Сохраняя веру (Аутодафе)
Шрифт:
72
Тимоти
Через пятьдесят дней после воскресения Христова одиннадцать апостолов собрались в Иерусалиме во время иудейского праздника Недель [82] . Внезапно сделался шум с неба, как от несущегося сильного ветра, и им явились разделяющиеся языки огненные, и все они исполнились Духа Святого.
В воспоминание этого огненного Богоявления празднуется христианская Пятидесятница [83] , излюбленный день для посвящения в сан епископов. Такие церемонии окрашены в ярко-алый цвет, который служит напоминанием одновременно и о божественном огне, и о крови апостолов, из которых все, кроме одного, приняли мученичество.
82
На иврите — Шавуот.
83
Более распространенное название — Троица.
В воскресенье, 26 мая 1985 года, в храме Святого Петра в Риме Тимоти Хоган стоял лицом к лицу с Его Святейшеством папой: весь в алом, только шапочка на нем была белая. По обе руки от святого отца, облаченного в алое одеяние и белую шапочку, стояли два кардинала, один из которых был архиепископ Нью-Йоркский. Как и на других участниках церемонии, на Тимоти был нагрудный крест — единственное дополнение к его простому облачению, которое он сегодня надел в последний раз.
Глядя на Тима своим пронзительным взором, папа, как верховный исполнитель обряда посвящения, задал ему вопрос о готовности принять на себя обязанности епископа.
— Готовы ли вы повиноваться наместнику святого Петра?
Тим лишь сумел прошептать:
— Готов.
Он преклонил колени. Теплые ладони святого отца коснулись его макушки. «Никогда в жизни мне не быть ближе к Господу, чем теперь», — сказал он себе.
После того как его головы коснулись руки обоих кардиналов, папа помазал ему темя елеем, начертав сложенными указательным и большим пальцами знак креста.
В огромном храме Святого Петра стояла такая тишина, что было слышно, как Его Святейшество прошептал: «L’anello» [84] . И затем тихо добавил по-итальянски: «Вашу руку». Тим послушно выставил вперед руку, и Его Святейшество надел ему на безымянный палец перстень, торжественно объявив:
84
Перстень (ит.).
— Бери этот перстень как печать своей верности Всевышнему. С верой и любовью оберегай невесту Господа, святую церковь Его.
На Тима вдруг накатила грусть. «Вот мое венчание, — подумалось ему. — Единственное, которое суждено мне в земной жизни».
Наклонив голову для благословения понтифика, архиепископ Тимоти Хоган бросил быстрый взгляд на собравшихся и увидел своего радостно сияющего наставника, отца Аскарелли. В его присутствии Тим лишь сильнее ощутил себя недостойным столь высокой чести. Человек таких дарований, как Аскарелли, вполне заслуживал кардинальской шапки. Но, будучи настоящим иезуитом, он презирал чины.
Несколько лет назад Тим спросил старика, не привлекает ли его алый цвет кардинальской мантии, и тогда тот помотал головой и буркнул:
— Sacerdos sum, non hortus. Я священник, а не цветочная клумба.
Понтифик возложил на голову новоиспеченному архиепископу белую с золотым митру и передал ему пастуший посох — символ пастырского долга.
В конце мессы, когда хор запел «Аллилуйя!», Тим вернулся в ризницу, снял с себя торжественные регалии и вышел на площадь Святого Петра. Швейцарские гвардейцы в полосатых черно-оранжевых мундирах и средневековых доспехах образовывали дорожку в море людей.
Теперь он официально являлся архиепископом церкви Санта-Мария делле Лакриме. Это была простая формальность: все епископы, получающие сан без указания конкретной епархии, номинально приписываются к той или иной церкви в самом Риме.
Санта-Мария была «выделена» Тиму усилиями княгини Сантиори в знак особого расположения. В каком-то смысле эта эфемерная связь усугубляла нереальность происходящего. Неужели он, Тимоти Хоган, некогда гроза бруклинских улиц, удостоился высокого епископского сана?
В глубокой задумчивости он начал переходить улицу, направляясь к Виа-делла-Кончиляцьоне, когда сзади раздался немного гнусавый голос:
— Vostra Grazia, Vostra Grazia!
Он обернулся и увидел маленького человечка средних лет в потертой вельветовой куртке и берете. Тот бежал к нему, неустанно повторяя: «Ваша честь, Ваша честь!»
Тимоти остановился и спросил, в чем дело.
— К вашим услугам, Ваша честь, — почтительно залопотал человечек. — Вот моя визитка.
На карточке значилось: «Лука Донателли, видеосъемка всевозможных мероприятий».
— Пожалуйста, примите мои смиренные поздравления и непременно свяжитесь со мной, если захотите иметь памятные кадры этого славного события. Разумеется, я делаю в формате по вашему выбору — VHS или «Бета».
Прием проходил на вилле княгини.
Казалось, время не властно над резиденцией Сантиори — и над самой хозяйкой, чудесным образом сохранявшей молодость благодаря строгому режиму, диете, физическим упражнениям и молитвам. А кроме того — ежегодным курсам в эксклюзивной клинике доктора Ниханса в Монтре.
Едва войдя на виллу, Тим порывисто обнял княгиню, чуть не оторвав миниатюрную женщину от земли.
— Grazie, Cristina, — прошептал он. — Grazie per tutto [85] .
— Не глупите, Ваша честь, — улыбнулась она. — Вы поднялись благодаря своим заслугам. Я лишь горжусь тем, что разглядела их одной из первых.
— При всем уважении к вам, ваше высочество, — встрял отец Аскарелли, — я открыл его раньше вас. — Он обнял своего протеже и тихонько шепнул: — Пурпурный цвет тебе к лицу, мой мальчик. Продолжай и дальше так же служить Господу.
85
Спасибо, Кристина. Спасибо за все (ит.).
За длинным столом сидели девятнадцать гостей. Архиепископ Орсино в последний момент прислал телеграмму с извинениями, что не сможет присутствовать. Сверкал хрусталь, и вино из тосканских виноградников семьи Сантиори было под цвет облачений приглашенных — всех, за исключением отца Аскарелли.
Тима представили нескольким епископам зарубежных церквей, находящимся с ознакомительной поездкой в Риме, и еще нескольким префектам святых конгрегаций Ватикана. Здороваясь с Тимом за руку, кардинал города Нью-Йорка театрально воскликнул: