Сокрушитель
Шрифт:
– Вы мне, товарищ комиссар?
– на всякий случай уточнил я, хотя ответ прекрасно знал, зачем-то я был нужен этому типу.
– Да, вам. Это вы, товарищ Батов?
– Да.
– Отлично. Я узнал, что у вас не брали военные корреспонденты интервью о двух ваших подвигах, за которые вы были награждены. У нас сегодня образовался разрыв в программе, я решил, что вы сможете заполнить это время. Я был на награждении, вы сказали красивую речь, не запинаясь, речью владеете, сможете отвечать на вопросы ведущего программы. Как вам?
– А почему нет?
В прошлый раз его заинтересовали мои песни, тут я не пел, хотя пальцы разрабатывал, наигрывал на трофейном аккордеоне. Просто после войны числясь поэтом и композитором можно жить как хочешь, путешествуя в любое время по стране, в ином случае обязан где работать. Удобная позиция. Я во всех жизнях, кроме прошлой, с тюрьмой, пользовался этим. Сейчас же я интересовал комиссара именно как орденоносец, поднять своими рассказами авторитет армии, уверенность в своих силах, немцев считали непобедимыми и этот миф пока не был развеян. Задерживаться мы не стали, прошли к машине и сразу покатили к зданию радиовещания. Не стоит думать, что вот так раз, и любого берут, чтобы выступить по радио. Мне просто везло, та самая Госпожа Удача, подтолкнуть и она помогает. Мной же тот заинтересовался по многим факторам. Конечно выступление по радио привлечёт ко мне немало внимания, уж я постараюсь, но наплевать. Я вообще планировал изрядно потроллить всех слушателей и работников редакции. Всё равно буду выступать по радио в первый и последний раз, оставлю о себе незабываемые воспоминания. Правда, и границ совсем уж не стоит переходить. По краю пройду.
Дальше меня начали инструктировать, заодно проверив, я действительно не теряюсь и легко держу речь, не спотыкаясь, не мямлю, можно сказать, отличный кандидат в дикторы. Это одна из дам при прослушивании сказала. О том, что пишу музыку, да и исполнял, не говорил. Вообще у тёзки тенор, не всё могу исполнять теперь, не под мой новый голос. Хотя всё равно немало песен в репертуаре
– Скажите, Ростислав, за какой подвиг вы получили первую награду, орден «Ленина».
Я уже поздоровался со слушателями, вот и ответил на первый вопрос:
– Я взял в плен немца, это был оберст. Если проще, то полковник, начальник штаба одной из перхотных дивизий Вермахта. Взял его с охраной, тот свернул на своей машине, сером «Мерседесе»-кабриолете к озеру, искупаться решил, там и перестрелял. Охрана была на бронетранспортёре, и тяжёлый мотоцикл с пулемётом. Всех немцев расстрелял, не дал добраться от воды к оружию, у меня винтовка самозарядная была. «СВТ», считаю её лучшей, как личное оружие, в этой войне. Нашёл отличное место, загнал туда технику… И сжёг её. Да, сжёг. А то к нашим приеду, отберут, священное право трофея они не поддерживают. Изучил документы в портфеле, узнал, что моя родная дивизия находится рядом, да ещё в окружении, и привёл полковника к командиру дивизии, вот он меня и представил к награде. Дальше документы были изучены, те что я захватил, и дивизия ночью благополучно вырвалась из окружения. Я тоже участвовал, но не повезло, я уже был контужен, а тут новая контузия. Даже не помню как накрыло, бежал ночью с винтовкой в руках, и всё, ни вспышки, ни грохота, очнулся днём, немец пинал в бок, без оружия и амуниции. Так и оказался в плену. Немец знаками велел подниматься, колонну пленных собирали. Рядом раненого, что не смог поднять, штыком добили. А жить хочется, с трудом встал и смог дойти до колонны. Там дальше не интересно, за побег и освобождение женского лагеря для военнопленных меня не награждали, а от темы мы ушли.
