Сокол. Трилогия
Шрифт:
Бежать! Бежать! Бежать! Пригнуться, оглянуться – ага, не так-то вы и близко. И прибавить ходу, и броситься вперед изо всех сил… Куда? Неизвестно. Куда-нибудь туда, где можно было б укрыться.
Краешек жаркого желтого солнца уже показался из-за красных песков близкой пустыни. Справа – река, поля, камыши: увы, низенькие и ничуть не густые – не спрячешься, да и видно будет, куда свернул. Впереди – пустынный, пока пустынный берег, дорога, идущая по невысокой дамбе. Именно по такой они неслись с Тейей на колеснице. Тейя…
Юноша
Впрочем, какая разница? Ничего хорошего от этого разбойного люда Максим для себя не ждал, а потому, недолго думая, сбежал с дамбы вниз и со всех ног понесся к желтым пескам начинавшейся невдалеке пустыни, на границе которой маячили какие-то развалины – то ли гробницы, то ли каменоломни. В общем, наверное, было где спрятаться, больше-то негде.
Они быстро приближались – и развалины, и преследователи. Жаркий песок нещадно обжигал ноги. Нет, это все-таки не каменоломни. Скорее всего гробница – основательные, сложенные из массивных камней стены, колонны, занимавшие немаленькую площадь. А вон высится статуя какого-то египетского древнего бога с головой собаки или волка… или шакала. А за ним – черный провал входа.
Туда! Куда же еще-то?
Не раздумывая, Максим проскочил мимо статуи и очутился в темном коридоре, извилистом, узком и полутемном. Кто-то разъяренно зашипел под ногами… змея?! Нет, шипение быстро прекратилось. Зато стали хорошо слышны раздающиеся снаружи голоса. Вперед! Раз уж скрылся, спрятался – так пусть половят! А лабиринт тут, кажется, тот еще.
Коридор то расширялся, то вновь становился узким, так что приходилось протискиваться боком, а кое-где и вообще ползти под резко понизившимися сводами. Пахло прокаленным на знойном солнце песком, мелом и еле уловимо медом. Или то был не мед, а аромат каких-то цветов, бог знает.
Вот коридор снова сузился. Вот каменной лестницей нырнул в какую-то яму, опускаясь все ниже, ниже, ниже… Пока не привел беглеца в небольшую, но не лишенную определенного уюта и изящества залу с каменными столиками, креслами, колоннами с капителями в виде выкрашенных зеленой краской каменных листьев. Симпатичные такие колонны. Лесные. Интересно, а откуда здесь свет? Ха, ну и вопрос. Как теперь отсюда выбраться – вот о чем надобно думать.
Остановившись, юноша перевел дух и осмотрелся. Тот коридор, что привел его в залу, похоже, являлся единственным входом… и выходом.
Ловушка! Черт побери, ловушка! И он сам себя сюда загнал. Где ж вражины? Что-то они не очень торопятся. А с чего б им, спрашивается, торопиться, беглец-то – вот он, словно на блюдечке. Они, верно, знают, что здесь тупик.
Максим поднял с пола увесистый каменный обломок и напряженно прислушался. Странно – ни голосов, ни шагов. Ничего! Одна тишина, мертвая тишина… наверное, такой и положено быть
В таком напряжении беглец простоял, наверное, минут двадцать, а может, и с полчаса – никто так и не появился! Интересно, что же, выходит, это какой-нибудь запретный для местных отсталых племен храм?! Если так, то Максиму сильно повезло. Правда, с другой стороны, сколько он здесь высидит? Без еды, без пищи…
Юноша осторожно прошелся вдоль стен, потрогал руками колонны – ух как отполированы! Зеркало!
А рядом, за колоннами, прямо на стене, в изысканном беспорядке висели картины! Самые настоящие картины в золоченых рамках! Вот чего Макс ну никак не ожидал здесь встретить. Картины! Ну надо же!
Раскрыв в удивлении рот, юноша невольно засмотрелся на полотна, а они, надо сказать, того стоили.
Вот темно-сине-голубая ночь, пронизанная сверкающими желтыми звездами. И река, и темные силуэты домов на берегу, и отражающиеся в лиловой воде огоньки. А на переднем плане – контуры рыбачьих лодок… и потерянные человеческие фигурки. Здорово! Максим восхищенно хмыкнул: где-то он эту картину уже видел. Как и вон ту, что рядом, – усыпанные снегом крыши домов, деревья, забор, узенькие ворота, а на них сидит какая-то птица. Сорока?
На следующем холсте – бал в каком-то открытом старинном кафе: быстрое движение, зыбкий фиолетовый пол, какой-то даже сверкающий, воздушный… и люди, люди, люди. И фонари. И зеленая листва деревьев…
Тут вот тоже зелень. Только – трава. И женщины в шляпах. И красные-красные маки.
А рядом – вообще какое-то безобразие: лужайка в темном лесу, разбросанные по траве продукты, двое одетых мужчин и две женщины. Одна, на заднем плане, в белом легком платье, а та, что впереди, с мужчинами, вообще голая. И не особенно-то красивая, надо сказать, толстая какая-то.
Господи! Копия этой картины висела у отца в кабинете! Как и та, первая, – звездная ночь. Да это ж Мане, Ван Гог…
– Ван Гог…
– Да, вы правы, Ван Гог, – со смехом произнес чей-то приглушенный голос. – А еще Моне, и Ренуар. Это все подлинники, а в Орсэ – лишь жалкие копии! Ну, здравствуйте, молодой человек, признаться, давно вас искал.
Юноша резко обернулся, силясь понять, откуда же исходит голос.
– Бон жур, месье Макс. Голову поднимите!
Глава 7
Черная земля. 1554
Неосторожный Серафим,
Вкусив бесформенного чары,
Уплыл в бездонные кошмары,
Тоской бездомности томим.
Максим поднял глаза и увидел наверху, под самыми сводами, нечто вроде балкона, на котором, улыбаясь, стоял… тот самый господин из Парижа, который…
– Месье Якба?! – удивленно-обрадованно воскликнул молодой человек. – Вы тоже здесь? Господи, хоть кто-то.