Сокровища связанного бога

Брайан Дуглас

По многочисленным переходам, ступенькам, лесенкам они продвигались вперед, в недра скалы. Вокруг теперь царила полная тьма, которую едва рассеивали коптящие факелы в руках у идущих впереди негров. Куда же ее ведут? Энна терялась в догадках. Каждая последующая была страшнее предыдущей.

Она пыталась осматриваться по сторонам. То и дело в неверном свете факелов она видела мелькавшую на стенах роспись. Какой-то неведомый древний художник оставил здесь стилизованные изображения людей, птиц. Некоторые картины показались Энне ужасными, другие притягивали взор странной, извращенной фантазией. Они не были лишены своеобразной прелести.

Постепенно чередование картин на стенах,

мерный стук барабанов, ритм шага вводили девушку в транс. Она перестала дрожать, слезы высохли на ее прекрасных голубых глазах, на губах появилась слабая улыбка.

И вот шествие вступило в святая святых племени Мгонги, в таинственное святилище, о котором грезили золотоискатели и авантюристы, наводнившие Черные Королевства, Куш и Кешан.

Это был колодец в самом сердце скалы. Подняв голову, можно было увидеть далеко наверху черное бархатное небо. Но когда бы ни оказались там люди — среди ночи или в самый жаркий и светлый полдень — небо над ними неизменно было ночным, и звезды располагались на этом небе так, как стояли они миллионы лет назад, в ту пору, когда этот колодец был только-только вырублен в скале.

Энна, оглушенная и ошеломленная, не замечала ничего этого. Она с удивлением оглядывалась в святилище.

Слухи о золотом или алмазном идоле оказались досужими. Здесь не было никакого золота. Стигийские работорговцы, грезившие пудами самородного золота, были бы чрезвычайно разочарованы, окажись они тут. Только голые отвесные стены и глиняный истукан — больше в святилище ничего не находилось. Во лбу истукана горел одинокий алмаз. Это был драгоценный камень изумительной красоты — но всего один. Из-за него не стали бы сходить с ума десятки людей, мечтавшие о несметных богатствах.

Само изображение божества также вызывало странные чувства. Оно словно бы нарочно отвечала наихудшим представлениям «цивилизованных» народов (к которым, несомненно, относились и аквилонцы) о дикарских идолах. Глиняный божок был чрезвычайно уродливым и свирепым с виду. У него было шесть рук, жирное отвисшее брюхо с оттопыренным пупком, шесть грудей, как у свиньи, кривые мускулистые ноги. Это отвратительное существо было связано и, казалось, отчаянно боролось, пытаясь освободиться.

Под гром барабанов и громкое пение Мгонга выступил вперед из толпы раскрашенных негров и воздел руки к идолу. Энна увидела, что он держит на раскрытых ладонях новую веревку, выкрашенную в яркие цвета и богато украшенную золотом, бусами и перьями. Проговорив нараспев какое-то заклинание, Мгонга заново связал идола и только после этого осторожно, не переставая напевать заклинания, снял с изображения старую веревку. Ее он с великими предосторожностями уложил в особый кожаный мешочек. Несколько музыкантов все это время ожесточенно трясли над Мгонгой своими трещотками.

После этого Мгонга — он, видимо, распоряжался остальными — сделал знак двум своим спутникам, державшим наготове большой кожаный мешок, сшитый из шкуры антилопы. Те с видимым усилием подтащили мешок к ногам божества и перевернули. Из мешка хлынуло золото. Оно потоком заливало кривые ноги идола и…

И бесследно исчезало! Пол святилища впитывал его, словно влагу!

Затем Мгонга обратился к божеству.