– Да, хорошо. А что по второй награде?
– О, тут довольно интересная ситуация. После побега из плена, я в госпитале лежал, недалеко от Рославля, две недели, уже слух вернулся, ходил сам, и тут делая гимнастику у окна, приседал, не хотел физически деградировать. Это слово мне врач подсказал. Тяжёлые нагрузки она запрещала, в голову отдавало, а такие можно. Так вот приседаю и вижу на дороге клубы пыли, и что-то знакомое, такие угловатые коробки только у немецкой техники. А у меня под подушкой трофейный бинокль. Трофеи - это святое. Глянул, а там немцы на перекрёстке поворачиваю к городу, где мой госпиталь находится, и им до окраин минут десять. Я сразу рванул к главврачу, сообщил что у меня есть танк, «тридцатьчетвёрка», нашёл новую, у немцев, они собирают брошенную, и угнал. У меня с одним интендантом договорённость была, тот за одну услугу со своей стороны попросил германский автомобиль, кабриолет. Я ему отдал тот «Мерседес» оберста, за который орден «Ленина» получил, всё равно как раз «Хорьх» генеральский угнал, он получше будет. Ещё бы. От Брянска на нём до Москвы на награждение доехал. Сами знаете наши дороги, даже не скрипнула, как по волнам плыл. Отличная машина.
– Это тот «Мерседес», что сгорел?
– уточнил диктор с ехидцей.
– У меня всё трофеи уничтожены огнём, чтобы немцам не достались. А так, да тот. Я ему и мотоцикл отдал. А вот бронетранспортёр оставил. Война закончится, буду на нём на рыбалку ездить. Проходимость неплохая.
– Сгоревшем?
– Пепел стряхну с сиденья и буду ездить, - отмахнулся я.
– А вообще «Хорьх» неплох, но он для хороших дорог, нужно что-то вездеходное. Я пока бродил по немецким тылам, мне трофеями достались два «кюбельвагена», но оба заднеприводные, хотя есть у этих «фольксвагенов» и полноприводные. Пока не везло, таких трофеев нет. Однако и эти машины проходимые, я пробовал. Ничего, ещё добуду.
– А что там по немцам?
– вернул меня к сути дела диктор.
Глава 4. Рассказы в радиоэфире.
– Так я и рассказываю. Тому интенданту я указал услугу, но тот ещё остался должен, поэтому часть моей добычи с немецких тылов, тот доставил к госпиталю. Это были три бывших советских грузовика, я их у немцев отбил, и танк, «тридцатьчетвёрка». Их там боец охранял. Сообщил об этом главврачу, сказал, что передаю грузовики для вывоза раненых, хотя на тысячу ранбольных их маловато, и нужен экипаж для танка. Тот о прорыве уже знал, не думал, что немцы уже тут, ну и дал добро подобрать экипаж и встать на защиту города, пока госпиталь эвакуируют. Город тыловой, армейских подразделений совсем нет, поэтому я удивился, услышав бой у въезда в город. Даже комендатуры в городе не было, только военкомат. Не зная кто там сдерживал немцев, но я мысленно искренне поблагодарил героев, мы успели подготовится, принять танк, и выехали по улочкам в сторону звуков боя. Я уже потом узнал, что там противотанковый взвод. Новички, утром приняли орудия у нас в городе, с ремонта, двинули к передовой и тут немцы, вот с не сбитыми расчётами те смогли сжечь два грузовика, подбить немецкий танк. Гусеницу ему разбили. Впрочем, это все их победы, лейтенанта, он потом с нами в госпитале лежал, также к «Боевику» представили, однако взвод дал нам время, и мы успели. Я очень хороший наводчик из танковых пушек, сам не знал, у немцев в тылу пришлось пострелять по немецким танкам на железнодорожных праформах. Эшелон горел весь, но уходил дальше. Стоит отметить, что от моего танка до железнодорожных путей было два километра и эшелон двигался, но я ни разу не промахнулся, и сжёг два вагона, надеялся там снаряды и они рванут, но те горели и не взрывались, и восемь танков на платформах, пока эшелон не ушёл за дальность стрельбы. Больше бы уничтожил, но я один в бронемашине был, там двигатель заклинен, но всё остальное в порядке. Танкисты на дороге бросили, отступая. Сам заряжал, сам стрелял, но такой вот результат. Ни