Сокровища Кенигсберга
Шрифт:
– Тады слушай меня внимательно, – начал явно не слишком грамотный собеседник, с грохотом сбрасывая с плеча на булыжную мостовую свой трехногий инструмент. – Меня Степаныч просил, и я тебе, кровь из носа, помогу. Карта, что тебе надобна, у меня имеется, но тут одна маленькая закавыка здорово нам препятствует.
– За чем же дело встало? – довольно недружелюбно ответил Юрий этому явно несимпатичному и разболтанному работяге.
– Дело, брат, в том, что дать я тебе ее смогу только сегодня и только на одну ночь.
– Это еще почему? – удивленно поднял брови Юрий. – Я думал, что смогу выкупить ее.
– Э-э, не так все у нас тут просто, – ничуть не смущаясь, отозвался «прораб», – вынимая из нагрудного кармана затасканный окурок «Примы» и тут же смачно его прикуривая. – Ты пойми и мое положение. Карта эта нумерная, в сейфе управления обычно хранится. Да только я сегодня в нашем управлении ремонт сантехники буду проводить, а ключик от того сейфа у меня давно имеется. Все, понимаешь, думают, что он потерялся, а он у меня в каптерке захован, – хохотнул «прораб», окутываясь клубами противного махорочного дыма.
– Понял, понял, – остановил его излияния Юрий, – давай ближе к делу.
– Вот я и говорю, – ответил его собеседник, – коли ты так согласен, то приходи на проспект Мира, дом 12, часов так эдак в одиннадцать и жди меня у бокового выхода, ну найдешь, там еще ступеньки в подвал идут. Карту я тебе дам, но в половине седьмого утра, ты мне ее принесешь туда же обратно, и чтобы был там как штык. Ну, а чтобы ты случаем не проспал, захвати с собой заодно и двести «баксов», – хитро прищурился уже совсем вошедший в образ Стрекалов.
«Вот черт, но делать нечего, видно, придется так и поступить, – подумал Юрий, – фотоаппарат ведь у меня есть, сделаю с его помощью десяток кадров с этой карты, вот и вся недолга».
– Хорошо, договорились, – протянул он своему собеседнику руку, – встречаемся у дома № 12 ровно в двадцать три ноль-ноль.
Странный «прораб» решительно ответил на его рукопожатие и через секунду, ловко подхватив свою треногу, вновь быстро засеменил в том же направлении, откуда он несколько минут назад так же энергично и появился. Конечно, Юрий не мог в тот момент даже и подумать, что этот малограмотный мастеровой с ободранным треножником имеет на самом деле университетское образование и более десятка блестяще проведенных операций в послужном списке.
В тот момент, когда Сорокин покупал в магазине «Свет» две стоваттные электролампы, для того чтобы ввернуть их в случае необходимости вместо слабеньких сороковочек, имевшихся у него в номере на прикроватном светильнике, капитан Стрекалов беседовал со своими оперативниками, закончившими работу по специальному оснащению гостиничного номера и ожидавшими своего начальника на противоположной от гостиницы стороне улицы.
– Что, молодцы, как успехи? – спросил их Николай Федорович, когда все расселись и машина тронулась.
– Не извольте беспокоиться, Николай Федорович, – ответил за всех Воронцов, – основную камеру мы установили внутри стандартного гостиничного громкоговорителя, а вспомогательную завели в вентиляционную отдушину, в ту, что расположена слева от кровати, так что у нас весь номер под перекрестным осмотром оказался.
– А что если он съемку в туалете будет производить? – задал провокационный вопрос второй оперативник.
– Что же, – не моргнув глазом, отпарировал Воронцов, – тогда мы к нему постучимся и вежливо попросим его сейчас же прекратить это безобразие.
Машину сотряс гомерический хохот.
Без четверти одиннадцать Юрий уже неторопливо прохаживался у дома № 12 по проспекту Мира. Почти все окна в здании строительного управления были уже темны, и только на втором этаже его светились сразу четыре окна. Время от времени в них мелькали какие-то тени. Прождав почти полчаса и даже слегка промерзнув от сырого ветерка, он наконец услышал, как осторожно скрипнула ведущая в цокольный этаж боковая дверь.
«Ну, наконец-то», – подумал Юрий, почти бегом бросаясь к торцу здания.
– Стой там, я сейчас сам к тебе подойду, – остановил его свистящий шепот его давешнего знакомого.
Юрий послушно замер. Через несколько секунд дверь заскрипела вновь, и из-за нее, быстро озираясь по сторонам, резво выскочил «прораб». Подбежав к Юрию, он сунул руку за пазуху и вытянул продолговатый газетный сверток, туго перевязанный грязной тряпицей.
– Вот, браток, – довольно нагло заявил он, – я свои бумаги принес, а твои где?
– Мои на месте, – с металлом в голосе ответил Юрий, – но пока я вижу только старые газеты.
– Да ты что, никак мне не веришь? – удивленно зашептал Николай Федорович, – прилагающий все силы для того, чтобы его поведение было вполне естественно и вписывалось в выбранный образ простецкого и бесцеремонного «прорабчика».
Он резко содрал перевязывающую пакет веревочку и, расковыряв его с одного конца, вытряс из него весьма потрепанную, но еще относительно в приличном состоянии карту старого города. Осторожно приняв ее из пахнущих олифой рук «прораба», Юрий повернул карту таким образом, чтобы свет от недалекого уличного фонаря в максимальной степени помог ему лучше ее рассмотреть. Да, перед ним несомненно была старая немецкая карта Кенигсберга. На это указывало все: и мягкая особая шероховатость старого ватмана, и каллиграфически выведенные островерхие готические буквы многочисленных надписей, и даже выцветший от времени штемпель с имперским орлом, оттиснутый в правом верхнем углу.
«Вот теперь видно, что бумаги подходящие», – впервые за вечер улыбнулся Юрий.
Он сложил лист и, затолкав ватман все в тот же бумажный кулек, полез в карман за деньгами. Вскоре они расстались, еще раз уговорившись встретиться завтра не позднее половины седьмого. Окрыленный удачей, Юрий Сорокин зашагал к себе, а не менее окрыленный гладким ходом операции капитан Стрекалов, усевшись через минуту в служебный автомобиль, поехал в ту же самую гостиницу, что и его поднадзорный. Поднявшись к себе в номер, Юрий включил верхний свет и начал осматривать свою крошечную комнатку в поисках подходящего для проведения съемки места. Собственно говоря, выбор у него был невелик. Карту можно было полностью разложить только в двух местах: или на кровати, или на небольшом прямоугольном журнальном столике, стоявшем у узкого, выходящего во двор гостиницы окна.