Сокровенный смысл жизни. Том 3

Ливрага Хорхе Анхель

Давайте задумаемся об этих двух вариантах. Согласно первому, человек полностью зависит от судьбы и никакими действиями не может ее изменить, не может определять то, что происходит с ним самим, с другими людьми, с природой. Однако с философской точки зрения у этой позиции есть один большой недостаток. Если все заранее определено и мы не несем никакой ответственности, почему тогда мы страдаем? Для чего существует боль? Очевидно, что боль является сигналом, она предупреждает нас на различных уровнях нашего сознания о том, что что-то идет не так. Боль дает мне знать, когда у меня болит зуб, или кто-то наступил мне на ногу, или когда меня предают. Боль становится каналом сознания, она предупреждает о том, что надо вернуться на путь, который мог быть или не быть определен заранее.

Таким образом, само существование боли является главным аргументом против первой позиции. Если бы мы жили во Вселенной, где абсолютно всё, целиком и полностью, было заранее спланировано, какой смысл был бы в том, чтобы испытывать боль? Никакого. Страдание было бы беспричинным.

Нам пришлось бы поверить в сумасшедшего Бога, Бога-насмешника, который смеется над нами и нашими страданиями, приговаривая: «Как хорошо, как они страдают!» Такой образ Бога-садиста не может соответствовать нашей концепции Бога, поскольку он был бы всего лишь отражением извращенной садистской природы некоторых людей, которых вряд ли можно назвать людьми.

Но другая позиция, согласно которой в нашей власти изменить все, что нас окружает, также имеет свой недостаток. Все ли мы, например, хотим умереть? Думаю, что нет, думаю, что есть много людей, которые не хотят умирать. Есть много людей, которые не хотят стареть или болеть, однако же стареют и болеют. Если бы мы по собственной воле могли, прямо или косвенно, полностью изменить свою природу, наверное, было бы много людей, которые не умирали бы и не старели, – в общем, были бы не такими, как сейчас. А посему очевидно, что в данный момент, здесь и сейчас, есть вещи и обстоятельства, которые нам не под силу изменить. Мы видим, что эти две полярные позиции имеют принципиальные недостатки, помимо многих других «за» и «против», которые мы можем отыскать. Но в основном мы сталкиваемся с этими двумя основными трудностями.

Однако может существовать и третья позиция. Согласно ей, даже если в общем и целом все обусловлено, мы все же обладаем некоторой свободой. Это позиция самых древних философских школ как Востока (на санскрите ее называют viveka), так и Запада, где есть идея «свободы выбора». Эта позиция предполагает, что мы можем быть свободными в тех границах, которые нам устанавливает Бог или Природа, в определенные моменты и в определенном месте.

Например, если я нахожусь в самолете, который летит на высоте 10 ООО метров, я могу свободно пойти помыть руки, выпить минеральной воды или бокал вина, почитать книжку, но я не могу свободно открыть дверь и выйти из самолета. Нет, я, конечно, могу это сделать, но я погублю и себя, и остальных пассажиров, то есть в этом поступке нет никакого смысла. Я могу свободно, например, подстричь себе ногти, но у меня нет свободы подстричь себе перья, потому что перья у меня не растут. И моя философская проблема заключается как раз в том, что я не могу отстричь то, чего у меня нет, а свободен отстричь только то, что у меня есть. То есть я могу повлиять на рост только того, что вижу, что чувствую, что воспринимаю. Эта третья философская позиция представляется интересной.

