Сокровища Валькирии. Страга Севера

Алексеев Сергей Трофимович

Он швырнул дубинку в угол. Двое его подручных отстегнули Капитолину от решётки и потащили по лестнице. Она не сопротивлялась, а лишь бормотала тупо и отрешённо:

— Ненавижу, подонки, ненавижу…

Это надо было выдержать! Чтобы отомстить и Комиссару, и подонкам.

— А ты одевайся, поедешь в Лефортово! — приказал старшина полковнику. — Будешь потом вспоминать на нарах свою тёлочку!

Арчеладзе понял, что ему хотят устроить побег: «случайно» оставят открытой дверцу машины, даже притормозят где надо, и потом ещё постреляют над головой, чтобы бежал и петлял, как заяц. Надо ведь как-то приводить «задержание» к логическому концу, не везти же его в самом деле в Лефортовскую тюрьму. Старшина сам снял наручники и швырнул одежду.

Вся эта банда не была профессиональной и набиралась из полууголовной шпаны, ибо настоящие

профессионалы всегда брезговали подобной работой. Кое-чему их обучили, кое-чего они нахватались из американских боевиков, накачали мышцы на анаболиках и даже резинку жевали из постоянной нужды кому-то подражать, создавая имидж крутых парней. Вместе со старшиной их было пятеро, а теперь полковник ждал, сколько поедут «конвоировать» его в тюрьму. Старшина назначил двоих, и тут началось препирательство — никто не хотел ехать. Стало ясно, что операция закончена, что удовольствий поглумиться над человеком больше не будет, а «отпускать» полковника для них было уже неинтересно. На него даже не надели наручники! Наконец старшина рявкнул, и вместе с водителем в форме инспектора ГАИ поехал невысокий, но коренастый и кривоногий «омоновец». Он толкнул в спину стволом автомата, приказал заложить руки за голову. Арчеладзе послушно вышел на улицу, — при желании бежать можно было уже отсюда. Кривоногий оставил его возле задней дверцы милицейской машины и пошёл за ручкой, чтобы отпереть автокамеру. Ручки в кабине почему-то не оказалось, открывали плоскогубцами. Но едва полковник сел за решётку, всё стало ясно. Ручка лежала на полу камеры — подложили, чтобы он мог отворить дверцу изнутри. Арчеладзе поднял её и сунул в карман. Вероятно, конвоиры рассчитывали, что он сбежит где-нибудь под светофором, потому что после каждой остановки кривоногий оглядывался назад, проверяя, на месте ли задержанный. Надо было их вымотать, заставить предпринять что-то более надёжное для его побега. Скоро они придумали причину — начали изображать, что барахлит двигатель. После того как он несколько раз заглох на ходу, водитель свернул в какой-то переулок и поднял капот. Через минуту к нему выбрался и кривоногий. Это уже было кое-что! Полковник осторожно открыл дверцу, спустился на землю. Час был поздний, переулок довольно глухой какие-то промышленные корпуса за железной решёткой… конвоиры поковырялись в моторе, после чего водитель залез в кабину, взвизгнул стартёр. Кривоногий стоял боком к полковнику, заглядывал под капот, автомат висел на ремённой петле на правом плече, из-за спины торчал рожок. Бронежилет на нём был нового образца — закрывал шею стоячим воротом — и всё-таки имел одно уязвимое место — подмышку. Водитель запустил двигатель, и в тот же миг полковник ударил кривоногого острым концом ручки. Под мышкой у того чавкнуло. Арчеладзе сорвал с него автомат, повалил на землю и тут же заскочил в кабину — водитель ничего не понял, вытаращил глаза и даже не сделал движения рукой к белой картонотвердой кобуре. Полковник ударил его стволом по горлу, разоружил и, как куль, вытолкнул из машины. Двигатель уже работал, но видимость заслонял поднятый капот. Арчеладзе выскочил и чуть не запнулся о водителя, который хрипел и ползал по асфальту. Кривоногий лежал на боку на другой стороне, зажав рану под мышкой. Полковник закрыл капот и ощутил желание пристрелить обоих. Москва давно привыкла к стрельбе по ночам, к тому же в переулке не было жилых домов, но рядом была решётка высокого забора, напоминающая ту, на окнах поста ГАИ. Он нашарил в кармане бронежилета кривоногого наручники, подтащил его к изгороди, затем пинками пригнал туда же водителя. Пристегнул обоих к решётке, отыскал ключ от наручников в том же кармане и зашвырнул его через забор.

Двигатель оказался исправным; полковник ехал назад, включив синий «попугай» на крыше, под красные огни светофоров. Перед постом ГАИ он выбрал место пониже и съехал с дорожного полотна под откос, сорвал и выбросил крышку трамблёра вместе с проводами и бегунком. Поймал себя на мысли, что хочется поджечь машину…

На посту ГАИ ужинали после трудов праведных. Без бронежилетов, в синих форменных куртках и рубашках — расслабились после операции. Капитолины не было видно… «Волга» Арчеладзе стояла, уткнувшись бампером в стену. Полковник распахнул ногой дверь и дал длинную очередь по столу. Брызнули стеклом бутылки, полетели консервные банки и, кажется, зацепило одного в ногу — покатился по полу.

