Сокрушая врагов
Шрифт:
– У меня мало людей, – искренне признался Вадим, – и каждый воин на счету. Пойдем со мной, Валуй, ты послужишь не только мне, но и Новгороду. Варягам не место на нашей земле.
И тут же память нарисовала картинку из учебника истории – призвание варяг на княжение. Ну-ну!
– Что скажешь, Валуй?
– Будем бить варягов? – с набитым ртом спросил новгородец.
– Обещаю!
– А после я буду волен вернуться?
– Куда угодно! Я не требую с тебя клятвы дружинника. Ты мой друг! И пойдешь со мной на правах друга.
– Добро! – Валуй поднялся с места. – я с тобой!
Они крепко пожали друг другу руки.
– А за новость – благодарю. Предателя надобно выследить и наказать. Так имени не знаешь?
– Имени не называлось…
– Ладно, подумаем… а теперь ступай, тебе надо отдохнуть с дороги. Пешком топал?
– Да.
– Тебя проводят. Эй!
Дверь отворилась, и в трапезную с поклоном явился отрок.
– Проводи моего друга, он должен хорошо отдохнуть, – распорядился князь, – и покличь мне Худоту, Бряга и Палея.
Валуй в сопровождении отрока вышел, а через минуту на позыв князя явились руссы.
– Все ли ваши люди верны? – огорошил их Вадим, когда они уселись за стол.
Нет, он не подозревал их. Ему и в голову это не пришло. Он, полностью доверившись этим людям, решил поговорить напрямую. А вдруг…
Руссы переглянулись.
– Я уверен в своих воях, княже, как в самом себе, – первым ответствовал воевода, и в голосе его явно сквозила обида, – я знаю всех! Среди них не может быть врагов!
– Не серчай, Бряг, – князь сменил тон, – сам понимаешь, время у нас сейчас такое…
– И мои вои доказали свою верность, княже. Ты видел их в деле, – подал голос Палей в защиту своего десятка.
– Видел, – согласился Вадим и посмотрел на Худоту.
– Вся моя жизнь – служение князьям руссов, – спокойно ответил старик, – мои люди верны тебе, княже.
– Хотел бы я верить, как вы. Но правда в том, что изменник есть! – Вадим слегка прихлопнул ладонью по столу. – Посему прошу припомнить, кто из людей в последнее время подолгу отлучался. Может быть, ездил куда? Или еще что-нибудь подобное…
Все трое отрицательно покачали головой.
– Наш разговор должен остаться между нами, – решительно изрек князь, поднимаясь, руссы встали следом, – но впредь прошу быть повнимательнее и обо всем подозрительном в поведении кого бы то ни было из наших людей незамедлительно доносить мне. А сейчас ступайте и готовьтесь. Завтра поутру выступаем.
Руссы учтиво склонили головы, мол, поняли, сделаем. Когда они покинули трапезную, Вадим вернулся на свое место, сел и задумался: «Конечно, должен быть шпион в нашем отряде. Как не быть? Вот только – кто?»
Тяжелая ночь с черными низкими тучами опустилась на землю, и мысли князя уперлись в вопрос без ответа – кто? Подозревать всех и каждого? Так и свихнуться недолго. А если отравит, сволочь? Ну, подсыплет порошка какого-нибудь в щи, похлебал и ау! Поминай меня как звали! А может, еду давать вперед себя пробовать? Ну, были же такие специально обученные люди, которые пробовали все блюда на столе, перед тем как господин примется за еду.
Или нож в сердце в темном месте, вот хотя бы в нужнике. А что? Вполне подходящее место. Ты сидишь себе, расслабленный, ни о чем таком не думаешь, а тут тебе – бац! И ты умер… блин, прямо на горшке… вот смеху-то! Обхохочешься!
Ой, да мало ли можно выдумать способов, как избавиться от неугодного человека. Да что там человека, бери выше – князя! Нет, так определенно можно сойти с ума. Эх, не легка ты ноша правителя, ох не легка. К черту! Чего бояться? Двум смертям не бывать, но все же смотреть надо в оба!
Глава двенадцатая
Наваждение
Темная ночь и темные сны
Пронзали меня, как мечи…
В эту ночь молодому князю руссов не спалось. Тревожные мысли, словно назойливые мухи, лезли в голову, не давая покоя.
«Как ни крути, а все ниточки сходятся в Новгороде, – размышлял князь, лежа на постели с закрытыми глазами. – Вернее к самому Гостомыслу. Он теперь князь в Новгороде. Гостомысл… так-так… Сам захотел царствовать и всем владеть, ага…»
Наконец тревога понемногу заглохла, спряталась, и Вадим уснул…
Снег…
Сначала он видел только снег. Ярко-белый… Он кружил и тихо падал, устилая землю ковром, отчего становилось теплее на душе. День властвовал на земле и…
Снег…
Потом промелькнул лес… Темно-зеленый… хотя верхушки и должны были покрыться пуховой шапкой. Лес…
Затем поле… огромное поле, словно степь. Светло-белая… как новая перина. Она тянулась и тянулась… бесконечно долго. Белая степь…
Вот пронеслась деревенька… Серо-черная… словно в дымке. Крыши, заборы… и нет людей. Тишина. Деревенька…
Потом была еще одна, покрупней. И люди… много людей… Жизнь. Серо-черная жизнь, как в рваном тумане. Жизнь…
И, наконец, город… Бело-черный… белый от снега и черный от множества крыш домов. Город с высокими валами и проходами в них… Рвы… И улицы… узкие и широкие улицы с пестрыми людьми. Река… по-осеннему иссиня-черная… Мимо… все пролетело мимо.
Озеро… Темно-синее… Лед еще не затянул воду, лишь вдоль берега образовалась кромка. Лодки на берегу. Много лодок… избы рыбаков… Да, рыбаков, он видел сети… Ветер вздымал волны… небольшой ветер, небольшие волны… Озеро? Ильмень? Ильмень…
Стоп! Не то, и не туда. Хотя близко… Стоп! Назад!
Город с высокими валами и проходами… Ах да, вот и детинец. Крепость внутри города – княжеский детинец с крепкими стенами и высокими башнями. Не очень большой по размерам… Воины в кольчугах, при оружии… Дружина… Близко.