Сокровища Валькирии. Книга 1
Шрифт:
Шведы снова переглянулись. Варберг что-то хотел сказать, возможно, выразить желание, однако референт отчетливо произнес:
– Считаю это излишним, господин Афанасьев. Не вижу острой необходимости. Появление незнакомых людей, к тому же иностранцев, может вызвать нежелательную реакцию.
Это означало, что Августа выполнила договоренность, что сообщать своему резиденту и в какой форме. Но кроме того, Иван Сергеевич уловил некую струнку брезгливости к «больному» Мамонту. Возможно, срабатывала обыкновенная человеческая защита собственного сознания: охотников ходить в психушку и смотреть там на больных вряд ли найдешь. А если и найдешь – то у такого желающего наверняка патология либо профессиональный интерес.
– Я тоже считаю, что с Мамонтом лучше работать пока только вам, – уточнил Варберг. – При первой же возможности или острой необходимости я бы с удовольствием познакомился с ним.
Иван Сергеевич представлял, что устроит Мамонт, если к нему пожалует в общем-то такой же Мамонт, только из Швеции. Тогда бы у них навсегда пропала охота встречаться с Мамонтом…
– Такая необходимость есть, – ненастойчиво заявил Иван Сергеевич. – Вы могли бы найти общий язык как два теоретика.
– Больной скептик – не партнер для дискуссии, – отрезал референт.
Иван Сергеевич тут же выстрелил по нему:
– Послезавтра утром у меня на столе должны лежать все списки граждан, проживающих в поселках Большой Кикус, Гадья, Дий и Верхний Вижай. Начиная от шестнадцати лет. Год и место рождения, род занятий, наличие судимости, образование, материальное положение.
– Слушаюсь, шеф, – неожиданно ответил референт, записывая в блокнот.
Такое обращение Ивану Сергеевичу очень понравилось. Он еще любил, когда его называли «товарищ полковник», хотя в Институте не принято было обращаться по званию. А еще лучше – «господин полковник!» Это была его маленькая тайная слабость. Но вместо того чтобы как-то поощрить референта, он сказал еще жестче:
– И всю оперативную информацию! Особенно касаемую Мамонта!
– Слушаюсь, шеф.
Он уже внутренне торжествовал и чувствовал в своих руках упругую крепость вожжей запряженной в свои сани «Валькирии»…
Он не догадывался, что через несколько дней большая часть оперативной информации станет уходить в сейф референта и обсуждаться в кругу шведов за закрытыми дверями. О том, что бывший начальник Службы безопасности фирмы отставной генерал Тарасов совершил переворот и сдаст Савельева шведам вместе с разоблачающими его террористические действия материалами, а те, в свою очередь передадут его следователям органов Госбезопасности, Иван Сергеевич узнал лишь на пятый день от Августы. Она «случайно» увидела на столе копию протокола допроса Савельева на двадцати семи листах и «случайно» прокатала их на ксероксе. К своей чести Савельев не выдал свои связи с фирмой, Иван Сергеевич и Августа пока оставались в тени.
Провал был неожиданным, и Савельев был виноват сам, ибо, стараясь сохранить свое влияние, свою нужность подпольно действующей фирме, созданной когда-то «Валькирией» и теперь ставшей у нее на пути, не хотел вывести Ивана Сергеевича на прямую связь с генералом. Да и сам генерал, похоже, не хотел объединяться: зачем ему какой-то Афанасьев без войска, когда тут, под руками, отлаженный аппарат, разветвленная сеть информаторов и разведчиков-профессионалов?
Случилось то, что всегда случалось на Руси – каждый мыслил себя князем и центром вселенной.
Еще можно было стоять и держаться, ибо впереди была цель – обезопасить Мамонта хотя бы на период до двадцать девятого августа. Иван Сергеевич все-таки худо-бедно, но контролировал поведение шведов. Важно было не дать им возможности что-то разузнать о «больном», о его настоящем здоровье и подавать шведам информацию о Мамонте только через свои руки. В последний раз встретившись с ним, Иван Сергеевич просил его уйти в горы, куда-нибудь повыше, поближе к месту встречи Инги Чурбановой с Данилой-мастером, чтобы исключить всякие неожиданности. Это была последняя надежда – незаметно проследить за ним и узнать путь в царство Карны. Однако Мамонт уперся и стоял на своем, оставаясь в Гадье, в доме, где расстался с Ольгой и где хотел ее дождаться.
