Сокровище Болот

Рождественская Мария Алексеевна

Вздохнул горько Гуку – ну как тут не горевать! Жена – лягуха зеленая ростом с него самого! Но обернулся к ней, делать нечего. Не бросать же дочь Хозяина болот. Видать, у них там совсем худо с женихами, если сестры за право выйти замуж аж насмерть дрались!

Обернулся он и обомлел: стоит перед ним с веселой улыбкой прекрасная девушка, а у ног её лягухина шкура лежит, словно одежда. Красивее ещё никого он до этого мига не видал: волосы черной волной, гладкая кожа сияет смугло, губы как ягоды красные, а глаза золотые.

Рассмеялась девушка и обняла его, накинула плащом ему на плечи лягушачью зеленую кожу и увлекла в дом.

Так было положено начало племени угухов. Знаменитому скрытому племени охотников и сынов болот, известному своей неуловимостью и тем,

что никто лучше них не чует самую суть глубоких топей.

Голос сказителя утих. В костерке рдяным жаром дотлевали угольки. Лагерь кругом к этому времени почти спал. Очарованные слушатели нехотя возвращались из дальних далей, где мох был выше человека.

– Эта история говорит нам: то, что сперва кажется плохим, может оказаться и хорошим. Главное, не терять надежду, а поступать как следует, по велению предков, – веско закончил Лунхо. Усмехнулся чему-то и обычным тоном добавил:

– Чаша моя опустела, вкусный у вас ягодный взвар…

Сидящие женщины тут же встрепенулись – время–то позднее, налили почтенному сказителю в кожаную бутыль отвара, положили несколько кусков вареного мяса гриббов.

Довольно улыбающийся старец с благодарностью принял подношения и быстро откланялся. Нынешней ночью и без помощи дыма пурпурной лилии половине его слушателей будут сниться гигантские лягухи, а другой половине – черноволосые девушки… И угадайте, кому – что.

***

Утро следующего дня обласкало палаточный лагерь нежными лучами солнца, ещё не источающими жалящий зной, огласило гомоном бесчисленных голосов, где-то вдалеке пели песню без слов высоким чистым голосом, и непонятно было мужчина это или женщина поёт. Синий платок небес был нынче особенно ясен и чист. Птицы пересвистывались по кустам, щебетом соревнуясь с людским шумом.

Народ продолжал прибывать со всех сторон, торопясь выложить товары и принять участие в горячем увлекательном торге. В центре ярмарки было оставлено место для бродячих артистов, музыкантов, фокусников и сказителей, а торговые ряды уходили во все стороны крытыми узкими улочками, защищенными от надвигающейся жары навесами, сомкнувшимися над головой, как тоннель. В воздухе витали ароматы жареных в масле сладких лепешек и нарезанных на дольки фруктов. К вечеру гуляние должно было развернуться в полную силу. Выйдут на тонкую веревку канатоходцы, покажут ловкость гибкие танцоры в ярких нарядах, борцы померяются удалью, чародеи будут выдыхать огонь и заставлять исчезать воду из кувшина, зверолов покажет диковинных зверей в клетках, дудочник заворожит искусной игрой не только слушателей, но и пару пятнистых змей, что исполнят завораживающий смертельно опасный танец, певцы начнут соревнование за сердца торговцев и покупателей, что собрались на ярмарке, а ещё наверняка выйдет на длинных палках, привязанных к ногам, веселый человек в плаще с перьями посмешить народ.

Пока же часть деревенских расселась с принесенными светлячками и мясом гриббов на одной из извилистых улочек. Все принарядились, причесались, затейливо заплели волосы, подпоясались плетеными кожаными поясами. Дядя Ревус взялся присмотреть за поделками Ифа и ягодами Руфины, отпустив их побродить в округе, поглядеть на пришедших издалека с диковинными товарами людей из Предгорий, горшечников и кузнецов, а также владельцев вещей, редких в этих местах – стекла, металла и тонких тканей. Обменять подобное можно было лишь на большой ярмарке, такой, как эта. С визгом бегала по рядам детвора из Сокорья. Единственные счастливцы, которые видели пестрый круговорот представлений, торга и происшествий чуть ли не каждый год, и кому не нужно было ждать достижения двенадцатилетнего возраста, чтобы иметь возможность попасть на этот праздник жизни. Конечно, не все зрелища предназначались для детских глаз, но дети есть дети: когда хотят, они незаметны, как крадущийся угух, и потому увидят и услышат, всё что хотят видеть и слышать.

