Сокровища «Третьего Рейха»
Шрифт:
Погода мерзкая: дождь с мокрым снегом, дождь и туман — единственная отрада, что ни одна английская или американская свинья не появится в небе и можно спокойно ехать по городу, не боясь воздушной тревоги. Он сидит за рулем мощной спортивной машины — тогда он еще был молод и любил сам водить машину, несмотря на то, что был одним из прославленных эсэсовских офицеров рейха и занимал секретную должность в главном управлении имперской безопасности.
Вот и нужное здание на окраине Страсбурга. Чугунная ограда, от ворот — асфальтированная дорожка к дому. Два эсэсовца проверяют документы. Впереди — бронированный «хорх» Кальтенбруннера. Лица своего шефа Штайнбауэр не видит, но отлично представляет, как смотрит Кальтенбруннер на часовых:
«Хорх» медленно двинулся, и Штайнбауэр подъехал к воротам. Пока эсэсовцы изучали его документы, оглянулся и помахал рукой оберштурмбаннфюреру — пассажиру «опель–адмирала», остановившегося сзади почти вплотную к его машине.
Штайнбауэр всегда симпатизировал этому человеку: чувствовал, что он один из немногих, кто не завидует ему. А это не так просто — не завидовать любимцу фюрера, обладателю высших наград рейха. Они с Эйхманом не были друзьями, только иногда перебрасывались несколькими словами, Штайнбауэр с удовольствием обедал вместе с оберштурмбаннфюрером за одним столом в маленькой столовой для избранных. У Адольфа всегда было много работы, может, он не имел времени завидовать кому–либо, а может, знал, что большинство работников главного управления имперской безопасности завидуют ему, Адольфу Эйхману, поскольку с ник считается сам Гиммлер и его знает и ценит даже фюрер.
Штайнбауэр подождал Эйхмана перед входом в вестибюль, они вошли в зал вместе и сели рядом — всегда приятно сидеть рядом с человеком, понимающим тебя и перед которым нет необходимости скрываться.
Шеф гестапо Мюллер издали поклонился им, хотя и Штайнбауэр и Эйхман были всего лишь оберштурмбаннфюрерами СС — чин не очень–то большой, примерно то же, что подполковник в армии. Но что такое чин, если сам фюрер подарил Штайнбауэру собственную фотографию с дарственной надписью.
Зал постепенно заполнялся. Были люди, которых Штайнбауэр видел впервые, преимущественно уже пожилые, в строгого покроя сюртуках. Даже генералы СС подобострастно жали им руки.
— Крупп!.. — объяснил Эйхман, когда сам Кальтенбруннер пошел навстречу одному из черных сюртуков.
Наверно, в ту самую минуту родилась у Штайнбауэра зависть к этим внешне неприметным и сдержанным людям — настоящим хозяевам не только его, а даже рейхсминистров; зависть, все время движущая им и наконец сделавшая человеком, словно две капли воды похожим на те черные сюртуки — хозяином одной из влиятельнейших фирм в Испании.
Но тогда его мысли не забегали так далеко, и он представлял будущее совсем не таким розовым. Советские армии вышли уже к границе Германии; и многие понимали, что война Гитлером проиграна. Эти собрались здесь, на окраине Страсбурга, чтобы спасти награбленное: потом, рассчитывали они, на месте разгромленного «третьего рейха» можно будет построить четвертый рейх.
Секретное совещание вел Кальтенбруннер. Решался вопрос, как быть со всем тем богатством, прибывшим в Берлин из оккупированных стран — из частных коллекций и музеев, из концентрационных лагерей, как распорядиться с золотом, купленным в нейтральных странах за фальшивые фунты стерлингов, и, наконец, самими фальшивыми фунтами?
Фактически делили добычу.
Штайнбауэр притих. Не удивлялся тому, как быстро и четко все решалось, его ошеломили суммы, которые делились среди присутствующих. Счет шел на миллионы. Герингу — восемь с половиной миллионов марок, Геббельсу — приблизительно столько же. Кальтенбруннер получил счет на имя Артура Шейдлера — три миллиона. Не обошли и Штайнбауэра — миллион.