Переубедить Мамонта еще никому не удавалось. Они условились, что пойдут к камню со знаком жизни вместе и что двадцать восьмого утром Иван Сергеевич вылетит на вертолете из Красновишерска, по пути прихватит Мамонта на хуторе около Гадьи, а оттуда они уже полетят на восточный склон Урала, поближе к месту встречи, чтобы остальной путь пройти пешком.
После этой встречи Иван Сергеевич и получил известие об аресте Савельева. За ночь он несколько раз внимательно прочитал копию протокола допроса, потом, выключив свет, лежал с закрытыми глазами, анализировал ситуацию и изобретал себе алиби. Он мог спокойно признаться шведам в случае чего о своей связи с Савельевым. И довод был основательный – из врагов следует делать друзей. Никому не выгодно, чтобы неуправляемый «махновец» Савельев бродил по Уралу и занимался поиском сокровищ, причем совершенно неуязвимый и безнаказанный. Нейтрализовать же его, как оказалось, не под силу ни ОМОНу, ни спецназу. Все-таки Служба у него состоит из профессионалов и уже давно вписалась, слилась со средой в регионе. Чтобы выявить теперь агентов и резидентов, нужно только для борьбы с Савельевым создавать мощную контрразведку и работать не один год. К тому же из кого создавать? Опять из отставных генералов, уволенных оперуполномоченных КГБ, контрразведки – то есть опять же из тех людей, которые могут очень просто найти общий язык со своими коллегами. Возникнет такая неразбериха, такая двойственность положения, что перестанешь доверять самому себе. Это же непредсказуемая Россия и загадочный русский характер! Найти контакт с Савельевым, приблизить его, завязать какими-то отношениями, общими делами и в результате, со временем, подчинить себе взбунтовавшегося монстра – это лучше, чем ждать взрывов снарядов, подложенных в особняк, летать над землей с замирающим сердцем, что в тебя выпустят магазин патронов из-за какого-нибудь останца. Можно сказать, Иван Сергеевич, таким образом, нашел Соломоново решение, и нет тут никакого предательства интересов фирмы. Шведы – люди опытные и умные, должны были понять.
Другое дело было с Августой. Если Савельев выдаст ее либо случайно проговорится на допросе – шведы ее не пощадят. Ей будет невозможно найти оправдание самой. Единственное средство спасти ее – взять все на себя, обнаглеть до предела и утверждать, что он, Иван Сергеевич, заставлял Августу искать контакты с Савельевым и, когда нашел, приказывал ей доставлять информацию «туда и обратно». Шведы могут поверить в его, Ивана Сергеевича, откровенность, могут согласиться, что это были необходимость – сделать из Августы посредника, однако саму Августу не простят, потому что она обязана была немедленно донести о всех действиях и Афанасьева и Савельева. Она не донесла хозяевам, а это уже чистое предательство. Раскрытое двуличие разведчика – верное суровое наказание вплоть до смерти: даже в небольшом городке каждый день случается до десятка автокатастроф…
Она же была спокойна, будто ничего не случилось! Он уговаривал Августу выработать вместе легенду своего поведения, чтобы не было разнотолков и разногласий, зачитывал ей шепотом куски из протокола, кажущиеся ему опасными для нее; она же сначала лишь смеялась, успокаивала его, гладила по ершистой голове, а к утру отобрала бумаги и подожгла их в камине. Потом достала коробку и стала показывать ему слайды на фоне потолка…
Кажется, это было путешествие по гористой пустыне Ирана или Ирака: лошади, верблюды, стремительные джейраны и ослепительное белое солнце.
Они еще оба не подозревали, что их ждет утром… Утром же вместе с чашкой кофе она принесла известие, которое на миг шокировало Ивана Сергеевича. Августа же по-прежнему проявляла хладнокровие и выдержку.
– Ваня, молчи пока об этом. Шведы ничего не знают… Ночью неизвестными людьми был захвачен Мамонт и увезен в неизвестном направлении!
Если шведы не знали об этом, откуда же узнала Августа?! Она предугадала его вопрос.
– Не спрашивай, Ваня. Сходи погулять на улицу, – научила она. – Потом объявляй тревогу.