Соль этого лета
Шрифт:
Хрен я к ней больше подойду!
Сердце колотится и никак не может прийти к спокойному ритму.
— Привет…
Знакомый голос.
— Привет, — отвечаю, не отводя взгляда от неба.
— Как дела?
А… Катя.
— Нормально.
Встаёт в изголовье. Смотрю на неё снизу вверх. Тонкие шорты так детально обтягивают, что очевидно: Катя без трусиков.
— Можно тебя попросить?
Пожимаю плечами.
— Попробуй.
— Здесь где-то недалеко озеро есть, говорят.
— Ну,
— Проводи. Искупаться хочу.
Ухмыляется.
И мне хочется «проводить». Не потому что хочу Катю. Нет. Эта идея сейчас вызывает нарастание боли и тяжести в груди. А хочется мне проводить — назло. Чтобы Ростовская увидела, и ей тоже было хреново и больно. Чтобы почувствовать, что я не безразличен. Быть может, это немного уменьшит мои судороги в груди.
Рывком присаживаюсь.
— Пойд"eм.
Мы идём через всю базу рядом. Я ищу взглядом Алёну. Хочу, чтобы она это увидела. Но вторая часть меня орёт сигнализацией, напоминая, что будет просто как в прошлом году. И ничего это не даст.
Катя что-то там без умолку втирает мне.
— Ой, ты где костяшки содрал так?!
— Ерунда…
— Давай, в медпункт заскочим, возьмём лейкопластырь?
— Нет.
Ускоряю шаг. Идиотская затея, зачем я пошёл? Ростовской до звезды мои приключения.
Представляю, что придём мы сейчас на это долбанное озеро. И Катя, конечно же забыла купальник.
И конечно же я «не уходи», потому что она боится купаться голая одна. А потом она залезет на меня. И я мо"e тело будет е"e трахать. А я буду агонизировать, что Катю, а не Ростовскую. А внутри меня будет пусто, глухо, стр"eмно… Как весь этот год. И становится мне заранее тошно до невозможности.
— Ты чего такой молчаливый?
— Т"eма! — ловлю я молодого за административным корпусом, которому сломали нос.
— Будь другом, проводи девочку до озера, вот по этой тропинке. До отбоя вернитесь, или Бес покарает.
— Понял!
Разворачиваюсь на сто восемьдесят, оставляя их одних. Как камень с души!
Возвращаюсь, присаживаюсь на крыльце столовой. Вытаскиваю телефон. Пальцы машинально набирают «Ростовская Алёна Максимовна». Гуглю о ней что-нибудь новенькое. Нет нифига…
— Маратик!
Тамара Васильевна, сторожил и завхоз этой базы. Хорошая тётка…
Припадая на хромую ногу, подходит ко мне с большим букетом.
— Здравствуйте.
— Маратик, занеси Ал"eнушке, пожалуйста. На проходную привезли для неё. Нога болит, не дойду.
Обескураженно поднимаюсь, она впихивает мне в руки букет. Я растерянно втыкаю в ситуацию — это я ей должен букет от другого мужика принести?! Зашибись!
Но Тамара Максимовна уже хромает обратно.
Стою как дебил с этим букетом: не отдать, не вышвырнуть.
Нет, в руки вручать я ей его точно не готов, пусть скажет спасибо, что он не в урне вообще!
В кабинет занесу и оставлю, так и быть. Это мой максимум.
Что за?!..
Психуя и пенясь, забегаю по лестнице наверх. Толкаю дверь кабинета, небрежно швыряю букет на кушетку. И, выходя, в дверях, сталкиваюсь с ней.
Внутри меня взрыв адреналина, тестостерона и ещё цистерны неизвестных детонаторов. В ушах шумит. Делаю шаг назад, пропуская е"e внутрь. Но она нерешительно стоит на месте.
— Ну? — язвительно делаю ей ручкой, приглашая внутрь.
Проходит.
— А где Катя?
Видела! Мля…
— Почему Вы меня спрашиваете?
— Ну вы же… — взмахивает рукой, подыскивая слова и брезгливо морщится.
— У меня номера е"e нет, позвони ей, пожалуйста. Её ищут.
— У меня тоже — нет! — не дослушивая выпаливаю я.
— Ясно. Ладно. А что ты здесь вообще делаешь? — хмуро.
Взгляд падает на цветы.
— Я же просила! — с досадой. — Не нужно…
— А это не мои, Алёна Максимовна, — рычу я. — Передали Вам.
— Кто? — смущённо.
— Вам виднее кому Вы позволяете цветы дарить. Мне, вот, очень интересно. Расскажите?
Не прикоснувшись к букету, садится за стол, прячет лицо в ладонях.
А на окошке в обычном гран"eном стаканчике стоит одинокая ромашка. Чуть растрепанная и короткая. Это та… Я ей в волосы вставлял. Оо… Это немного сбивает яростную ревность и спесь.
Немного. Ненадолго. Мы молчим. Тишина звенит.
— Что с руками?..
Лучше б про сердце спросила! Нашла о чем переживать.
Нахрен!
Не успеваю развернуться к двери, как ловит за руку. От удивления даже позволяю усадить себя на кушетку, рядом с этим букетом.
Что-то сердито бормоча себе под нос, Алёна засыпает ссадины банеоцином. А я зависаю на том, как беззвучно двигаются её губы. Помню их вкус Ощущение от них. Она отвечала!
Сжимаю в ответ её кисть, которая держит мою.
Алёна, притормозив с «лечением», поднимает на меня взгляд.
— И чего ухмыляешься? — сердито.
Я ухмыляюсь?
Стискиваю крепче кисть, не позволяя отобрать. Разворачиваю, целую в ладонь.
— Спасибо.
— Марат…
Вытянув пальцы, прижимает настороженно к груди.
Едва держу себя, чтобы снова не сорваться, и не снести е"e. В её глазах мелькает что-то такое горячее на мгновенье, словно эта фантазия у нас общая на двоих. Ноздри трепетно подрагивают, зрачки расширяются.
Рвано выдыхаю. Пульс нарастает. Мышцы напрягаются, готовясь к рывку.
Беги, Ростовская…
— Алёнка, — залетает медсестра Люба. — Там коллаген привезла доставка. Примешь?