Сокровища чистого разума
Шрифт:
– За мной!
Блестящий «Биримен» ближе, но сотник пробегает мимо, ему нужен паротяг, поскольку бронированный, хоть и кустарно, кузов защищает от огня гораздо лучше элегантных бортов быстрого авто.
– К оружию!
Свободяне мчатся за вожаком.
– Бежим!
Удав перестает визжать, тянет Закорючку в «Биримен», прыгает за руль и лихорадочно заводит двигатель.
– Куда?
Подпиленное дерево давно упало, и у бандитов остаётся лишь один путь – в сторону Помойки, но сейчас они об этом не думают, торопятся выйти из-под огня.
– Мы с вами!
Трое
– Приготовьтесь отстреливаться!
– Есть!
И тупые вояки выбивают прикладами стекла, хотя могли бы просто опустить их, но никто из бандитов неудовольствия не высказывает. Удав пригнулся к рулю, Закорючка с двумя пистолетами нервничает рядом, готовый стрелять по кому угодно, но пока «кто угодно» не появляется – нападающие предпочитают уничтожать свободян бомбами.
– Хитрецы…
Авабр бежит к паротягу, но всё видит, замечает маневр бандитов, уходящих прочь на «Биримене», но не злится, наоборот, согласно замыслу сотника автомобиль должен стать приманкой для нападающих.
– К бою, вашу…! К бою!
Первый шок прошёл, и самые опытные из бойцов уже предпринимают хоть какие-то осмысленные действия. Они бросаются под защиту брони, запускают кузель, поводят стволами «Шурхакенов», выискивая врага на тот случай, если пехота пойдёт под прикрытием бомб. Паротяг собирается уйти, поэтому хрипящий Авабр несётся длинными прыжками и успевает запрыгнуть на ведущую в кабину лесенку в тот миг, когда огромная машина начала движение. Он понимает, что ему крупно повезло, зол из-за этого понимания, но не выговаривает водителю. Не сейчас, не в бою. А вот если вырвутся, труса придётся расстрелять, поскольку главная ценность сотни – это он, Авабр.
– Вперёд!
– Куда?
– За ним!
Набравший ход «Биримен» мчится по дороге в сторону Помойки, и Авабр считает, что автомобиль станет прекрасным дозорным, примет на себя первый удар, предупредив о засаде идущий следом паротяг.
– Через пол-лиги будет поворот на Заурди, свернём, а там в лесу укроемся. Пересидим…
Уверенный голос сотника успокаивает тех бойцов, что набились в кабину. В кузове ещё орут, постреливают по сторонам, не могут прийти в себя, а в кабине становится тихо. К тому же взрывы бомб остаются позади, по броне не щёлкают ни осколки, ни пули, и приходит облегчение. Кто-то закуривает. Кто-то громко делится впечатлениями от налёта. Кто-то даже улыбается.
Почти всем кажется, что им удалось уйти.
– Ты можешь прибавить? – Закорючка и верит, и не верит своему счастью. Пистолеты всё ещё на взводе, но внутри уже не трясет. – Быстрее можешь?
– Мотор на полную, – отвечает Удав.
– Извините за стекло, – бубнит с заднего сиденья свободянин. Ствол карабина всё ещё выставлен наружу, но боец явно расслабился. – Вы из Шпеева, да?
– Да, – отрывисто отвечает Закорючка.
– А у вас там зацепиться можно?
– Смотря что умеешь.
– Убивать умею, – сообщает другой
– Этим не удивишь.
– Ещё умею…
Последние слова заглушает грохот взрыва.
Позади машины разрывается снаряд, ещё через секунду по «Биримену» начинает работать «Шурхакен», и тяжёлые пули насквозь пробивают машину, разрывая тонкий, ничем не усиленный металл корпуса, сиденья и тела. Удав, Закорючка и свободяне превращаются в продырявленные куски мяса, искорёженный «Биримен» медленно катится в канаву, где у него взрывается бензобак.
Столб чёрного дыма…
Автомобиль, как этого и хотел Авабр, выступил разведчиком, первым наткнулся на тщательно организованную засаду, отвлёк на себя «Шурхакен», однако особенной пользы в этом не было никакой, поскольку расчёт полевого орудия удачно положил бронебойный в переднюю подвеску паротяга.
Колесо летит прочь. Здоровенная машина спотыкается, и её кустарно бронированная морда пашет землю. Люди в кабине и кузове летят куда попало, кто-то что-то ломает, кто-то получает чужим сапогом в глаз, но в основном все целы и, не дожидаясь следующего выстрела, выпрыгивают из потерявшей ход машины. Они знают, что впереди работает «Шурхакен», и потому отступают в лес, используя тушу разбитого паротяга в качестве прикрытия.
И кому-то действительно удаётся уйти. Но не всем. Потому что в небе появляется аэроплан, и его пулемёт изрядно прореживает разбегающихся свободян, превращая остатки сотни в единицы уцелевших.
Детище Авабра погибло, а сам он получил пулю одним из первых. Упал, едва выскочив из паротяга, машинально выругался, реагируя на боль, попытался встать, но тут же упал, поняв, наконец, что уйти не удастся, снова выругался, на этот раз от злости, и, уже захлебываясь кровью, почти потеряв сознание, увидел проезжающий по дороге бронетяг странной конструкции.
И последняя его мысль «Я был прав – северо-восток…» так и не была додумана до конца.
Авабр умер, едва оценив направление, а шестиколёсная машина осторожно обогнула место боя и с невозможной для бронетяга скоростью устремилась прочь.
– Проще всего было с отрядом, который сторожил мост на Триберди: десяток свободян при одном «Шурхакене», – улыбнулся капитан Асети. – Мои парни сели в гражданские грузовики, они там часто ходят, внезапно остановились у моста и дали из пулемётов по кустам, в которых засели эти вояки. Потом уже попрыгали из кузовов и повязали выживших. Там работал лейтенант Шпига – отличный офицер растёт.
– Мои ребята тоже не подкачали, – похвастался Браун, снимая с головы чёрную повязку: традиционную чаку, которую менсалийцы надевали, отправляясь в бой. – Туда Авабр отправил маневренную группу, но выучки им не хватило, забыли о такой важной вещи, как боевое охранение, поэтому мой лейтенант – Мосар, – последовал выразительный взгляд на Асати, – ухитрился незамеченным подойти к свободянам на расстояние выстрела и плотным огнём уничтожил грузовик и мотоциклеты. Сами свободяне тут же ему сдались.