Сокол Ясный
Шрифт:
– Я знаю. Так что – не приехали?
Огневед молча покачал головой. Лада знала условие своего полного освобождения: должен вернуться Пребран.
– Да уж едва ли приедут, – добавил волхв. – Все, по реке уж не ездят который день. Теперь ждать, пока лед пройдет, а там на лодьях…
– Стало быть, князь Бранемер будет за меня биться?
Огневед выразительно посмотрел на нее и помолчал. Он так и не определился, одобряет ее побег с Бранемером или нет. Конечно, после смерти Белоденки дешнянам нужна была новая Лада, и во всем свете не сыскалось бы другой, столь же подходящей: такого же высокого рода, такой же красивой и обученной всему нужному, так что Огневеду и наставлять
Но он знал и главное: Унелада пришла на Десну, желая здесь остаться. Будучи при этом невестой совсем другого жениха. Оскорбление, нанесенное князьям дивнинских кривичей, Огневеда беспокоило мало. Но негодующий жених был здесь и требовал поединка. А был он молод, но достаточно зрел, чтобы одолеть почти пятидесятилетнего соперника. И Огневед понимал, что, ловя эту жар-птицу, его седеющий князь может потерять голову. А кто останется ему на смену?
– Ох, девица! – вздохнул волхв.
– Я помогу ему! – сказала она, понимая, о чем Огневед думает. – Передай ему…
Она вынула из-за пазухи маленький льяной мешочек на плетеном красном шнуре, внутри которого прощупывался другой шнур, завязанный множеством сложных узлов.
– Пусть князь это на свое оружие привяжет. И не коснется его железо вражеское, не прольется красная кровь, и благословение богов принесет ему победу.
Огневед подошел, спустил рукав и осторожно взял мешочек через ткань. И даже так ощутил исходящие из него потоки силы. Он глянул на девушку: Унелада сидела, сложив руки на коленях и опустив веки, лицо ее казалось осунувшимся, словно она отдала своему ночному труду все силы. А может, виноват был бледный свет утра, пробивавшийся в высоко расположенные оконца. Теперь светало рано: наступавшая весна отвоевала у зимы уже половину суточного времени.
***
– Если за ночь не подморозит, ехать будет нельзя.
Обоз застрял веси, отстоявшей от Витимерова всего на один переход. Лед реки, хоть еще и не вскрывшейся, стал непроезжим: он был залит водой и покрыт полыньями. Уже два дня ехали берегом, но и там, благодаря теплу последних дней, остатки наста были перемешаны с раскисшей грязью, поэтому продвигались медленно и с трудом. В эту пору уже никто не ездит, но отказаться и переждать было нельзя. Лютомер и Лютава понимали, что если они с Пребраном и Младиной не поспеют в Витимеров до Ладиного дня, то судьба Унелады будет решена. А Младина не знала роздыху от беспокойства: ведь там, куда они стремились, находился Хортеслав! Если до Ладиного дня Бранемер не получит своего наследника, он не отдаст Унеладу. А Хорт не из тех людей, кто позволит себя грабить прямо на глазах. И что из этого всего выйдет?
Радом со своими парнями ходил смотреть дороги. До пробуждения Лады оставался тоже один день. Они успели бы, если бы выехали наутро и к вечеру добрались до Витимерова. Но Радом сказал, что санями ехать невозможно. Верхом еще кое-как…
– Гонца Браняте пошлем, – сказала Лютава. – Пусть знает, что мы близко, и Уладу в дорогу снаряжает.
Но Младину это решение не успокоило. Она чувствовала себя так, будто стоит в проеме двери; дверь уже открыта, уже можно занести ногу на порог, но что-то мешает. Марена была уже слаба; Младина постоянно чувствовала где-то рядом это одряхлевшее, обессиленное существо, желающее только покоя. Она видела ее тающие одежды в полосах серого снега, а проталины черной земли казались морщинами мертвого лица с закрытыми очами. Ветер теребил голые еще ветви деревьев, будто волосы мертвого тела, брошенного в чистом поле. И в то же время лохмотья обтаявшего
– Ты сама понимаешь, что происходит? – спросила она в тот вечер, когда стало ясно, что придется задержаться.
Младина только посмотрела на нее. Она и понимала, что Лютава и Лютомер на двадцать лет опытнее ее, а значит, должны помочь, но слова не шли. Ее душа превратилась в борьбу стихий, бурю на грани, грозу на рассвете, где было много силы, но мало осознания. Для осознания ведь нужен покой и тишина, а ей хотелось немедленно вступить в схватку с кем-то, броситься на преграду между нею и ее счастьем. Она лишь не могла еще понять, кто ее враг и где это преграда.
Неудивительно, что, заглянув ей в глаза, Лютава в испуге отшатнулась и побежала за Лютомером.
– Ты сам-то понял, кого ты родил? – смутно донесся до Младины ее взволнованный голос, будто сквозь вой ветра.
Лютомер подошел, крепко взял дочь за плечи и заставил посмотреть себе в глаза. Под его взглядом Младина немного успокоилась: ее сила словно хлынула в бездну, как река, которая наконец нашла прореху в запруде.
– Почему ты не хочешь уходить? – очень тихо спросил Лютомер, глядя ей в глаза и обращаясь к кому-то внутри нее. – Что ты хочешь получить?
Младина не могла вымолвить ни слова, но пред глазами у нее непрерывно кружился сокол, сияющий солнечным золотом перьев. Он рвался к ней, но натыкался на невидимую преграду и отталкивался; на его груди уже блестела ярко-красная кровь, и Младина в ужасе закрыла лицо руками.
– Скорее… – прошептала она. – Надо ехать… Или будет беда…
– Но как же мы поедем? Если бы подморозило…
Младина молча встала и пошла из избы. В общем, она могла бы никуда и не ходить, но ей хотелось видеть небо. Где-то там, за серыми низкими облаками, был ее сокол – носился под небом, отыскивая выход вниз, к ней. К той, что любила его со всей силой недозволенности, обреченности, выражая тем самым главное назначение смерти – открывать дорогу к новой жизни.
Это было так легко. Мелькнуло ощущение, что легче всего перекинуться волчицей и побежать, длинными невесомыми прыжками перелетая через грязь и воду. Но ей нужно было доставить туда всех, кто шел вместе с ней. Она засмеялась, представив, как вдоль реки бегут вереницей несколько волков, медведь, тур. Но это бы внесло слишком много Нави в Явь, что грозило разрушением земного мира. И тогда она просто протянула руки на север.
– Слуги мои верные, ветры холодные! – крикнула она. – Лебеди мои черные! Несите стужу-вьюгу на крылах своих, белым снегом засыпьте дорожки и тропинки земные, ледяными путами реки опутайте, ледяным молотом мосты железные мостите!
И вдохнула – весь мир холода и льда влился в ее грудь, выходя из бездны. Потом выдохнула – и ледяной вихрь пронесся над землей, отодвинув за небокрай уже такую близкую весну. Она держала руки ладонями вверх над головой, и среди облаков все яснее виделись машущие крылья черных лебедей. И, едва схлынул поток холодного воздуха, как с этих крыльев посыпался снег. Лебеди неслись на миром, порожденные дыханием Марены – дряхлая старуха зачерпнула силы из подземных рек, в кои весь мир невольно вливает по капле, и замирающая черная кровь быстрее заструилась в ее жилах.