Соль чужбины
Шрифт:
— Какой ужас вы рассказываете. Лев!
— Мир его праху. Это был великий ум, Ксения Николаевна... И знаете, в дни, когда мы жили вместе в Париже, он часто, бывало, вспоминал свое крымское житье. И обоих своих сыновей. Младший — если не изменяет мне память! — погиб на германском фронте, и отец оплакивал его всегда с большой любовью и нежностью. Вспоминал он часто и своих соседей, ваших родных, Ксения Николаевна. Это ведь ваш дед был героем войны с турками? Не припомню лишь, как он называл князя... Вадим Николаевич — как будто? Генерал?
— Да,
3
Приезжая в Париж, Венделовский, убедивший всех, что он внимательно следит за модой, отправлялся к своему портному. М’сье Жак Лажуани владел небольшой мастерской («салоном», как неустанно поправлял он каждого). Портного Венделовского звали Филипп Десбон. Десбон был молод и чуть пренебрежительно относился к своей работе: считал, в нем погибает музыкант. Он любил поиграть на скрипке в свободное время; его мелодии (утверждал, что собственного сочинения) отличались глубокой минорностью, хотя порой без удовольствия исполнял он и известные сочинения великих композиторов. Но как только появлялся клиент, Десбон оставлял скрипку, брался за мелок, булавки и сантиметр. Венделовский не торопился входить в салон: ему доставляло удовольствие, приблизившись, несколько минут послушать музыку...
В примерочной кабине Филиппа «0135» в экстренных случаях встречался с «Доктором», которого вызывал через Иветту Бюсси (понедельник, среда, пятница в десять часов — бистро напротив синематографа, если букет цветов на месте — все спокойно...) Одна кабинка от другой отделялась тяжелыми занавесями. Филипп Лесбон сновал между кабинами, произносил необходимые слова и прибаутки, выходил в ателье и в мастерскую. Короче, был «на стреме», отвечал за безопасность разведчиков. В случае непредвиденных обстоятельств или опасности Филипп спешно брался за скрипку. У коллег было тут крайне мало времени для обмена самой необходимой информацией.
— Встреча в Белграде состоялась, — докладывал Венделовский. — Врангель крепко держит меня. Цель определить не могу. Есть указания Центра относительно дублера «Цветкова» — «фунтика». Блистательная возможность: «Фунтик» — действительно сын генерала Абрамова, добровольно вызвавшийся бороться с РОВСом.
— Так, — только и сказал Шаброль. — Дальше.
— «Цветков» работает против активистов РОВСа, засылаемых к нам. Беспокоит меня Монкевиц, окончательно подмявший Знаменского.
— Что-то конкретное?
— Николай Августович знает нечто о прошлых связях Перлофа, о частной сыскной конторе.
— Откуда информация?
— Один вариант: Издетский. Других нет.
—
— Рост средний, шатен, стрижен коротко. Лицо холеное, усов, бороды не носит. Любит хорошо одеваться, хорошие манеры. Умен. Знаменский у него на побегушках.
— Издетский исключается. Из Центра передали: осужден в Москве после убийства «Баязета».
— Сволочь! Как же его пропустили в Москву? Не знаешь, где и прихватит тебя костлявая. Но чтоб дома...
— Муравьев с документами сбежал в Италию, к Муссолини. Проходит проверку. Тоже упустили! Что еще?
— Обнаружил «хвост». Один из офицеров Монкевица, весьма прямолинеен. Но вчера вечером я «прокололся». Он встретил меня на авеню Мак-Магон, вблизи вашей конторы. Вероятно, случайно. Что предпримем?
— Первая задача — оторваться от Врангеля, — Шаброль словно не слышал вопроса. — Тут у нас невыполнение приказа. Почему не обращались за помощью к Кутепову?
— При их нынешних отношениях может иметь обратный результат. Либо я человек главкома и внедряюсь по его заданию, либо — элементарный перебежчик, бросивший хозяина. Александр Павлович таких не выносит.
— Надо, чтоб он сам вас переманил. И еще упрашивал. Я подумаю.
— И я думал. Монкевиц. Этот уже сбежал к Кутепову. Надо войти к нему в доверие, чтоб взял с собой в РОВС.
— Годится. Но необходимо перепроверить Монкевица и его офицера. Быстро, основательно. Я приму меры. Мой магазин — это мой магазин. Не бросать же такую легальную «крышу»? Натали уже привела ко мне своего рамолика. Считаю, он очень перспективен по международным связям. Есть и другие стоящие знакомства. Нет, я буду сидеть на Мак-Магоне до конца. В крайнем случае исчезнете вы. РОВС, окружение Монкевица, окружение Кутепова, Николая Николаевича рядом — это не шутка.
— Может, попробовать мне через «Трест»? Это просто.
— Ни в коем случае! Центр предостерегал против дублирования нами их функций. Только по специальному разрешению и на тройной страховке.
— Ясно.
— И пока у нас никаких контактов, даже с Иветтой. Можно «засветиться». Заметите «хвост», почуете неблагоприятную ситуацию — не «светите» и Филиппа. Тогда шифровку оставите в бистро, где встречались с Иветтой — понедельник, среда, пятница до десяти. При необходимости я буду искать вас через «Цветкова». Давно не виделись после его возвращения из Вены?
— Недавно. Пока у него порядок. Контора овощей и фруктов в надежных руках. Беспокоят меня, правда, его старые связи и знакомства.
— Что-то конкретное? «Цветков» — наше слабое место. Встреча со «старым знакомым», провокация — и летит вся цепь. Что ж, выпихнуть его с Балкан? Но теперь он нужен для акклиматизации «Фунтика». Решать Центру... Ну, успехов, Альберт Николаевич.
— И вам, Шаброль... Но вот еще что. Если они идут за мной по-серьезному — сейчас могут послать своего человека и в Киев, к княгине Куракиной, двоюродной сестре главкома, чтобы справиться о судьбе товарища ее сына. Предупредите Центр.