В настоящее время, помимо обозначенных трех, появилась и еще одна, четвертая позиция – не философская, а просто человеческая, которая стала следствием отчаяния, порожденного нашим временем. Все мы знаем, что Запад сейчас переживает кризис, и не новость, что кризис затронул и Испанию. Под его влиянием люди, не зная, зачем делать тот или иной выбор, предпочитают не делать вообще никакого выбора и оставить все как есть. Но не потому, что они согласны с тем, что все предопределено, предустановлено и хорошо продумано. Они считают, что нет ничего предопределенного, ничего хорошо продуманного. Не существует ни Бога, ни вселенной, ни души – ничего. Единственное, что действительно существует, – это то, что я могу потрогать и увидеть. И зачем я буду беспокоиться по поводу выбора, если это удел стариков? Выбор совершают те, кто озабочен вопросами этики и эстетики, а у меня нет таких вопросов, я человек раскрепощенный. Так зачем мне делать выбор? Я ничего не выбираю, я делаю что захочу.

Такая позиция не совсем философская. Никто не делает того, что хочет. Иногда кто-то может показаться нам весьма свободным и заявлять, что делает все, что хочет; к примеру, подросток красит волосы в зеленый или синий цвет. Но это не свобода, а потакание собственным инстинктам. То есть внешне человек вроде бы никому не подчиняется, но зато подчиняется внутренне – своим животным инстинктам, которые заставляют его носить определенную прическу, заставляют пришить сердечко из ткани в том месте на брюках, которое мы обычно не упоминаем, заставляют вести себя вызывающе. Это не проявление свободы, это внутреннее смятение, уход в себя, глубоко внутрь, до того предела, где человек встречается с инстинктами. Когда инстинкты и ощущения, живущие внутри, выходят наружу и превращаются в наш способ восприятия, нам уже трудно с ними справиться.

Вчера на лекции из курса «Сравнительное изучение религий» мы с учениками обсуждали один из китайских священных текстов, который хранит слова Будды. Мы говорили о знаменитой истории, произошедшей с Сиддхартхой Гаутамой, принцем Капилавасту, когда он захотел познать мир. Мудрецы предсказали, что, если принц познает этот мир, он посвятит себя мистике и религиозному обучению. Поэтому его отец, который хотел, чтобы сын стал его наследником, поселил принца в мраморном дворце с огромными садами, в окружении только красивых людей, чтобы тот не смог увидеть ничего плохого, что есть в мире. Но юноше было любопытно увидеть настоящую жизнь, и он сказал отцу, что хочет посмотреть мир. И тогда отец подготовил для него экскурсию по городу, на которой все было специально

организовано: чистые дома были украшены гирляндами, все люди были юными и красивыми, приветствовали его песнями, и повсюду порхали птицы. Всё было совершенно. Но, как рассказывают тексты, дэвы, существа света, желая испытать душу принца, сделали так, чтобы это очарование исчезло. И тогда Сиддхартха Гаутама увидел сгорбленного человека, ноги его дрожали, он опирался на палку. Принц спросил у своего возничего, который был его наставником, как Кришна у Арджуны в Бхагавадгите: «Кто этот человек, что с ним случилось, почему он сгорблен, почему он едва может идти и опирается на палку?» Возничий ответил: «Господин, это старик». И Сиддхартха воскликнул: «Несчастный! Полагаю, это случилось только с ним?» – «Нет-нет, – ответил возничий, – по правде говоря, Ваше Высочество, все мы в конце концов стареем». Так он рассказал принцу правду. Сиддхартха погрузился в молчаливые размышления, ужасаясь тому, что жизнь человека так печальна. «Получается, все эти красивые девушки, которых я вижу, и эти статные юноши, полные жизни, однажды станут такими же сгорбленными стариками с потухшим взором?» Вслед за этим дэвы сделали так, чтобы на пути принцу повстречался больной, по описаниям, предположительно прокаженный. Его лицо, руки и все тело было изуродовано язвами. Принц опять спросил у возничего: «Что с ним случилось? Его плоть разрушается, руки дрожат, его лицо обезображено, на голове местами выпали волосы и виден череп. И кажется, он испытывает сильнейшую боль. Что с ним случилось?» – «Господин, – ответил возничий, – это больной…» – «И все люди болеют?» – «Да, господин, все мы можем заболеть в любой момент». – «Как печальна участь человека, – подумал Сиддхартха, – если, каким бы здоровым он ни был, в любой момент из-за порыва ветра или вредных болотных испарений он может заболеть и так страдать!» Он продолжил путь и встретил похоронную процессию – группу людей, которые несли на носилках умершего. Увидев это, Сиддхартха Гаутама спросил: «Кто этот человек? Что с ним случилось? Почему он так бледен и недвижим? Почему его несут на носилках?» – «Господин, это умерший». – «А что такое умерший?» – «Это человек, которого покинула жизнь, мысли оставили его, и теперь он словно вещь, словно дерево или камень…» Сиддхартха не успокаивался: «Но неужели это тоже ждет нас всех?» – «Да, господин. Это неизбежный удел каждого. Мы все проходим через старость, болезнь и смерть. И этого нельзя изменить». И тогда принц Сиддхартха подумал, что, возможно, жизнь сама по себе не имеет смысла, что нужно искать этот смысл, нужно искать причину жизни и то, что скрывается за всем этим – за всем этим злом, за всей этой болью, за всем этим страданием.

