Сокрушая Иллюзии. Иллюзия 2,3

Падалица Виктория

Не очень весёлая перспектива…

– Реально отказаться от замужества? – обратилась я к "первой" с обеспокоенным видом, потому что та больше всех знала.

– Вдвойне нереально. Читай правила. Во-первых, в договоре прописано, что в случае неповиновения ты получаешь наказание. А Палач у нас неумолимо жесток. С ним лучше не пересекаться. А второе, ещё более страшное – за отказ вступления в брак ты и твой род можете лишиться головы самым ужасным образом. К примеру, жених убьёт всю твою семью, обольет тебя кислотой или бензином, а следом бросит в тебя спичку. Может и забить до полусмерти, переломать ноги и бросить

где-нибудь, чтобы ты сама медленно и мучительно умирала. Ему ничего за это не будет. Привыкай подчиняться, если не хочешь такого будущего.

В дверь постучались, а следом сюда ввалился мой конопатый слуга.

– Господин Джамал желает вас видеть сейчас. – сообщил он мне. – Завтрак для вас окончен. Вставайте, и пошли за мной.

Я медленно поднялась со стула и на ватных ногах приблизилась к слуге.

Кто такой господин Джамал? Что ему понадобилось?

Надеялась, что это не Палач, которого известили о моем оскорблении дикаря, по-любому значимого здесь. Я же назвала того гада на "ты", а не господином, а он в ответ обозвал меня животным и чуть не отымел, но всё равно наказание светит мне.

И также надеялась, что этот Джамал – не жених из-за бугра, пришедшийся по мою душеньку.

Даже не знала, какой из двух вариантов окажется страшнее: жених или Палач. Но, судя по словам девочек, почти всех из которых удалось разговорить, кроме "второй" – блондинки-альбиноса с белой мраморной кожей и платиновым оттенком волос, – эти варианты – почти одно и тоже.

Но Палач даже лучше жениха, так как его пытки не длятся вечно.

Но всё равно не хотелось с ним сталкиваться.

– И девочки… – строго продолжал слуга. – Одна из вас не отвечает требованиям господина Амирхана. Думайте, кто, и исправляйтесь, если не хотите получить строгое наказание. Вопрос по поводу одной из вас уже стоит у господина Амирхана, господина Джамала и господина Фархада на повестке дня, но они пока что не пришли к общему консенсусу. Старайтесь усерднее, чтобы изменить ситуацию в выгоду всем. – и открыл дверь в коридор, приглашая меня выйти первой. – Идите, "девятая". На самый верх поднимаемся. На лифте.

Его слова придали мне уверенности, и я резво поскакала к лифту. Если придется спускаться в подземелье только для того, чтобы попасть наверх, значит, не к Палачу меня вели, а к какому-то другому господину.

И не к Фархаду, слава богу. Но ведь он пригрозил мне расправой, если я ослушаюсь и не приду сегодня. Что делать?

То, что аудиенцию мне назначил не Палач, с одной стороны радовало, а с другой – тревожило. Ведь я не знала, зачем меня позвали. Но отчётливо понимала, что не из-за дочери. Марьяну не привезли, иначе бы слуга об этом сообщил. Остальное же было не настолько важно.

Глава 6

Слуга сопроводил меня в сам особняк.

Там, в уютном кабинете, выдержанном в стиле прошлого столетия, меня ожидал старик.

Тот самый дедуля, который присутствовал на моём посвящении и который тогда смутил меня вдвойне. На вид ему было лет восемьдесят. Само собой, оголяться ещё и перед ним, мужчиной в почтенном возрасте, мне было, мягко сказать, стыдно.

Но зачем он позвал меня сюда?

Неужто его тоже ублажать придётся, как очередного господина, третьего по счету? Какое счастье, что этих господ всего три штуки имеется, а не

целая футбольная команда.

– Здравствуйте, господин Джамал. – ощущая себя очень неловко от его проницательного взгляда и того неприятного случая, чему этот дедуля, определенно конструктивных взглядов и чёрствой морали, стал свидетелем вчера, всё же первой заговорила я.

Господин Джамал отвесил мне лёгкий ненавязчивый поклон, с надменно-царственным видом восседая в кожаном кресле, словно на троне.

– Только сегодня узнал о твоей истории и пожелал поговорить с тобой лично. Присаживайся, девочка. – предложил господин Джамал, с виду безобидный и открытый для общения, но определенно имеющий способность распознавать, когда собеседник с ним не искренен.

Этот низкорослый и жилистый дед, словно психолог с большим опытом, был особо чувствителен к любым колебаниям на эмоциональном уровне и проявлениям лукавости собеседника, пусть и самого скрытного. Он точно чуял фальшь за версту, без труда распознавал, что из себя представляет тот или иной человек.

Я не знала наверняка, так ли это, или моё субъективное мнение насчёт господина Джамала ошибочно. Но, на первый взгляд, этот дедуля производил именно такое впечатление. В любом случае, с таким, как он, лучше оставаться честной.

Господин Джамал морщинистой рукой с тонким запястьем любезно указал на стул, стоящий рядом с его рабочим столом. На столе имелись две чашки кофе, а также закрытая папка с какими-то документами и слайдами, уголки которых торчали из-под картонной обложки.

Я послушалась и разместилась там, где он сказал. Сев на стул, на самый его краешек, я свела колени вместе и успокоила на них свои, подрагивающие от стабильного невроза, руки.

Глаза на господина Джамала поднимать боялась.

Этот человек и его взгляд, проникающий прямиком в мозг, вызывал мурашки по телу и то подопытное ощущение, что в тебе копаются. От него веяло какой-то непонятной мне, непознанной мудростью, которую невозможно было увидеть глазами, но и невозможно было не осязать на уровне чувств.

Зато господин Джамал был открыт. Бери и считывай, что называется. Он того и хочет от собеседника, но и требует от него аналогичной самоотдачи.

В отличие от двуличного и поверхностного Амирхана, от которого постоянно разило каким-то холодом, опасностью и чем-то омертвевшим, неживым, что свойственно разгулявшемуся на воле психопату, не способного к жалости и другим человеческим ощущениям и качествам.

И в отличие от дикаря Фархада, внутренний огонь которого настолько яростно бушевал в его душе, что излишне щедро выплёскивался наружу лавиной жестокости и безнаказанности, выжигая и обугливая до костей, безжалостно уничтожая любого на своём пути.

Если эти два изверга друг другу противопоставлены характерами, как огонь и лёд, то господин Джамал олицетворял нечто большее, космическое и необъятное.

Он великолепно держал все эмоции в себе.

На первый взгляд, его лицо вообще никаких эмоций не выражало, как и умные глаза, которые пронзали насквозь. И вовсе не от того возникало чувство, что он тем самым пытался подавить меня, выражая свою агрессивность, и представлял не меньшую опасность для меня, чем Амирхан и Фархад. Его взгляд скорее напоминал взгляд учёного, который находится на пороге величайшего открытия.