Сокол. Трилогия
Шрифт:
Хатхор…
Никаких других статуй и изображений богов или богинь в храме не было, не считая многочисленных росписей, покрывавших стены. Росписи изображали в основном юных гибких танцовщиц, почему-то нарисованных голубой краской. Вот одна изогнулась в танце, коснувшись пола густой волнистою шевелюрой, вот другая высоко подпрыгнула, расставив в стороны стройные ноги, третья встала на голову, четвертая… четвертая уже уединилась в обнимку со жрецом… да еще в интересной позе… ай-ай-ай… такие уж тут дальше пошли картинки, что дух захватывало! Максим даже
– Любуетесь?
Вот черт! Они и не заметили, как сзади тихонько подошел жрец. Молодой, бритоголовый… тот самый, что недавно купил на базаре девушку? Может, и тот. Хотя они тут все похожи – все молодые, мускулистые, бритоголовые.
– Да. Очень красивые рисунки!
– Занимались бы лучше своей работой!
– О, господин. Сейчас идем. Мы только взглянули одним глазком, интересно ведь! Да, вот еще что хотели спросить. Насчет досок.
– Досок?
– Да, господин. Мы завтра будем ремонтировать храм Амона, и, боюсь, не успеем сегодня перетащить туда все доски. Не разрешишь ли оставить их здесь, перед входом в молельню?
– Доски?! Постойте… Вы завтра уходите в храм Амона? А ворота? Успеете ли вы поставить ворота?
– Конечно, успеем, господин, – от всей души заверил Максим. – Сладим все в лучшем виде. Вот только доски… Если придется таскать их к храму Амона, то, боюсь, с воротами…
– Если поставите ворота, так и быть – бросайте здесь доски! Но только до утра.
– Да не оставят тебя боги своими милостями, добрый человек! Завтра всенепременно явимся.
Поклонившись, «плотники» вышли наружу и присоединились к своему «напарнику», азартно работавшему молотком.
Ворота были отремонтированы качественно и в срок, так что у жрецов храма Хатхор не было причин жаловаться. Толстые, непрошибаемые ничем доски из киликийской пихты пригнаны одна к одной, без единой щелочки. Да на таких воротах можно свободно по Великой Зелени плыть без опаски, ежели, конечно, использовать их заместо плота!
Вот именно такими словами и похвалился Панехси, получая за работу несколько горшков меда – жрецы не обманули, заплатили щедро! Мед – это уж такая вещь, которую на что хочешь обменять можно!
– Воистину, вы поработали на славу, – оценил качество ворот главный жрец – столь же молодой, как и все другие. – Где же твои напарники, что-то я их не вижу?
– Ушли договариваться с храмом Амона. Чтоб утром начать сразу.
– А что, в храме Амона тоже сожгли ворота?
– Ха! Если бы только ворота! Его едва весь не спалили. Прямо какая-то секта поджигателей храмов, клянусь Тотом!
Простившись с главным жрецом, плотник удалился, прихватив с собой горшки с медом. А в притворе храма, как раз перед главной залой, остались лежать смолистые ароматные доски из киликийской пихты. Целый штабель.
–
– Что? Что такое? – Максим оторвался от дырки из-под сучка в одной из досок, служившей смотровым отверстием.
– Чихать хочется, – честно признался тезка. – Ой, не могу уже.
– Ну так чихай, пока никого нету!
– А-а-апчхи!!!
Ах-маси громко чихнул, громко – так почему-то показалось Максу, словно бы на всю залу!
А нет, похоже, никто и не услышал. Или не придал значения, в храме-то никого не было, уж по крайней мере в пределах видимости, если уместно здесь было бы употребить сейчас это слово. Зала освещалась лишь полной луною, мерцающие лучи которой окрашивали стены, пол и статую Рогатой богини странным призрачно-голубоватым светом.
– Темно как, – прошептал Ах-маси. – Может, пора уже выбираться?
– Думаю, что еще рановато, – подумав, тихо отозвался Максим. – Вряд ли жрецы уже заснули… Чу! Слышишь?
– Что?
– Что-то звякнуло!
– Ага… Кажется, идет кто-то.
– Тсс!
Из залы явственно донеслись чьи-то упругие шаги… голоса… смех…
Музыка! Да-да, музыка – кто-то дернул струну арфы: «Мба-а-аммм!»
– Мистерия, – шепнул Макс. – Сейчас вот все и начнется. Может, даже увидим, как Рогатой будут приносить жертвы.
– Жертвы? Чего ж в этом такого?
– Девушек, Ах-маси! Красивых юных девушек, попавших в гнусные лапы жрецов!
– Ужас какой! А мы что, так и будем спокойно на это смотреть?
Максим не успел ответить: в храме вдруг грянула музыка. Зазвенели кимвалы, забили барабаны и бубны, вот в общий хор вступили арфы, свирель…
Странная это была мелодия. Точнее – никакая, просто какая-то какофония, шум… Прерванный чьим-то властным повелительным голосом:
– О, Хатхор!!!
Все резко смолкло. Максим, как ни крутился, так и не смог увидеть говорящего – тот стоял с левого края, у самых колонн.
– О, великая богиня любви, око Ра и мать Хора! О, владычица бирюзы, чей образ вдохновлял многих! Прими… прими же теперь этот танец и, прошу тебя, не суди слишком строго!
Дробно зарокотали барабаны, звякнули – на этот раз вполне слаженно – кимвалы: дзинь!!!
На стенах зажглись голубые светильники. Барабанная дробь вдруг сделалась тише, и стал хорошо слышен другой звук – быстро приближающийся звон колокольчиков.
– Ах! – не в силах сдержаться, выдохнул Макс, увидев, как одна за другой в зал вбежали девушки в длинных лазоревых платьях. Вбежав, на миг застыли, воздев руки к небу…
– О, Хатхор!
…и тут же пали ниц, распластавшись на мраморном полу храма.
Барабаны зарокотали громче. Ударил бубен, словно подкинувший, взметнувший девушек ввысь! Словно взвилось голубое пламя!
– Ух ты!
– Что? Что там?
– На, посмотри… Осторожней!
– Да у меня тут, рядом, тоже есть дырка… Только что выдавил сучок… О, боги! Вот это красотища!