Соколиные перья и зеркало Кощеевны

Токарева Оксана

Он перехватил удивленный взгляд Евы и кивнул.

— Да. На какое-то время твоя мама сыграет твою роль. Вы с ней даже внешне похожи.

— А она в курсе? — испугалась Ева.

— Она знает, что Карина будет за клиникой следить, и согласилась помочь. Хотя уверена, что это надо для того, чтобы обезопасить твое пребывание в исследовательском центре.

— Это даже неплохо, что они там останутся с Дарьей Ильиничной, — видя, что Ева пытается проглотить подступивший к горлу комок, опять принялась утешать ее Маша. — Узнают друг друга получше. Да и отцы возобновят

былое знакомство. Общая забота сближает.

На прощание она крепко обняла брата и просила его передавать ото всех привет Андрею Васильевичу Мудрицкому.

— Вы тоже от меня обнимите Василису, когда увидите, — крепко пожал руки Леве, Еве и Ксюше Иван. — Скажите, чтобы скорее возвращалась. Я без нее скучаю.

— После Петра и Павла вернется, — улыбнулся Лева. — Если повезет, может быть, даже с матерью.

Когда уазик скрылся за поворотом, они вошли в лес, следуя по какой-то ведомой только Леве тропе. Погода их миловала, даря приятную прохладу. Солнце скрывала легкая дымка, не предвещавшая дождя.

Пока никаких намеков на осень Ева не замечала. Не только колючие шатры окружавших тропинку великанов-кедров и мохнатые лапы вековых лиственниц и елей радовали разнообразием оттенков зелени от малахита до хризопраза. Попадавшиеся в распадках редкие в черневой тайге березы и осины, качали кудрявыми кронами, еще нигде не тронутыми увяданием. Да и в зарослях жимолости и малины только начали появляться первые ягоды.

— Мы пока еще находимся в нашем мире, — поймав удивленный взгляд Евы, пояснил Лева. — Поэтому ты и не видишь ничего необычного.

— Вот только до Реки мы все никак не дойдем, — насмешливо фыркнула Ксюша.

Ева тоже отметила, что, хотя, по ее расчетам, шли они уже несколько часов, берег, отчетливо различавшийся с косогора, и не думал приближаться.

— Так мы же не напрямик, — пожал плечами Лева, в очередной раз перелезая и помогая спутницам перебраться через поваленное дерево.

Буреломы и овраги пересекали тропу с подозрительной регулярностью. Их провожатый словно специально выбирал наиболее сложный маршрут, сравнимый с полосой препятствий курса молодого бойца.

— Можно подумать, на одном месте наматываем круги, — прикладываясь к бутылке воды, недовольно предположила обливающаяся потом Ксюша. — Такими темпами и к вечеру не доберемся. Ты, Шатунов, точно дорогу знаешь?

— Ты еще скажи, что Леший нас морочит, — поддел ее бывший одноклассник, который сам, несмотря на изрядный вес рюкзака, похоже, усталости не чувствовал.

— Да нет, нормальный маршрут, — тяжело переводя дух, запротестовала Ева. — В лесу, да и в городе, часто так бывает. Увидишь какой-нибудь ориентир. Думаешь, близко, а на самом деле еще километров двадцать идти.

На самом деле она очень устала. Тем более что поспать в самолете или в машине толком не удалось. Стоило ей смежить веки, как перед глазами возникала то больничная палата, то мрачное подземелье, в котором висел прикованный к стене Филипп. Однако, услышав перепалку между Левой и Ксюшей, Ева испугалась, что подруга сейчас все испортит,

и они повернут назад. Хотя уазик Андрея Васильевича давно уже уехал.

Лева сочувственно и вместе с тем испытующе глянул на нее, словно прикидывая, на сколько хватит ее терпения, потом спокойно кивнул:

— Вот и я о том же. Солнце еще высоко. Значит, успеем.

— Я вот только понять не могу, как же мы войдем, если домик Таисии находится на другом берегу Реки, — поправляя под энцефалиткой косу, поделилась с мужем сомнениями Маша, которая все препятствия просто, словно на крыльях, перелетала.

— Поэтому нам и придется воспользоваться услугами Перевозчика, — развел руками Лева. — Только на его просьбы и посулы не ведитесь. Я, впрочем, сам с ним поговорю.

Он достал дудочку и завел несложный и даже на взыскательный вкус примитивный наигрыш, от которого, впрочем, идти стало легче, на душе разлилось какое-то умиротворение, словно их в конце пути ожидал не мрачный терем Кощеевны, а дом, в котором их ждут и где к их приходу натопили печку и испекли пироги.

Еве даже показалось, что к аромату хвои, трав и ягод примешиваются запахи доброго дымка и свежей выпечки. Впрочем, вполне вероятно, это организм, который уже давно и явственно намекал на необходимость восполнения ресурсов, выдавал желаемое за действительное. В самолете они, конечно, поели, но с того времени прошло уже не менее восьми часов. При этом никаких съестных припасов они с собой не несли. Лева что-то говорил про «пищу иного мира», к которой им предстоит приобщиться, чтобы Славь их приняла. Но Ева так и не поняла, откуда они ее возьмут.

Обернувшись на спутников, Ева обнаружила, что принюхиваются уже все. По лесу явственно распространялся одуряющий запах выпечки, впрочем, слегка подгоревшей. Ксюша даже ускорила шаг, хотя продолжила ворчать:

— Ну вот, опять бестолковая печь все испортила, — говорила он с таким видом, будто уже не раз ходила этой дорогой. — Сколько я ей объясняла, чтобы огонь убавляла.

— Скажи спасибо, что квашню в топку не вывалила, — усмехнулся Лева.

Вскоре кедры расступились, и их глазам предстала сюрреалистичная в своей обыденности картина. Посреди лесной поляны стояла пышущая жаром русская печь, из трубы которой поднимался дымок, а в духовке пеклись, уже совсем пригорая, пироги. Хотя возле устья стояло несколько пригодных для сидения чурбаков, ни рядом, ни поблизости не было видно не то что признаков человеческого жилья, но присутствия хоть кого-нибудь, кто за огнем присматривал.

«Вот так лесные пожары и возникают», — подумала про себя Ева, вслед за Ксюшей и Машей устремляясь к духовке. Кто бы ни поставил печь пироги, их следовало срочно вынимать. Пока Ева замешкалась в поисках прихватки или рукавиц, которые обнаружились висящими на заглушке, Маша, не боясь обжечься, открыла засов. Ксюша вместе с Евой подхватили тяжеленный чугунный противень, на котором лежали румяные, но уже ощутимо пригоревшие снизу ржаные пироги. Еве при этом показалось, что из печного жерла послышался вздох облегчения.