Соколиные перья и зеркало Кощеевны
Шрифт:
— Это тебе, баклан тухлый, за то, что глаза меня чуть своими когтищами не лишил! — приговаривал телохранитель.
Досмотреть экзекуцию Еве не дали. Из липких объятий кошмара ее вырвал крик, который раздавался уже в реальности со стороны реанимации. Ева узнала голос Филиппа и, на ходу накидывая медицинский халат, помчалась туда. Дежурный врач и медсестра испуганно хлопотали над пациентом, который, так и не выходя из комы, выгибался на кровати в приступе жестокой боли.
— Филипп, милый, вернись! — завладев рукой любимого, всхлипнула Ева. — Это всего лишь морок! Ты мне нужен здесь.
Балобанов
— Ничего не понимаю, — делился с подоспевшей Ефросиней сбитый с толку коллега. — Такое ощущение, что он все чувствует, но почему-то не может прийти в себя.
Ева закусила губу, чтобы не заплакать. Целительница глянула на нее участливо, а потом отпустила дежурных отдыхать, тем более что Балобанов затих, сведенные болью мышцы расслабились.
— Карина требует, чтобы Филипп забрал у вашего мужа наковальню, — пересказывая свой сон, пояснила Ева
— А луну с неба она достать не хочет? — сердито хмыкнула Ефросинья. — Пережить не может, что Велибор с Горынычем сумели ее отца опередить. Предок и тезка твоего милого, когда из родных мест уезжал, сумел хорошо запутать след. И молот верхнего мира с собой забрал. А наковальню, увы, с места не сдвинуть. Если бы Филипп только чуть раньше свой дар принял и управлять им научился!
— Она же его так совсем замучает! — продолжая держать слишком холодную руку любимого, всхлипнула Ева.
— Я надеялась, что ей хватит ума и терпения обойтись без рукоприкладства. Хотя бы в первые дни, — досадливо проговорила Ефросинья, продолжая творить волшебство, поддерживавшее силы раненого. — Теперь вижу, что медлить нельзя. Маша с Левой, о которых тебе писала Василиса, приедут из Санкт-Петербурга завтра во второй половине дня, и вы сразу вылетите в Наукоград.
— В Наукоград? — переспросила Ева.
— Рядом с ним расположен доступный твоим друзьям вход в Славь, — спокойно отозвалась Ефросинья.
Ева беспомощно захлопала глазами, пытаясь осмыслить сказанное и все еще надеясь, что ослышалась. Она, конечно, помнила основной сюжетный троп волшебной сказки, где тридевятое царство мыслится как иной мир, путешествие в который составляет неотъемлемую часть обрядов посвящения. И все же до сего дня она полагала, что и путь по тропе страха через темный лес, и шаманское восхождение на гору имеют символическое значение и с реальностью не коррелируют. Поэтому слова целительницы о том, что чугунные шапки, стальные посохи и железные башмаки имеют отнюдь не метафорический смысл, невольно ввели ее в ступор.
— Не смотри на меня так, — сочувственно вздохнула на нее Ефросинья. — Сама понимаю, что для человека вашего времени мое предложение звучит дико, но другого выхода нет. Ментальное перемещение по тонким путям, опасное даже для практикующих шаманов, для тебя пока недоступно и закончиться может в реанимации или где-то похуже.
— Но, если в этих, так называемых, тонких мирах, как сказала Карина, находится только «душа» Филиппа, — пыталась уложить предстоящую ей миссию в голове Ева, — как я смогу ему помочь? И кто останется здесь, если я уйду?
— Чтобы удерживать его на грани, надеюсь, моих сил все же
— Вы думаете, я справлюсь? — глядя на неподвижно простертого на кровати возлюбленного, спросила Ева.
— Тебя избрало перо, — напомнила ей Ефросинья.
Остаток ночи Ева просидела рядом с Филиппом, снова терзаясь противоречиями и сомнениями. Не станет ли ему, если она уедет, хуже? Правильно ли она поступает, доверившись целительнице? Конечно, она первая пришла на помощь, Василиса и Ксюша в один голос ее рекомендовали, да и судя по той ненависти, с которой о ней и ее муже говорила Карина, Ефросинья действительно на их стороне. Но не переоценивает ли она силы Евы и ее провожатых?
Ева гладила руку Филиппа, потом доставала заветное перо, вспоминала бесплодные попытки его похитить и бессильную ярость Карины. Ефросинья напоследок обмолвилась о том, что Ева тоже непростого рода, да и ее провожатые в прошлом году вызволили Василису, пройдя через Навь.
Но потом приходили новые сомнения. Как объяснить отъезд маме с отцом и родителям Филиппа? Не сочтут ли последние ее поведение легкомысленным? Да и что с собой взять в дорогу? Не железные же башмаки в самом деле заказывать!
Когда по коридорам возле пищеблока загремели тележки, медсестры пошли по палатам с назначениями, а врачи начали обход, в кабинет Ефросиньи Николаевны ее муж привел целую делегацию. Помимо отца и мамы Филиппа, которых сопровождал Михаил Шатунов, приехали родители Евы и выковавший привеску в виде сокола загадочный кузнец дядя Миша.
— Не думала, что придется познакомиться при таких обстоятельствах, — обнимая Еву, вздыхала мама Филиппа, Дарья Ильинична, кареглазая и миловидная, как сын, только подавленная и заплаканная.
Впрочем, после напряженной ночи и предыдущего дня Ева выглядела не лучше и переживала, что может показаться растрепой и растяпой, не сумевшей уберечь свое счастье. Впрочем, близкие ее любимого ее ни в чем не винили и на огрехи внешнего облика внимания сейчас уж точно не обращали.
— Мы так радовались, что Филька хорошую девушку наконец нашел, — качал темно-русой головой с сильной проседью Артем Иванович.
Хотя Балобанов-старший не тягался статью с могучим Борисом (или все-таки Велибором) Яшиным, но выправку имел армейскую и при этом двигался с текучей плавностью и полетной легкостью, вероятно, присущей всем наследникам Финиста.
— Филя же вечно тусовался со своими металлистами и байкерами, — сквозь слезы улыбаясь Еве, пояснила Дарья Ильинична. — Я все боялась, что он на своем дурацком мотоцикле голову расшибет!
Получив разрешение у Ефросиньи Николаевны, Балобановы прошли вместе с Евиной мамой в реанимацию. Остальные расположились пока в кабинете, обсуждая случившееся и вырабатывая план совместных действий.
— Ну что там твой солист? Выступил? — уточнял Велибор Яшин.
— Только что отыграл. Выехали с Машей в аэропорт, — показывал на телефоне трансляцию конкурса имени Чайковского Михаил Шатунов.