Шрифт:
Меньшов Виктор
Сокровища Чёрного Монаха
Глава первая
В монастырском подвале
Всё это случилось летом.
Когда я пришел в детский сад, чтобы забрать сестру, она вышла, бережно прижимая к себе коробку из-под обуви.
– Что там?
– спросил я, взяв коробку.
– Там ёж, его зовут Ежишка, - важно ответила Алёнка, отправляя в рот большую конфету.
– Могла бы и поделиться конфетой, - сглотнул я.
Алёнка ничего не ответила, сосредоточенно пережёвывая. Конфета была большая и мешала сестренке говорить.
– Откуда у тебя ёж взялся?
–
И тут же важно надула толстые щёки.
– Скажу маме, чтобы запретила тебе смотреть сериалы по телеку, мстительно пообещал я.
– Обижаешься, что я не дала тебе конфету?
– догадалась Алёнка.
– Конечно, - буркнул я.
– Я всегда с тобой вкусным делюсь.
– Я тоже делюсь!
– возмутилась сестрёнка.
– Только эту конфету тебе нельзя.
– Здрасьте!
– воскликнул я удивленно.
– Это почему же?!
– Она называется "Счастливое детство", - терпеливо пояснила Алёнка. А ты всё время говоришь, что уже взрослый.
Возразить было нечего, и я только обидчиво проворчал:
– Мне кажется, папа не очень полюбит твоего Ежишку.
– Полюбит, - уверенно заявила Алёнка.
– Увидит, какой он красивый, и разрешит оставить.
– Делай, как знаешь, только разговаривать с отцом будешь сама.
Наша мама уехала на две недели в командировку. Папа весь день был занят на работе, он пришёл вечером, мы с сестрой быстро накрыли стол. Алёнка поставила перед ним тарелку с дымящимися пельменями и побежала на кухню за хлебом.
Папа потёр ладони, придвинул стул и сел.
И тут же с диким криком подскочил. Тарелка подпрыгнула к потолку, пельмени разлетелись по комнате.
Оказалось, заботливая Алёнка положила ежа на стул, но забыла предупредить об этом отца. Он, ничего не подозревая, уселся прямо на колючий подарок Алёниного возлюбленного.
Сестра прибежала из кухни, всё поняла и бросилась к своему ежу, закричав со слезами в голосе на отца:
– Ты раздавил моего ёжика!
Папа ничего не ответил. Он исполнял дикий танец, то хватаясь руками за штаны ниже спины, то шарил по спине. При этом он отчаянно прыгал, извивался и смешно дрыгал ногами.
Наконец папе удалось вытащить из брюк рубаху, и на ковёр выпал горячий пельмень, попавший за воротник.
На полу вперемешку лежали осколки тарелки и часть растоптанных пельменей. Остальные пельмени оказались прилипшими к потолку, а несколько штук попали в рожки люстры.
Папа, прихрамывая на обе ноги, подошёл и уставился на своего обидчика. Ежишка на руках у Алёны успокоился. Он даже высунул из густых колючек чёрный носик, которым очень смешно дёргал.
Папа протянул руку. Ёж тут же убрал нос, фыркнул и резко надулся, ткнув колючками папу в ладонь.
– Вот уж никогда не думал, что ежи - дикие животные, - проворчал папа, отдёргивая руку.
– Будут меня сегодня кормить?
Он пошёл к столу и сел. И тут же опять встал и брезгливо оглянулся. Ёжик, когда на него сел папа, наверное, от испуга сделал на стуле лужу.
– Немедленно уносите это невоспитанное животное!
– воскликнул пострадавший папа и пошёл в ванную, принять душ и переодеться.
Никакие Алёнкины уговоры оставить ежа не помогли. Папа был неприступен, как Эверест, суров, как комиссар Каттани и зол, как голодный тигр.
Алёна позвонила своему возлюбленному. К телефону подошла его мама, и когда услышала о еже, с ней что-то случилось. Когда она перестала икать, сразу же очень решительно заявила, что ка-те-го-ри-чес-ки не желает видеть в доме это колючее существо. Оказывается, заботливый Серёжка уложил ежа в мамину кровать, а тот залез в наволочку.
Больше никому из знакомых домашний ёжик не понадобился. Я развел руками, взял фонарик, и мы с сестрой понуро отправились на улицу.
Возле подъезда я остановился в нерешительности. Куда можно выпустить ежа в крохотном заасфальтированном дворе Пожарского переулка в районе Остоженки?
Лесов поблизости не наблюдалось, подвал был заперт. Я вспомнил, что недалеко от нас, во дворе бывшего Зачатьевского монастыря, реставрируют маленький домик. Там я видел открытую дверь в подвал.
Мы прошли мимо автозаправки и очутились под стенами бывшего монастыря. Алёна остановилась возле арки ворот. Толщина стены в этом месте достигала метров шести, а над стеной красовалась уже отреставрированная и действующая церковь. Она находилась над воротами и поэтому называлась надвратной, это я услышал, когда здесь водили экскурсию.
– Я боюсь...
– прошептала сестренка останавливаясь и испуганно глядя в тёмную арку.
– Чего ты боишься?
– потащил я её за руку.
– Ты сто раз здесь ходила.
– Я днём ходила, - упиралась Алёна.
– Какая разница?
– попытался я успокоить сестрёнку.
– Днём было светло.
– Я включу фонарик, - пообещал я.
– Только пройдём в арку, чтобы с улицы нас не увидели, а то прогонят. И нечего бояться, это же бывший монастырь, а не кладбище.
– Там слепой Чёрный Монах ходит, - упрямилась Алёна.
– Нам мальчишки рассказывали. Его выгнали из монастыря, а он обиделся и помер. Но сначала украл в монастыре сокровища и спрятал их в подземелье. А теперь ходит по ночам и всех, кого поймает, уводит с собой. Он охраняет свои сокровища. И думает, что все, кто приходят ночью в монастырь, охотятся за его богатством.
– Нет там никакого подземелья. И Чёрного Монаха нет, - не очень уверенно возразил я.
– Пойдём. Твоему ежу спать пора.
Это подействовало, и сестрёнка пошла вперёд, уцепившись за мою руку.
Никакого Чёрного Монаха мы не встретили. Монастырский двор был залит лунным светом, даже фонарик не понадобился. Низкий и длинный домик стоял справа от ворот. Стены его были сложены из громадных камней, в узкие окна вставлены железные решётки.
В торце домика находились едва заметные ступени, которые, как я думал, вели в подвал. Толстая, с металлическими полосами дверь оказалась незапертой. От времени она так отсырела, что разбухла, и её невозможно было сдвинуть с места. Мы с трудом протиснулись в узкую щель, которую нам с трудом удалось открыть, и я чуть не полетел вниз. Пришлось включить фонарик