Сокровище для ректора, или Русалочка в боевой академии
Шрифт:
— Останусь, — повторила ровным голосом, чуть задрав подбородок, стараясь подавить мелкую дрожь в груди. — Все будет хорошо.
Вряд ли мои слова смогли убедить его, что мне в самом деле ничего не угрожает и что один день без ног и не в море не обернется злым приключением. Но Филя не мог препятствовать, несмотря на сильное желание.
Он расхаживал по столу, царапая поверхность когтями, что явно не нравилось магистру, судя по отразившемуся раздражению на его лице… Я не решалась брякнуть что-нибудь, да и они молчали, пока Филя резко не вспорхнул
— Я постараюсь разузнать все как можно быстрее, — торопливо сказал он. — Открывай окно.
Магистр открыл одну створку, после наклонился к уху филина, и я заметила, как его губы зашевелились, но слов не то что разобрать, даже услышать не смогла. Когда мужчина отстранился, Филя глянул на меня и, ничего не говоря, стрелой вылетел из комнаты.
Я смотрела на густо-синее небо, будто надеялась увидеть там белоснежное пятнышко, но магистр быстро закрыл окно, запахнул шторы, и я наконец опомнилась.
О Кхела, на что же я подписалась? Целые сутки в комнате магистра? Вернее, в его ванной, но все же…
Я страшилась оставаться с ним наедине дольше, чем на пять минут, а сейчас с такой легкостью согласилась предстать перед ним русалкой, да еще и не в родной среде…
Мужчина обернулся, встретил мой взгляд, наверняка напуганный и недоумевающий, и шепнул:
— Я наберу вам ванну.
***
Самым сложным оказалось расслабиться. Я не надеялась быстро прийти в себя после всех новостей, но ожидала, что хотя бы часть груза оставит меня после того, как я окажусь в ванне. Но стало только хуже.
Сон издевался надо мной: то приходил, то развеивался, как дым от порыва ветра. Теплая вода не спасала от кошмаров, от пропасти, в которую я падала. Только дна не достигала — просыпалась с дрожью в теле, хваталась за бортики, боясь, что вот-вот провалюсь в эту самую устрашающую бездну…
В первый раз я пробудилась от боли: хвост заменил ноги, чешуйки расползлись по телу с неприятным, ноющим чувством, плавник перевалился через бортик, несмотря на то, что ванна магистра была больше тех, что стояли в комнатах адептов. А в последующие разы просыпалась от страха, отчаянно сбегая от темноты, сковывающей, как сковывает гусеницу кокон. Свет пары свечей, озаряющий всю ванную, на время успокаивал. Но лишь на время…
Ночь казалась бесконечно долгой, хотя я даже не знала, сколько времени прошло после очередной попытки отыскать среди кошмаров спокойный сон. Я засыпала и просыпалась уже столько раз, что могла запросто пропустить начало утра. Единственное, что помогло понять, что я уже долго мучаюсь, это ставшая холодной вода.
Она все холодела и холодела, по напряженному телу не успокаиваясь бегали мурашки, а я все никак не могла вынырнуть из очередного кошмара. Хотела было уже сдаться, перестать бороться против тьмы и холода, но тут наконец почувствовала желанное тепло. Оно, как свежий глоток воздуха, принесло спокойствие… Прошлось по хвосту, как рябь на воде, — шустро, неровно,
Я распахнула глаза и едва не вскрикнула от неожиданности, увидев лицо магистра совсем рядом со своим. Прижала ладонь ко рту и постаралась не шевелиться, даже не дышать. Он дремал и был так близко, так страшно близко, что, казалось, мог проснуться от одного звука дыхания.
Сердце успокоилось спустя долгое мгновение, я отняла руку ото рта и всмотрелась в совершенно безмятежное лицо. Магистр сидел на низком табурете впритык к ванне, голова его покоилась на согнутой руке, в то время как вторая рука была погружена в воду, почти касаясь хвоста. От его пальцев исходило приятное тепло — вот что помогло мне согреться.
Такой спокойный. Еще ни разу я не видела его таким… беззащитным. Похоже, лишь во сне он мог избавиться ото всех тех масок, что беспрерывно менял, и ненадолго показаться слабым.
Мягкий оранжевый свет очерчивал широкие плечи, играл бликами на слегка взъерошенных смоляных волосах, касался кожи рук, неприкрытых рукавами. Я вдруг заметила, что мое дыхание стало куда более поверхностным, чем обычно, и его то и дело перехватывало, когда я переводила взгляд с сильных рук на шею, с шеи на лицо… Когда бессовестно ощупывала глазами резковатые скулы и губы, борясь с желанием провести по ним подушечками пальцев. Осторожно, неуловимо.
Рука потянулась сама, пальцы почти коснулись щеки… Но магистр вдруг вздрогнул, выпрямился столь спешно, что я резко прижала ладонь к шее и затаила дыхание.
Глаза встретились.
Легкое удивление овладело им на миг, а после я увидела перед собой все того же собранного, серьезного мужчину, почему-то и сейчас, пусть и неосознанно, заставляющего мое сердце буквально биться в приступе паники.
— Прошу прощения, — хрипло сказал он, вынув из воды руку и вытерев ее о рубаху. — Вы кричали во сне.
— Ничего… — только и выдохнула я.
В горле пересохло, но прокашляться я не решилась.
Не спускала с него глаз, сама не знала почему, хоть и смущалась — жутко смущалась. Но благодаря этому смогла уловить перемену в его лице; движение бровей, дрогнувшая щека, и блеск, увидеть который в темных глазах обычно не представлялось возможным. Мужчина словно бы хотел отвести взгляд, разорвать эту ненавидимую им — или нами? — нить. Но продолжал глядеть. Как будто я была единственным, на что ему можно было смотреть…
Он кашлянул в кулак, разжал его, затем крепко сжал.
— Вы… теперь вы в порядке?
Сразу кивнула, а затем энергично замотала головой.
Да что же это такое… И что на меня нашло?
— Это значит да? — улыбнулся магистр — неожиданно легко и непринужденно. — Или нет?
— Нет. То есть да…
Он усмехнулся, и щеки мои тотчас опалило огнем. Захотелось плеснуть на них водой. Да только в этом нет смысла: вода уже стала горячей. Быть может, даже обжигающей. Или это мое тело, мучаемое дрожью, стало таким чувствительным?