разу не промахнулся, даже с запредельной дальностью из танкового орудия. В бою за городок я был за командира-наводчика, заражающий Дмитрий Воробьёв, и мехвод, старший сержант Буков, из выздоравливающих. Стрелка-радиста не было, не успели подобрать, втроём бой вели. Мы уничтожили мотоциклистов и завернув за угол, столкнулись немцами. Причём был танк, точно такая же «тридцатьчетвёрка», как у нас, но с крестами намалёванная. Выстрелили одновременно, но если снаряд немцев ушёл в рикошет, то наш точно поразил в погон башни и тот вспыхнул. После этого мы, маневрируя и часто меняя позиции, уничтожили пять бронетранспортёров, два броневика, тоже бывших наших, с крестами, ту подбитую артиллеристами «тройку» и полтора десятка грузовиков. Причём говоря уничтожили, я имел ввиду, что они горели. Если подбить, то немцы быстро их восстановят и те снова будут против нас воевать, а сожжённые только на переплавку. Что по бою, у немцев осталось шесть самоходок, а у них лобовая броня крепкая, далековато, не возьму. Поэтому я расстрелял им гусеницы, и уйдя в город, объехал стороной, выйдя с боку, и сжёг их, расстреляв в борта, все шесть. Ну и начал бить по пехоте и технике в колонне, поджигая её, вдали две гаубичные батареи, и до них доставал, тут как раз и появились кавалеристы и погнали немцев дальше. Думал целая дивизия, а оказалось два полка с приданной артиллерией. Они нам и дали время эвакуировать госпиталь. Немцы заняли город только на следующий день. Мы в разбитой колонне нашли целый грузовик, на нём доехали до госпиталя, погрузили в машину раненых, и колонной в тыл направились. Дальше мы лечились в Брянске. А после выписки уже вызвали в Москву на награждение.
Пока я общался, диктору принесли листок, тот потом передал его мне. Там было написано, что разрешают описать как я бежал из плена. Кого-то это заинтересовало. Ну я им сейчас и расскажу. Пока я особо грань не переходил.
– С подвигами, совершёнными вами, стало ясно. Скажите, вот вы оказались в плену. Как это произошло мы слышали, но как вы смогли бежать?
– Дело случая. Попал в плен я от контузии, форма разорвана осколками вдрызг, но сам особо не пострадал, тяжёлая контузия и полное отсутствие слуха. Я метров двадцать в колонне прошёл, иногда оборачиваясь и видя, как добивают обессиливших. Другие пленные проходили мимо, безразличные, никто не помогал ни им, ни мне, как будто не свои. А жить очень хотелось, умирать я не желал, мало немцев набил и трофеев добыл. И тут я почувствовал помощь, кто-то приобнял меня и помогал идти. Я на грани сознания плавал, вот-вот упаду, но рассмотрел девчонку, та была в форме военфельдшера, молоденькая совсем, блондинка, красивая, и она помогала мне идти. Видно, что тяжело, та ростом мне по плечо, но крепилась, плакала, видел слёзы текли, но помогала в меру сил. Другие шли мимо, отводили взгляд. Вот тогда я покаялся, сбегу, а это обязательно случится, на других плевать, но эту девушку вытащу. Сам лягу, но её спасу. Та договорилась с тремя артиллеристами, они парни крепкое, и те донесли меня до бараков. Я этого не видел, без сознания был. На себе несли, чтобы не дать немцам добить меня как других обессиливших на обочине. Парни специально считали, тридцать шесть тел на дороге осталось. Оказалось, за помощь белобрысая отдавала им свой паёк, свою еду, мне с ней своим пайком пришлось делится. Три дня я отлёживался в бараке. Их каждый день освобождали, командиров выявляли, в свои колонны отправляли, женщин. Я белобрысую прятал, а тут очнулся на третьи сутки, чуть легче было, но слух ещё не вернулся, а белобрысой нет. Сосед на пальцах сообщил, что её немцы увели. Ох я разозлился. Состояние так себе было, но идти мог. Утро, барак пустой, только раненые и смертельно уставший врач, что ими занимался. Дошёл до ворот и забарабанил. А когда открыли, сказал на немецком…
– Простите, что прерываю, вы знаете немецкий?
