Сокровище тамплиеров. Мечта конкистадора
Шрифт:
– Но орден рыцарей Храма создан только для того, чтобы защищать пилигримов и дороги, по которым они идут в Иерусалим! – невольно возвысил голос Гуго де Пейн.
– Так было до твоей поездки на Запад. А сейчас благодаря ей ты имеешь войско, сопоставимое с армией иерусалимского короля. Прибывшие на Святую землю тамплиеры жаждут подвигов во славу Господа. Ведь так?
– Но дело ли монашеское: завоевывать чужие земли? – мягко возразил другу магистр.
– Подумай, Гуго, речь идет о Дамаске, с которого начал свои проповеди апостол Павел, который привел в лоно церкви множество языческих народов. Как только Дамаск окажется в наших руках, ты будешь водить дорогой святого Павла множество паломников. – Балдуин вовремя вспомнил, с каким благоговением де Пейн рассказывал о посещении церкви Святого Павла в Тарсе, а потом о необычном видении в пути.
Не сказать, что доводы короля убедили Великого магистра. Но… Гуго де Пейн помнил, как он, потративший все деньги на дорогу к Святой земле, с такими же нищими собратьями появился в Иерусалиме и был принят королем, получил от него кров и средства для жизни. Именно Балдуину орден обязан сегодняшней силой и могуществом. Причем король никогда не напоминал о своих великих благодеяниях.
– Госпитальеры согласились присоединиться к моему войску, – между прочим, промолвил Балдуин.
– Хорошо, ты увидишь тамплиеров в своих рядах, – из чувства благодарности сдался Гуго де Пейн.
– Спасибо, друг, я знал, что могу рассчитывать на твоих воинов.
Лишь только ушел король, Великий магистр взял ключ, отпер сундук и бережно достал из него хитон Спасителя. Тамплиер положил святыню на стол, встал на колени, попросил у Господа, по примеру царя Соломона, мудрости и принялся молиться. Гуго де Пейн столь сильно тянулся к Господу, что, казалось, покинул этот мир. Он не услышал, как несколько раз – сначала несильно, потом громче – стучали в дверь, как она распахнулась, и на пороге появился друг-иудей.
Понтию не то чтобы надоело ждать разрешения войти, либо запрета на это действие, он начал подозревать, что с магистром случилось что-то неладное. Застав друга за разговором с Богом, Понтий успокоился и встал на колени рядом. Едва он мысленно проговорил «Отче наш», как магистр перекрестился, бережно поднес к губам край хитона и только теперь заметил, что он не один в келье. Однако теперь уже Гуго де Пейн не стал тревожить Понтия, пока тот не отдал должное хитону, который тысячу лет берегли его предки.
– Замечательно, что ты пришел, – обрадовался магистр. – Я только что дал согласие участвовать в деле, которое мне совершенно не по душе. Хотелось бы услышать твое мнение.
– Как-то слишком поздно давать советы в поступке, который, судя по твоему предисловию, уже свершился.
– Все верно, – согласился де Пейн, – но боюсь, это лишь начало. Все будет повторяться, если, конечно, первое дело для меня не станет последним.
– Я буду благодарен, почтенный Гуго, если ты будешь выражать свои мысли более понятно. По крайней мере, попробуй начать свой рассказ сначала, – попросил друга Понтий.
– Иерусалимский король настойчиво попросил, чтобы мои тамплиеры присоединились к христианскому войску в походе на Дамаск.
– Значит, король решил исполнить обещание, данное зятю на пиру, – пришел к выводу Понтий. – Печально, печально… Особенно сейчас, когда у нас с Дамаском мир. Впрочем, этого и следовало ожидать.
– Понятно. Значит и ты против этой войны?
– Конечно. Уже три десятка лет минуло, как христиане пришли в Палестину. И все это время льется кровь. Франки и мусульмане безжалостно истребляют друг друга. Иной раз мне кажется, что Святая земля превратилась в некое чудовище, непрерывно пожирающее людей. Все новые и новые пилигримы прибывают сюда, чтобы принять участие в войне с неверными; а из внутренних мусульманских областей подтягиваются новые поколения сарацинов, чтобы противостоять христианам. Да разве этому учил Иисус?!
– Но ведь невозможно, чтобы ошибались все: Петр Пустынник и Бернард Клервоский, епископы и простые священники, бароны и короли? – только и смог спросить Гуго де Пейн.
– Чаще всего такое и возможно, – с горечью произнес Понтий. – Подумай сам, Гуго, если бы не ошибались все, разве Иисус оказался бы на кресте?
– Но я не могу не помочь королю. Он мой друг, без него не существовало бы ордена. Я ему обязан всем.
– Тоже верно, – согласился Понтий. – Вот потому я и не могу дать тебе совета.
Гуго де Пейн устремил задумчивый взор на хитон Всевышнего.
– Господь, боюсь, не одобрит затею короля с Дамаском.
– И я думаю, что дело это не богоугодное, – опять разделил мнение магистра иудей. – Но хитон обязательно возьми с собой.
– Зачем?! Если мы с тобой единого мнения, что Господь не поможет нам завоевать Дамаск.
– Возможно, ты получишь Его совет в другом вопросе. Господь всегда окажет помощь, если верить и уметь ждать. Тебе, Гуго, необходимо часто советоваться с Богом, потому что в твоем подчинении много людей. И если ты их пошлешь на дело, не угодное Господу, большой грех падет на твою душу, и много людей может пострадать.
– Спасибо, Понтий!
– За что же? Я ничем тебе не помог.
– За то, что есть с кем поговорить. Плохо, что мы редко встречаемся. Слишком много стало вокруг меня людей, они отнимают все мое время. Но меня преследует странное ощущение: чем больше я занят делами ордена, его людьми и заботами, тем больше чувствую себя одиноким. И особенно, когда рядом нет тебя. У всех иные мысли и желания… чужие мне…
Иерусалимский король умел убеждать: к нему присоединились отряды из всех христианских государств Востока, а именно: из Триполи, Эдессы и Антиохии. Из Иерусалима вышла армия численностью в двадцать тысяч воинов.
Жаркое палестинское солнце в прежние походы доставляло немало неприятностей одетым в броню рыцарям. Но… В ноябре 1129 г. оно было уже неярким, и войско иерусалимского короля бодро шло в сторону Дамаска. Казалось, Балдуин учел даже особенности здешнего климата. Однако в это время года погода редко бывает комфортной во всех отношениях; избежав жары, можно подвергнуться действию более неприятной напасти. За три перехода до Дамаска на землю обрушился проливной дождь.
Укрыться было негде, и войско продолжало упрямо брести в сторону заветного города. Лошади первыми стали выдыхаться, их ноги утопали в сплошной полосе грязи, в которую превратилась дорога. Всадники спешились, чтобы облегчить участь животных. Вскоре уже рыцари едва переставляли ноги. Наконец небо смилостивилось: ближе к вечеру дождь прекратился и даже выглянуло скупое осеннее солнце, успевшее слегка просушить промокшие одежды воинов. Но согреть их у ноябрьского солнца не хватило ни сил, ни времени.