Затем обсуждали оперативный план, систему псевдонимов и шифры, способы вывоза капиталов за границу — в основном в испанские, швейцарские, латиноамериканские банки.
Рассчитывали на то, что банкиры нейтральных стран гарантируют тайну вкладов — даже полиции они не дают сведений о размерах счетов любого клиента. Кроме того, эти банки не интересуются происхождением капиталов, фактически они не зависят от правительств своих стран.
Кальтенбруннер лично вел протокол совещания. Он знал, что доверять здесь нельзя никому. Поэтому персональные шифры счетов получили только самые доверенные лица. В основном ценности были положены на зашифрованные счета с условием: вклад может получить лицо, знающее шесть цифр. Определяли людей, которые знали бы по две цифры шифра, но не были знакомы друг с другом. Списки этих людей, так называемых «троек», хранились вместе с самыми секретными документами в главном управлении имперской безопасности.
…Как всегда, воспоминания растревожили Штайнбауэра. Не потому, что было жаль бывших коллег — каждому свое, одних ждала виселица, других, как и его, обеспеченная и сытая жизнь, — просто судьба еще одного контейнера, закопанного в забое старой шахты, не давала ему покоя.
В контейнере хранились списки «троек». Штайнбауэр знал, что найти второй его тайник, оборудованный в старой шахте, практически невозможно, и все же сомнения мучили его. Иногда казалось, горные породы сдвинулись и совсем завалили шахту, временами представлял, как кто–то случайно начал копать именно на этом месте. Понимал: это глупости, один случай из миллиона, но все же его бросало в холод, и кончики пальцев начинали чесаться, словно обмороженные.
Давно уже нужно было достать тот проклятый контейнер, но все откладывал с года на год.
В Австрии ему появляться было небезопасно: много кто еще помнил там его, даже пресса иногда вспоминала имя Штайнбауэра в связи с таинственным и бесследным исчезновением федерального президента Микласа накануне того дня, когда гитлеровцы оккупировали Австрию. Доверять же долю контейнера еще кому–нибудь Штайнбауэр не хотел — был слишком осторожен и понимал, что тайна, которую знают двое, уже не тайна. Все колебался, пока не разыскал Дорнбергера. Ему мог довериться. Но выяснилось, Дорнбергеру не хватило ума тихо и осторожно раскрыть хотя бы один из двух тайников. А жаль: через год исполнится двадцать лет со времени страсбургского распределительного совещания, а по закону деньги, лежащие на зашифрованных счетах, становятся собственностью банка, если в течение двадцати лет никто не явится за ними. Поэтому и решил сейчас довериться Ангелу и этому американскому полковнику.
Ангел побоится предать. Он и полковник — достойная пара, стоят один другого. Да и не позарятся на золото, это каких–нибудь шестьсот тысяч, а если извлечь списки «троек», запахнет миллионами. Без его же, Штайнбауэра, помощи не смогут собрать «тройки», во всяком случае, если даже и попытаются, то тут им и конец придет. Он возглавляет организацию бывших эсэсовцев, и его рука достанет предателей везде. Грейт и Ангел не могут не понимать это.
Штайнбауэр решил не таиться и рассказал компаньонам о содержимом второго тайника. Грейт забыл о джине, а Ангел пересел ближе к Штайнбауэру, ел его глазами, стараясь не пропустить ни одного слова.
— Мы достанем этот контейнер, если даже придется перекопать все штреки той шахты! — воскликнул полковник решительно.
— Мне нравится ваш оптимизм, — сказал Штайнбауэр.
— Но ведь вы знаете, что в Танжере у нас были неприятности с полицией, — вставил Ангел. — Может, полиция разыскивает нас и теперь. Там был агент Интерпола, а это всегда опасно.
Штайнбауэр не замедлил ответить:
— Вы получите настоящие испанские паспорта и вылетите прямым рейсом из Мадрида в Вену. История с девчонками вряд ли заинтересовала международную полицию настолько, что она объявит розыск в других странах. На всякий случай не останавливайтесь в отелях. У меня есть в Австрии свои люди, вы получите пароль и свяжетесь с ними.