– Да. Не очень хорошо, у нас в деревне жила два года немецкая семья, агрономы, но потом уехали. Я с их ребёнком дружил, с сыном. Он и научил, и писать. Интересно было, его родители учили вместе со мной. Так вот, я сообщил, что выявил в бараке переодетого советского офицера и комиссара-жида. Мне главное покинуть барак, можно что угодно наболтать. Немцам это было интересно, комиссаров они сразу расстреливали, и евреев. Проверяли обрезанные или нет, немало разных парней с Кавказа, главное нос с горбинкой и кучерявость, так расстреляли. Отвели меня в кабинет к лейтенанту, из охраны лагеря. А у меня гвоздь зажат в руке, если знать куда бить, даже в моём состоянии, а я стоял нетвёрдо, можно убить. Только повезло, лейтенант сидя за столом заряжал «Наган», да не простой, с глушителем. У меня такой был, даже три штуки. Когда в окружении был, ночью самолёт прошёл над лесом, и в небе парашюты рассмотрел. Оказалось, там помимо десантников грузы скинули, вот один на меня и упал, я пока в форме морской звезды лежал и звёздочки считал, что перед глазами летали, те собрали грузы, тот что на меня упал не нашли, видимо сильно в сторону снесло, и убежали, задание у них какое-то. Вышли бы ко мне, пару челюстей точно свернул кулаками, пусть в следующий раз смотрят куда скидывают. Я потом, когда очнулся, вскрыл баул, там три «Нагана» с глушителями и патронами, припасы. В схроне оставил. Так что это оружие мне хорошо известно, уже использовал. Я же подошёл к столу лейтенанта, сообщив, что глухой из-за контузии, и кинул гвоздь в лицо офицера. Почему-то только это в голову пришло. Главное ошеломить. Тот зажмурился, что позволило мне вырвать револьвер у него и застрелить конвойного, ну и взял на прицел офицера и стал допрашивать. Тот писал ответы на блокноте. Печатными буквами. Прописью я читать пока не умею. Вот и узнал, что белобрысую увезли в лагерь для военнопленных…
– Извините, Ростислав, почему вы девушку так называете?
– А как?
– По имени.
– А как её зовут?
– Вы не знаете?
– Нет. Надеялся вы скажите. Да и как узнать, я глухим был, на пальцах всё общение. Да и та не возражала, когда я её так называл.
– Ясно. И что дальше было, очень интересно.
