислонясь к прямому стволу сосны, голова ее касалась коры дерева, ноги напряжены и слегка расставлены, руки сложены за спиной. Глядя на ее позу, в которой странным образом смешивались отрешенность и скованность, можно было подумать, что девочка привязана к дереву.