Герой древнеиндийского эпоса «Махабхарата» Арджуна на своей колеснице, которой правит Кришна. Именно Арджуне перед боем

Кришна возвещает свое учение «Бхагавадгиту». Ришикеш

Внутренний вопрос «почему?» – вопрос сугубо философский. Хотя мы не применяем ни диалектических, ни риторических приемов, не пользуемся силлогизмами, как Сократ или Аристотель, тем не менее этот вопрос, это «почему?», этот глас вопиющего в пустыне, как говорится в Библии, является глубоко философским. И этот голос мы слышим и сегодня, потому что точно так же задаем самим себе вопрос: «Почему?»

Это беспокойство, свойственное всем живым существам. Это естественный вопрос – каждый человек задает себе вопросы: «Почему со мной случилось это? Почему со мной не случилось другого? Почему я сегодня такой, а завтра другой? Почему одни люди рождаются здоровыми, а другие больными; одни рождаются богатыми, а другие бедными? Почему кто-то красив, а кто-то уродлив? Почему добрые умирают, а злые продолжают жить?» На эти фундаментальные вопросы сложно ответить, оставаясь в плоскости вопроса и не поднимаясь на уровень ответа. Я хочу сказать, что, если мы останемся в рамках вопроса, мы никогда не сможем выйти за эти рамки.

Думаю, каждый когда-то страдал, испытывал боль, переживал смерть любимого человека и каждый знает, как трудны и болезненны эти ситуации. Я сейчас не говорю о тех случаях, когда мы читаем в газете, что в той или иной стране от наводнения погибли пять тысяч человек. Мы об этом читаем, но нашего сознания это не трогает. По правде говоря, нам еще далеко до того, чтобы иметь «сознание, обладающее силой воображения». Это одна из наших больших проблем. И поскольку нам не хватает воображения, мы не можем постичь страданий пяти тысяч человек, погибших из-за того, что разлился Ганг или какая-то другая река. Мы всего лишь сможем сказать: «Ну надо же, ты подумай!» Мы очень отстраненно говорим о катастрофах, которые случаются далеко, нас они не особенно трогают. Но если у нас умирают отец, или мать, или кто-то очень близкий, если мы сами болеем или страдаем, если переживаем какую-то драму, – вот тогда где-то глубоко внутри возникает этот вопрос: «Почему? Что мне делать? Как мне это преодолеть? Смогу ли я хотя бы понять, почему все это происходит? Почему болеют люди, почему стареют, почему умирают? Почему столько людей страдает? Почему у стольких детей нет даже кроватки? Почему стольких умерших хоронят в общих могилах, почему они не могут быть похоронены каждый отдельно? Почему, почему, почему?..» И исходя из этого вопроса, мы будем искать ответ, ответ очень простой, человеческий.