– Лейтенант написал, что лагерь женский в Слуцке, и сообщил где мы находимся. Я не знал. Я чуть не захохотал от радости. Я как раз проходил тут недавно, когда из окружения выбирался. Точнее не проходил, проезжал на трофейной машине. Бензина запаса хватало. Поэтому всего в пяти километрах от этой свинофермы, где пленных держали, в стоге у меня была спрятана танкетка. «Т-тридцать восемь». Я её в кустах нашёл без топлива, пулемёта не было, но я из своих запасов вернул на штанное место, снимал с разбитой техники, заправил и спрятал. В кустарнике следов много, а в стоге поди сыщи, замаскировал следы и оставил. Времени мало прошло, меньше недели, должна на месте быть. Так что пристрелил лейтенанта, а тут вдруг начальник лагеря в кабинет зашёл, в звании капитана, и его пристрелил. Забрал у всех удостоверения военнослужащих, для отчётности, я всё потом особистам сдал, когда мы к своим вышли, и покинул здание через окно. Понятно, что всё вокруг серьёзно охранялось и меня сразу бы подстрелили, но я надел форму лейтенанта, у нас одна комплекция. Нашёл в столе бутылку шнапса и распивая песенки, на немецком, шатаясь пошёл прочь от лагеря. На меня солдаты таращились, посчитали что я прибыл к знакомому из офицеров лагеря, но не остановили. А шатало меня от усталости и контузии. Эти пять километров до стога были сами тяжёлыми в моей жизни. Бежать не могу, отдаёт в голову, сознание теряю, идти нужно мягкой походкой, и не быстро. Так что три часа потратил, с двумя перекурами по пять минут, там сзади уже тревога, погоня. Чуть-чуть не успела. Я выехал на бронемашине из стога и встретил их пулемётным огнём. Танкеткой можно и одному управлять, там у командира управления дублировано. Уничтожил погоню и рванул в сторону речки Березина, переплыл, танкетка же плавающая, и дальше. Вот только тряска, я шесть раз сознание терял, ночь всю простоял, но на следующий день добрался до окраин Слуцка. Там спрятал танкетку в лесу добыл немецкий грузовик, шофёр колесо пробитое менял, в кузове продовольствие с одного из наших захваченных складов. Шофёр и описал где лагерь, я ему ногу прострелил из «Нагана», охотно на вопросы письменно отвечал, на разбитом хлебозаводе девчат содержали. В лагере как раз построение, я трижды проверил в бинокль, с возвышенности из кабины грузовика двор хлебопекарни был хорошо виден, но белобрысой своей не нашёл. Этого я и боялся. Так отлежался бы, но зная что та красивая, может понравится какому офицеру, или вообще солдатам, пустят её по кругу, а она под моей защитой, жизнь спасла, поэтому стонал от болей, но делал то что обещал, найти и вытащить её. Белобрысой на плацу лагеря нет, а найти надо, где она, могут сказать только из администрации женского лагеря. Сам я в машине сидел в немецком мундире, снятого с шофёра, а шаровары мои рваные. Форму лейтенанта выкинул давно, испачкал. Нашёл подпольщиков в городе, за час договорился, те подняли всех бойцов и командиров Красной Армии, которых местные жители прятали у себя, и с помощью танкетки освободили лагерь и расстреляли комендатуру с казармой. Пленный из лагеря сообщил, что самых красивых и фигуристых девчат отбирают в бордели в Германию, насильно конечно, в этот список и белобрысая попала. Это вторая группа, первую в Германию уже отправили. К счастью, вторая группа тут рядом в пансионате содержится, их сначала подготовят, психологически сломают, чтобы сами ноги раздвигали, силой же брали, я туда на грузовике и поехал. Освобождённых пленниц отправил в лес, там разгруженные из грузовика припасы и танкетка. Я её капитану Михайлову отдал, старшему командиру, сапёр он, капитан, и поведёт освобождённых в сторону наших. Не знаю довёл или нет, да и мне всё равно было. Главное белобрысую вытащить. Я слово дал. У пансионата всего шесть солдат охраны, старики-ветераны, но боевые, и три надзирателя. Одна из них женщина. Плюс пятеро из местных как обслуживающий персонал. Я их всех ликвидировал, девчат в кузов машины, «Мерседес» дизельный конечно большой кузов имел, но девчат сорок