Сокровище Харальда
Шрифт:
— Ты чего такая злая? — К ней подошла Предслава и обняла за талию своей белой мягкой рукой.
— А ты чего такая веселая? — огрызнулась Елисава. — Или за твоим венком уже император из Царьграда приехал? Ну, скажи мне, сколько можно? Сколько мы еще с недоросточками будем Лелю петь? Мы с тобой уже не девицы, а две колоды замшелые! У других в наши годы дети бегают!
— Зато наши с тобой дети будут королями! — с удовлетворением ответила Предслава и погладила волосы, точно поправляя воображаемый венец. По ней-то пылкие взгляды кметей скользили, не вызывая ответного огня.
— Пока дождемся —
— Ну, у нас ведь еще есть в запасе герцог! — смеясь, утешила ее Предслава. — Ладно, уступлю тебе старичка, раз ты так страдаешь!
Елисава молчала. Неужели этот «старичок» и есть то счастье, которое для нее припасла богиня Лада?
— А ты смотри! — почти положив подбородок ей на плечо и понизив голос, из-за спины предостерегла Предслава. — Вокруг не слепые, всем видно, как ты с Жердиной переглядываешься.
— Что? — Елисава сняла со своей талии мягкую руку и повернулась к сестре.
— А то! — назидательно повторила Предслава и бегло оглянулась, не слышит ли кто. — Мне-то что, мне не жалко. Челядь пусть болтает, кто их, дураков, слушает? А вот если дойдет до немца…
— И как до него может дойти?
— Ну, мало ли кто и почему захочет помешать? Те же ляхи. Наговорят с три короба, оправдывайся потом!
— Да что наговорят-то? Не было ничего! К чему ты вообще Эйнара приплела?
— Я приплела? А кто тебя ловит, когда ты с лошади падаешь?
— Падаю! — возмутилась Елисава. — Как будто я каждый день падаю! Всего один раз и было!
— Ляхам и одного раза хватит! Если бы они не за Добрушей приезжали, а за тобой, то мы бы не отмылись!
— Тоже мне, дело большое!
— А большего и не надо, было бы желание. Кто тебя зимой учил на лыжах ходить? Я помню, как он тебя перехватил, когда ты решила в прорубь въехать!
— Я не доехала до проруби!
— Да только потому, что у него руки длинные — дотянулся! — Предслава засмеялась. — И это тоже все видели.
Елисава не стала оправдываться. Ведь было еще кое-что, о чем сестра не знала и чего, надо надеяться, никто не видел.
Прошлой весной, как раз на Купалу, вечером, в этой самой роще, пока еще не совсем стемнело, Эйнар ухитрился поймать ее своими длинными руками, очень ловко выхватил из толпы визжащих и смеющихся девушек и поцеловал, сделав вид, что не узнал княжну. В сумерках, в тени берез, под пышным и растрепанным венком ее и, правда, мудрено было узнать… И Елисава тоже притворилась, будто это и не она вовсе. Слава Макоши, в то время ляшские послы, приезжавшие за стрыйкой Добрушей, еще до Киева не доехали. Она вырвалась, метнулась в сторону, обогнула березу и влетела прямо в объятия… Творимировой боярыни Божемилы, которая благополучно увела запыхавшуюся и разгоряченную княжну в детинец отдыхать. А если бы боярыня Божемила ей не подвернулась… В глубине рощи было уже темно, а у Эйнара достаточно длинные ноги, чтобы догнать любую русалку.
— Мне-то что, мне не жалко! — повторила Предслава, к счастью, отнесшая густой румянец старшей сестры к воспоминаниям всего лишь о падении с лошади. — Но ты ведь не одна и должна понимать: если на тебя наговорят, то и нам с младшей достанется. И тогда нас все короли будут стороной объезжать.
— Мы поседеем, пока они в дорогу соберутся, — огрызнулась Елисава и
— Ну, батюшке пожалуйся. — Предслава перекинула блестящую русую косу за плечо и, сузив глаза, ехидно произнесла: — Он подберет… кого-нибудь получше Эйнара!
— Сколопендра! — Елисава дернула сестру за косу. Она почти завидовала невозмутимости Предславы, которая была моложе ее всего на два года, но держалась так, будто у нее, как у праведников в раю, в запасе целая вечность нерушимого блаженства.
— Сама кикимора! — Предслава хлестнула ее березовой веткой, которую держала в другой руке.
Елисава вцепилась в ветку, дернула и, вырвав, набросилась на сестру с такой яростью, словно перед ней была одна из русалок, которых в конце Русальной недели ловят всей толпой, хлещут ветвями и торжественно бросают в воду. Предслава с визгом помчалась вдоль опушки, но Елисаве вдруг стало стыдно: что это они, две великовозрастные колоды, верещат и носятся, как девчонки! И сама же все затеяла!
В досаде бросив ветку, Елисава повернулась и пошла через рощу куда глаза глядят. Она миновала пенек, на котором сидела сегодня избранная «Леля», принимая подношения, — в траве еще белела яичная скорлупа и лежали помятые венки — и брела все дальше, надеясь, что там ей никто не встретится. Ей хотелось уйти от всех: от девушек, к которым вот-вот приедут сваты, от веселых нарядных парней, ни один из которых не годится ей в женихи, от улыбающихся молодых женщин, чьи расшитые праздничные сороки словно бы бросают упрек ее вечному девичьему венку! И напрасно Эйнар, Торлейв, Таиша с Искряхой и тот новенький, из бодричей, то ли Светомир, то ли Витомир, вечно околачиваются возле женского крыльца и ждут, не пойдет ли она куда-нибудь, чтобы проводить. Напрасно они ловят ее взгляд, отгоняют конюхов и подают ей поводья, чтобы коснуться ее белых пальцев, — им не на что надеяться, как и ей самой!
Елисава попробовала вообразить ожидаемого герцога Фридриха, но его расплывчатая фигура в этой весенней роще, где каждая травинка была живой и призывала жить настоящей жизнью, казалась такой нелепой, бесплотной, противной! Княжна поморщилась от досады, ударила кулаком по ближайшей березе, но тут же раскаялась и обняла дерево богини Лады, прижалась лбом к шероховатому стволу. Береза не виновата, она всегда хочет как лучше. Свежий, чуть горьковатый запах коры и сока щекотал ноздри, и сердце разрывалось от жажды жить и любить! Любовь приносит такое счастье всему живому, и только она одна этого лишена!
— Смотри, какая грустная! — раздался вдруг совсем рядом чей-то голос. Незнакомец говорил на северном языке, и Елисава, продолжая держаться за ствол, резко подняла голову. — Может, мы ее развеселим?
— Ты мне обещал, подлый обманщик, что тут сегодня всем подряд пива наливают, но я что-то не вижу его! — прозвучал другой голос. — Правда, столько девчонок — это тоже хорошо.
Елисава обернулась, и лицо ее мгновенно приняло привычное строго-надменное выражение. Новгородских обозов в этом году еще не было, а значит, эти два голоса принадлежат киевским варягам. Она готова была кивком даровать прощение тем наглецам, которые назвали девчонкой Ярославову дочь, но только после того, разумеется, как его попросят.