Сокол Ясный
Шрифт:
– Ты, стало быть, сын Бранемера… Пребран? – уточнила Младина, разглядывая его лицо.
Он кивнул, не поднимая глаз.
– А у родителей тебя как звали?
– Ог… Огнесвет.
– И ты не хочешь жениться?
Он помотал головой.
– Отец тебе невесту нашел… то есть меня. Нарочно старался, чтобы тебя от медвежьей шкуры избавить и назад в люди вернуть. А ты не хочешь.
– Но я же… Какое мне… в люди?
– Ты ведь у отца единственный сын. Если ты в лесу останешься, кто будет ему наследовать?
Он промолчал. Видимо, на этот вопрос ответа не имелось.
– Отпустила бы ты меня, – повторил он. – На кой
– Ты и сейчас-то как медведь, – проворчала Младина, и он кивнул, чуть ли не довольный такой оценкой.
– Так отпустишь?
Младина еще подумала. Отец прислал к ней это чудо лесное, чтобы она… Одобрит ли он, если она действительно отпустит Пребрана на волю? Тоже, сокровище! Выходить за него замуж ей совершенно не хотелось – даже если окажется, что Хорт ей приснился и такого человека нет на свете, она предпочла бы даже вернуться в избушку Угляны или навек поселиться здесь, с Молигневой, и вместе с ней мести Пекельный Круг своей кровной родни. А дальше видно будет… Но едва ли родичи обрадуются, если она вот так возьмет и опустит его на все четыре стороны. Ведь его отец, князь Бранемер, ждет не дождется это угрюмое чучело. И держит в залоге не кого-нибудь, а ее двоюродную сестру Унеладу. Младина помнила ее: это ведь та красивая девушка, так похожая на нее, которую она видела в избушке вещих вил, когда ей вручили узду для духа-подсадки. Та девушка улыбалась ей с родственной любовью, как истинная сестра. А теперь она нуждается в ее, Младины, помощи. Без этой помощи ей не выйти на вольный свет и не попасть к собственному жениху. Если уж не себе, то сестре Младина должна была помочь.
– Вот что! – объявила она, когда он запихнул в себя кашу, вытер рот тыльной стороной ладони и опустил ложку. – Просто так я тебе волю дать не могу. Твой отец увез к себе мою сестру и держит в подземелье. Он думает, что мои родичи тебя нарочно от него прячут. Поэтому ты поедешь со мной на Десну. Покажешься отцу. Он отпустит мою сестру. И тогда я тебя от обручения освобожу.
– Я не могу к отцу! – со смесью мольбы и досады отозвался Пребран. – Он меня не выпустит!
– Тебя, медведя? В погреб, что ли, запрет?
– Ну…
– Ты поедешь! – Младина вскочила на ноги и даже хлопнула ладонью по столу. – Ты не балуй! Я ведь на тебя управу найду!
Мелькнула мысль о подсадном духе. Если только отдать ему на поживу этого здоровяка, тот станет повиноваться ей, как новорожденный младенец! Младина знала, что ничего хорошего ему самому это не принесет, но готова была на многое, лишь бы добиться хоть одной полезной цели. Вырвать хоть какую победу у судьбы, которая так жестоко над ней смеется!
Пребран поднял глаза, хотел что-то ответить, даже встал… И вдруг переменился в лице, вздрогнул, согнулся. Развернулся и бросился вон из избы, шатаясь, будто в лихорадке, не сразу попал в дверь, налетел на косяк, почти вывалился наружу.
Младина кинулась за ним. В первый миг ей показалось, что он просто хочет сбежать от нее, но тут же она сообразила, что происходит. Оказавшись под открытым небом, Пребран упал на колени и согнулся лбом на снег, дрожа крупной дрожью и раскачиваясь, будто собираясь перекувырнуться через голову. Почти полная луна ярко освещала его. И Младина ощущала, как движется возле нее грань Нави: он собирался обернуться медведем! И там она его не достанет! Медведь ни в женихи, ни тем более в князья не годится.
– А ну
Сорвав с плеч шерстяной платок, она быстро накинула его на голову Пребрана и крепко сжала обеими руками.
– А ну стой! – приговаривала она, навалившись и обхватив его изо всех сил. – Не отпущу я тебя!
Он вскрикнул, зарычал, как зверь, но она только сильнее сжала. Да она бы верхом села ему на плечи, лишь бы удержать. И внутри нее тоже происходила борьба: ее внутренняя сущность не то отталкивала нечто чуждое, не то стягивала расходящиеся края дыры из Нави…
Потом существо под ней как-то обмякло, дрожь прекратилась. Младина еще подождала. Потом осторожно приподняла платок, запустила под него руку и пощупала. Нет, не шкура и шерсть – под пальцами она ощущала человеческие спутанные волосы, кожу с морщинами на лбу, горячую и мокрую от пота, брови, щеку под бородой. Но это была не медвежья шкура – что она, медвежин не видала, что ли?
Младина сдернула платок. Пребран поднял голову, и она увидела все то же лицо. Пощупала уши – человеческие, не медвежьи.
– Ну, вот! – с удовлетворением заявила она. – Сбежать надумал? От меня не сбежишь… женишок.
Пребран ощупал собственное лицо, потом посмотрел на свои руки, будто впервые видел. Поднял глаза на нее.
– Что это?
– Где?
– Я что… – Он еще раз провел рукой по лицу, даже приоткрыл рот и пощупал собственные зубы. Это выглядело дико, и Младина видела, что он потрясен и изумлен. – Как это вышло?
– Не вышло у тебя ничего.
– Это ты меня… оборотила?
– Я тебя не отпускала. А ты бежать. Не годится так. Отец за тебя слово дал, значит, держи. Ты поедешь со мной на Десну, ты понял? Когда твой отец отпустит на волю мою сестру, я отпущу на волю тебя. И мой отец разрешит тебе стать Одинцом, если… одолеешь всех остальных.
– Уж я бы кого не одолел… – пробурчал он.
Младина усмехнулась: вожаки боролись без оружия, а против медвежьей силы кто бы устоял?
– Пойдем. – Она встала. – Подожди только, я огонь загашу и кожух возьму.
Когда она вышла, уже одетая, Пребран послушно ждал ее возле дверей. Шкуру с личиной он не взял, но не заметно, чтобы ему было холодно в кожухе и без шапки. По пути Младина искоса поглядывала на него. Не красавец, зато здоровенный какой! Пожалуй, если его причесать и одеть как следует, был бы жених не хуже других. Но… как же все это вышло? Где Хорт? Если он вообще на свете? Уж если ее отец сказал, что она уже много лет обручена с этим лохматым лесным чудом, значит, так и есть. Но почему ей снился совсем другой? И почему Хорт в том летнем сне был убежден, что она, Младина, его невеста? У кого спрашивать?
Когда они вышли на поляну, тут уже гудело веселье: горело целых три костра, ярко освещая не только поляну и бревна, но и низкие земляные избы по кругу, над углями обжаривались куски дичи, мужчины ели уже готовое, запивали пивом, привезенным из Ратиславля. Личины они сняли, и теперь можно было видеть бородатые, покрытые шрамами, обветренные лица лесных жителей – от пятнадцати до пятидесяти лет. Состязания на сегодня уже были закончены, победители ждали завтрашнего продолжения. Радом пел какую-то старину про неведомого «удалого молодца», сидящие вокруг подпевали и хлопали в лад. Кто-то уже налаживался плясать, нетвердо топая хмельными ногами по площадке поединков.