две набралось, все ушли, пусть и с трудом. Тяжёлый день, у меня одно было желание, сдохнуть поскорее чтобы этот кошмар закончился и отдохнуть, пусть и на том свете, но я поклялся. Двигались по просёлочным дорогам, иногда вообще прямо по полям, главное подальше от немцев, благо машина вездеходная была. Вечер был, не успели до своих добраться, встали на ночёвку на берегу Березины, как раз малоезженный брод проехали. Я выпустил девчат из кузова и сообщил, что в кабине оружие, два трофейных карабина, ведро для готовки и припасы, пусть готовят, и всё, больше ничего не помню. А утром с трудом проснулся, слух не вернулся, смотрю те голышом купаются, а девчонка, что меня охраняла, рядом спит. И знаете, я вот не в курсе был, если контуженный возбуждается, а я молодой, то кровь отливает от головы и вырубает. Я как девчат увидел, меня сразу вырубило. Когда очнулся, другие проснулись на пляже, увидел их полуобнажённых в одних рубахах что солнце просвечивало, снова вырубило. Когда в третий раз очнулся, старался не смотреть в ту сторону, но у меня богатое воображение и память хорошая, картинки как перед глазами, и тут вырубило, под мой стон: ну сколько можно? Дальше пришёл в себя, взял в руки, искупался и направился к грузовику. Там как раз кашу сварили в ведре, мне оставили. И тут я обнаружил у заднего борта грузовика немца, унтера, а под ногами девушку, что меня охраняла, та спящая красавица, он ей лицо сапогом разбил. Я сразу метнул нож. Теперь представьте себе ту ситуацию, что произошла. Местность выглядела так: берег реки, заросший деревьями, грузовик на дороге как в туннеле лесном стоит, на склоне, сверху не видно машины, ещё всё кустарником поросло. Рассказ сначала с моей стороны. Увидев немца, я метнул штык-нож, что очень непросто, попал в глаз, больше от неожиданности, но убил немца. Подошёл к телу и наклонившись снял автомат, разгибаясь. Меня от этого пошатнуло, слишком резкое движение было, и я сделал два шага назад, проверил автомат, и наклонился проверить девчонку, но та уползла под машину. Я разогнулся и увидел, что девчата на пляже что-то кричат и показывают. Повернувшись, вдруг обнаружил сапоги выше моей головы, на склоне обрыва, а в них немца, что целился в меня из карабина. Ну я от живота дал очередь, срезав его. Это было как я видел ситуацию. Теперь со стороны пляжа, где были девчата, и что наблюдали со своей стороны всё это хорошо. Они увидели немца, что избивал их подругу по несчастью и тут появился я из-за доревев, привычно шатаясь, и метнул нож. Что удивительно, попав, метать их как нужно я не умею. Тут появился второй немец, и приготовив свой карабин, выстрелил в меня, но я наклонился за автоматом, и пуля ушла в воду, фонтанчик был в речке. Немец судорожно передёргивает затвор, подавая свежий патрон, а я проверяю автомат, тот перезарядился и сразу выстрелил, но меня качнуло назад, и пуля снова ушла в речку. Тот снова выбивая гильзу подал свежий патрон, и выстрелил, но я наклонился к девушке, проверяя её. Пуля в этот раз со стуком впилась в ствол одного из деревьев. Немец снова судорожно дёргал затвор, но тут я его обнаружил и срезал. Мне потом девчат всё это описали на листах блокнота, удивился конечно, но бывает. А что я могу сказать? Слуха не было, я ничего не слышал. Видел, что те на пляже куда-то показывают и кричат, судя по лицам, только потом немца этого увидел. Оказалось, девушка, что на часах была, заснула и не слышала, как эти двое на мотоцикл приехали, оружие отобрали и связали. В коляске был бидон со свежим молоком. Все напились, хватило. После этого поехали дальше и через семьдесят километров въехали в село где как раз стоял штаб нашей с белобрысой дивизии, там меня опросили, письменно конечно, заставили рапорт написать, и отправили на машине с ранеными в госпиталь. Больше я девчат не видел. А что в госпитале было, как город мы защищали, я уже рассказывал. Вот такой у меня плен был. А слух вернулся на следующий день как в госпиталь прибыл. Хотя бы в одно ухо, потом и второе заработало.