Иф вертел головой во все стороны так, что казалось: его шея скоро не выдержит. Руфина поглядывала на него с ласковой насмешливостью, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать его поддразнивать. Ей вспомнилось, как она сама впервые попала на большую ярмарку с родителями. Ох, какое было событие! Сколько всего интересного! В памяти всё расплывалось разноцветным ярким пятном, остались четкими лишь медовая сладость пирожков, звон бубенчиков и теплые руки матери. Тут же сердце кольнуло тоскливым «если бы». Если бы всё было по-другому, они бы шагали сейчас по базарным ряда не вдвоём, а вместе с отцом. Он бы смеялся и рассказывал всё подряд о мастерах, мимо которых они бы проходили… А мама осталась бы дома, с Эй, у которой было бы другое, настоящее, имя и ждала их возвращения, не забыв попросить выменять цветных нитей для плетения…

Холод на мгновение сжал виски, на лбу выступила испарина, полотняный навес на шестах покачнулся, стало темнее. Флейта на поясе неожиданно потяжелела. Через пару ударов сердца Руфина пришла в себя. Кругом по-прежнему было тепло, светло, шумно и вкусно пахло лепешками. «Да что такое?!» – досадливо тряхнула головой девушка. «Не думай об этом!» – приказала она себе. Покосившись на Ифа, она поняла, что её мимолетная слабость была незамечена, праздничный день для него продолжался, не омрачаясь ничем. Пусть так и будет дальше.

Они уже миновали ряды с ягодами, мукой, мясом и сыром, прошли выложенные ткани, шкуры, нитки и одежду. Не удержавшись, завернули на звонкий стук молота посмотреть на работу кузнеца, который, выставив горн перед прилавком с ножами, топорами и гвоздями, увлеченно ковал всякие мелочи для привлечения внимания. Это был полный рыжеволосый мужчина, кудрявый, с густыми черными бровями и бородой, заплетенной в маленькие косички с крошечными бубенчиками на конце каждой. От его размашистых движений бубенчики переливчато звенели. Он двигался так, словно не ковал, а танцевал! Ловко хватал щипцами на длинных ручках тонкую полоску железа, накаленного докрасна, перекидывал на небольшую наковальню – пара ударов с одной стороны, пара с другой. Веер искр. Раз – заготовка послушно изогнулась, два – свилась, три – снова вернулась в огонь. Оп – и в ведро с водой падает пышущая жаром улитка или витая шпилька для волос. Чудеса, да и только! На такого мастера можно смотреть бесконечно. А какое множество всего ещё ждёт, чтобы его оглядели, пощупали, попробовали, приценились, обсудили! Нет, нельзя задерживаться надолго…

С легким сожалением оторвавшись от кузнеца, брат с сестрой двинулись дальше.

Дальше были выставлены гончарами, приехавшими с окраин болот, где близко была твердая земля с залежами глины, пузатые горшки и миски с красными глянцевито блестящими узорами на круглых боках. По соседству с ними пристроился сухонький человечек с курительной трубкой, лениво приглядывающий за множеством плетеных камышовых корзин. Одна была такой большой, что в ней бы поместился Иф с головой.

Миновали лотки с куклами, стучащими игрушками, ловцами снов и связками сушеных непонятных штуковин – то ли фруктов, то ли насекомых. От выставленных лекарственных трав шел одуряюще сильный аромат. Чудодейственные камни и песок от всех болезней, который положено было медленно пересыпать из одной плошки в другую, а потом разравнивать малюсенькой мотыжкой, не оставили равнодушными даже Руфину. Она уже видела это и не раз, но глаза жадничали и хотели смотреть снова и снова.

Торговцы из Предгорий держались особняком. Их было всего-то пятеро человек, и привезли они мелкие вещи, которые легко было доставить в такую даль: украшения.

Наконец они нашли то, что выглядывал повсюду Иф! Обычные бусы из сушеных ягод не привлекали его, такие можно было сделать и самому. А вот сияющие стеклянные и медные бусины, переливающиеся в солнечных лучах, пробившихся через щели в навесе – это совсем другое дело! Раковины, пуговицы, полупрозрачные драгоценные камни в браслетах, брошках, низках и связках… О, дивное зрелище завораживало мальчишеский взор не хуже блеска темной стали, выставленной у кузнеца. Обещанные Эй бусы предстояло выбрать, выторговать и обменять. И сделать это нужно было в самый первый день, пока лучшее ещё неразобрали.