Сохраняя веру (Аутодафе)
Шрифт:
— Как долго вы храните письма, если за ними никто не приходит?
— Вечно, — ответил клерк. — Мой начальник сумасшедший. У нас здесь лежат письма с пятидесятых годов. Представляете — они уже успели пожелтеть!
У Тима по спине пробежал холодок. Он спросил:
— Для Тимоти Хогана ничего нет?
— Сейчас посмотрим, — ответил клерк, взял картонный ящик с буквой «X» и принялся перебирать письма. Наконец он поднял глаза и сказал: — К сожалению, ничего.
У Тима перехватило дыхание. Оставалась последняя призрачная надежда.
— А можно спросить — для Деборы Луриа что-нибудь есть?
Клерк порылся в пачке на букву «Л» и сказал:
— Увы. Этому адресату тоже ничего.
— Это значит, она забрала письмо? — спросил Тимоти с нарастающим волнением.
Недоумевая, почему посетитель так разволновался, молодой человек улыбнулся:
— Очень логичное заключение.
Тим бросился на улицу и стремглав понесся по кипарисовой аллее, ведущей к Центральному автовокзалу.
Он парил на крыльях надежды.
Еще до отъезда из Италии он провел глубокие изыскания на предмет не только точного местоположения кибуца, где жила Дебора, но и маршрута автобуса, связывающего его с Иерусалимом.
В последние напряженные дни в Риме он экономно тратил карманные деньги, откладывая на поездку.
И вот теперь его жертва оказалась вознаграждена. В одиннадцать сорок он сидел в автобусе Иерусалим — Тверия. Он должен был довезти его до места, откуда до кибуца Кфар Ха-Шарон можно дойти пешком.
По дороге водитель в микрофон давал пояснения к библейским местам, которые они проезжали.
В обычных обстоятельствах Тимоти, несомненно, был бы потрясен фразами типа: «Справа вы видите древнюю Вифанию, дом сестер Марии и Марфы, в котором Иисус воскресил из мертвых их брата Лазаря». Но сейчас он смотрел в окно невидящими глазами. Его состояние было сродни гипнозу, не настолько сильному, однако, чтобы избавить его от страха. Как его примет Дебора? Ведь она прочла письмо, но не оставила ответа…
Где-то недалеко от Афулы Тим прочел на указателе: «Назарет».
Странно, но даже это не произвело на него впечатления.
Неужели чувства к Деборе у него сильнее, чем любовь к Господу?
28
Дебора
— Дебора… Дебора!
Дебора работала в поле, а к ней издалека с криками бежал мальчишка лет десяти.
— Поаккуратнее там, Мотти! — предостерегла она. — Мы тут не картофельное пюре выращиваем.
Она отерла лоб носовым платком, уже влажным и грязным от пота.
— Дебора! — снова закричал мальчик. — Тебя Боаз вызывает!
Она выпрямилась и ответила:
— У нас через полчаса перерыв на обед. Это может подождать?
— Он сказал, прямо сейчас!
Дебора вздохнула, воткнула тяпку в грядку и устало побрела в сторону конторы.
Где-то на полпути ее осенила догадка: может, заболел кто-то из родных? Ее стали одолевать предчувствия. Не стал бы Боаз вызывать ее с поля по какому-нибудь пустяку. Наверняка у него для нее плохие новости.
В приемной трудились трое кибуцников в возрасте. Две седые женщины-машинистки сосредоточенно стучали по клавишам своих громоздких машинок, а восьмидесятидвухлетний Иона Фридман манипулировал коммутатором за центральной стойкой.
— Иона! — испуганно взмолилась Дебора. — Что за спешка?
Старик пожал плечами:
— Откуда мне знать? Я всего лишь сижу в приемной. Доложить Боазу, что ты здесь? Или хочешь немного привести себя в порядок?
— Это зачем мне надо «приводить себя в порядок»? — удивилась она.
— Ну, — ответил старик с извиняющейся улыбкой, — ты немного шмутцик [33] . Здесь… и вот здесь. — Старик заботливо отер ей лицо.
— Я же картошку копала, как еще я могу выглядеть?
33
Грязная (идиш).
— Ну, ладно, иди уже.
Она тихонько постучалась.
— Да-да, Дебора, — торжественным голосом позвал Боаз. — Набери побольше воздуха и входи.
Воздуха? Она едва не лишилась чувств. Медленно она открыла дверь в кабинет.
Перед ней, нелепый в своем спортивном костюме и красный как рак от израильского солнца, стоял тот, чье лицо являлось ей все эти три года. Тот, с кем свидеться она уже и не мечтала.
В первую минуту Дебора лишилась дара речи.
Тимоти, смущенный не меньше ее, с трудом выдавил:
— Привет, Дебора. Рад тебя видеть.
В комнате воцарилось молчание, нарушаемое только гудением кондиционера.
Наконец Тим заговорил снова.
— Прекрасно выглядишь, — тихо сказал он. — Ну, то есть… загар тебе к лицу. — Голос его сошел на нет.
Неожиданно ее охватило смущение.
Хотя она уже давно привыкла к обычной для кибуцника одежде, стоя сейчас перед Тимом в одних шортах и майке, она вдруг почувствовала себя голой.
Боаз попытался снять напряжение.
— Послушай, Дебора, я вижу, вам двоим есть о чем потолковать. Отправляйтесь сейчас на кухню и запаситесь сандвичами. А потом устройте себе пикник. — И с притворной суровостью добавил: — Только ровно в четыре изволь явиться на делянку!
Он поднялся и вышел из кабинета, оставив молодых людей в таком замешательстве, что ни один не знал, что делать дальше.
Они смотрели друг на друга, не двигаясь с места.
Тим неуверенно спросил:
— Как ты себя чувствуешь?
— Замерзла, — улыбнулась она, потирая загорелые руки. — Кондиционер слишком шпарит…
— И я замерз, — ответил он, понемногу освобождаясь от смущения. — Пойдем туда, где теплее.
Они загрузили в проволочную корзинку питы [34] , сыр и фрукты и уже собрались идти, когда их окликнул повар:
34
Лепешки из пресного теста.