— Мы принесли тебе дары, о Бхати-Ног, — почтительно заговорил Мгонга. — Мы почтили тебя так, как ты просил. У тебя есть теперь новое золото. У тебя есть теперь даже белая девушка, хотя добыть ее было непросто. Много храбрых воинов отдали свои жизни ради твоего удовлетворения. Теперь же мы просим тебя избавить нас от жадных собак-работорговцев и золотоискателей. Пусть они никогда не найдут сюда дороги! Пусть в срок придут дожди на наши поля, пусть в срок согреет нас солнце! Пусть дикие звери из джунглей не тронут наших детей! Пусть никто не повредит нашему урожаю, когда он взойдет! Дай нам жизнь, о Бхати-Ног!

Толпа пришла в движение. Размахивая копьями и перьями, негры ритмично распевали:

— О Бхати-Ног, останься с нами, останься с нами навсегда!

Идол слушал и — Энна готова была поклясться, что замечает это, — по его ужасному глиняному лицу бродила коварная улыбка…

* * *

Мгонга привязал Энну и еще одну черную девушку, раздетую, умащенную и раскрашенную, как она сама, к двум столбам, вбитым в каменный пол по обе стороны от идола. Веревка оставляла пленницам достаточно свободы, чтобы можно было прилечь на подстилку из листьев священного дерева дамма. Поклонившись идолу в последний раз, все ушли. В святилище остались только две пленницы, предназначенные — в этом не было сомнений — в жертву этому ужасному божеству.

Энна заснула только к рассвету и проснулась в слезах. Утро встретило ее сладкоголосым пением птиц, доносившимся сверху через расселину в скале. Ничего ужасного ночью не произошло — ни с Энной, ни с ее подругой по несчастью. Чернокожая девушка не хотела разговаривать с аквилонкой. Но Энна видела, что та не слишком испугана. Отчасти это успокоило дочь аквилонского купца.

Вскоре в святилище показались негритянки, разодетые в свои пышные одежды из листьев и перьев, раскрашенные ритуальными узорами. Они несли на головах большие подносы, полные тропических фруктов. С громким пением они окружили обеих девушек, поставили свои подносы на каменный пол святилища и простерлись ниц перед идолом.

Затем одна из них поднялась. Энна с ужасом узнала в ней вчерашнюю гигантскую старуху. Улыбаясь и напевая сквозь сомкнутые губы, старая негритянка принялась умывать обеих пленниц и снова умастила их благовониями. Как ни странно, эта варварская процедура показалась Энне довольно приятной. Она видела, что черные женщины относятся к ней с величайшим почтением — как, впрочем, и к ее «подруге», второй супруге (или, точнее сказать, жертве) безобразного божка.

Не переставая кланяться, женщины накормили обеих девушек, украсили их свежими цветами и удалились. По-видимому, они не замышляли ничего дурного. Энна незаметно для себя самой начала надеяться на избавление… на то, что ничего ужасного с ней не случится…

Может быть, бедным суеверным дикарям просто необходимо было подобрать для их идола подходящую «компанию» на какое-то время? Может быть, потом, когда идол вволю «пообщается» с двумя живыми человеческими существами, их — целыми и невредимыми — выпустят отсюда?

А может, чернокожие решили видеть в Энне «супругу» глиняного истукана? «Богиню»? Энна не знала, плакать ей или смеяться! Она, дочь аквилонского купца, бывавшая при дворах цивилизованных королей, — в роли «богини» какого-то забытого богами варварского племени!..

Однако вскоре Энна забыла обо всем на свете. Случайно подняв глаза к небу, она заметила склонившуюся над расщелиной фигуру какого-то человека. В свете звезд она разглядела только огненно-рыжие волосы, распущенные по плечам незнакомца. Изо всех сил Энна закричала:

— Помогите! Помогите!

Откуда эта уверенность, что рыжеволосая незнакомка придет к ней на помощь и спасет ее из этого ужасного места? Энна и сама не могла этого объяснить.

Однако именно таковы были намерения Рыжей Сони. Вкупе с намерением обогатиться… и кое-что узнать об этом таинственном идоле Мгонги. Об этом боге Мгонги, который может исцелить смертельные раны и вернуть человека из царства мертвых.