— К стене! — рявкнул

Арчеладзе и ударил поверх голов — запели пули, срикошетив от железобетонных перекрытий. Несколько секунд они ничего не соображали от шока — никогда не были на боевых операциях и крутые схватки видели лишь на экране. После третьей очереди старшина первым пришёл в себя и, превозмогая ужас, попятился к стене, за ним пошёл второй, третий, раненный, сидел на полу и оловянными глазами пялился на кровь, струёй бьющую из бедра.

Полковник разрядил автоматы, распихав магазины по карманам, собрал пистолеты из амуниции, висящей на стене, и, наткнувшись на наручники, выложил их на стол.

— Старшина, пристёгивай их к решёткам! — приказал он.

Тот соображал плохо, на белом лице блуждала какая-то удивлённая улыбка. Кое-как до него дошло, что требуется. Он приковал наручниками своих товарищей, а потом и себя.

— Где женщина? — спросил полковник.

Старшина машинально глянул на лестницу. Арчеладзе взбежал по ступеням, Капитолина сидела на полу, безумно зажав голову руками.

— Что с тобой? — спросил он, пытаясь поднять на ноги. — Это я! Видишь? Что?.. Что они сделали?

— Ненавижу, — выдавила она. — Отойдите от меня, ненавижу!

— Капа, это я! Узнаёшь? Ну? — Полковник потряс безвольные плечи. — Открой глаза, посмотри!

Она не видела с открытыми глазами…

Полковник обнял её, прижал голову к плечу, но Капитолина высвободилась.

— Ненавижу! Всех ненавижу! И тебя!!..

У него захватило дыхание, будто снова ударили в солнечное сплетение…

В стеклянном фонаре второго этажа поста отражались огни города, мимо бесконечно наплывали и уносились фары автомобилей. Все чувства — нежность, желание счастья, бесконечная радость одиночества вдвоём, очарование замкнутого мира, — всё осталось там, на сеновале. Сюда нельзя было выносить никаких чувств…

— Нам нужно уходить, — тихо сказал он. — Оставаться нельзя.

— Убей их, — вдруг попросила она. — Или дай мне!

— Что они сделали с тобой?

— Ничего… Но я хочу убить их!

— Пойдём! — Он взял её за руку, свёл вниз. — Кого ты хочешь убить?

Все трое были белее стены. Полковник вложил в руки Капитолины автомат, снял с предохранителя. Она повела стволом: остановилась на одном, другом, третьем.

— Этого! — указала на старшину.

— Стреляй!

— Я ничего не сделал! — забормотал тот. — Я не трогал её! Эй, я же не прикасался к тебе!.. Не стреляй! Не стреляй! Ты — женщина!

Капитолина подняла автомат — старшина заорал дурниной, закрылся рукой…

Через несколько секунд она бросила автомат на пол.

— Не могу… Он трус, не могу… — и бегом выскочила на улицу.

Полковник собрал всё оружие, разбил телефон и две радиостанции.

— Ключи от «Волги», — протянул руку к старшине. Он был невменяем, глаза блуждали, и та странная, удивлённая улыбка превратилась в тихий, счастливый смех. Безумный, он стал походить на человека… Полковник обшарил его карманы, достал ключи и вышел на улицу. Капитолина плакала, прислонясь к стене. Он взял её за руку и повёл к машине, усадил, однако она вытерла лицо рукавом армейской куртки и сказала со всхлипом:

— Там у одного… течёт кровь. Надо наложить жгут.

— Хорошо, сиди здесь, — попросил полковник, сбрасывая оружие на заднее сиденье. — Я сейчас.

Он вернулся в помещение поста, оторвал от телефона трубку со шнуром и перекрутил бедро раненому. И вдруг услышал из его белых губ:

— Спасибо…

— Благодари Бога! — выдохнул полковник. — И эту женщину…

* * *

Перед въездными воротами своего дома он снова вспомнил о документах, однако омоновцы узнали машину полковника, пропустили без звука, да ещё и откозыряли. Арчеладзе загнал машину на стоянку, распихал автоматы под сиденья и взял Капитолину под руку.

— Теперь это будет твой дом.

Она послушно дошла до двери квартиры и там словно опомнилась.

— А ты спросил меня? Спросил, хочу ли я в твой дом?

— Прости, — вымолвил полковник и отворил дверь. — Останься сегодня здесь. Я не могу отпустить тебя сегодня.

Капитолина перешагнула порог его дома. Лёжа на сеновале, он мечтал, как всё это случится, и представлялся праздник — с цветами, шампанским и музыкой.

Но мечты остались под сеном…

Полковник уложил Капитолину в свою постель, закрыл двери спальни и включил телефон спецсвязи. Дежурный отозвался немедленно.