Соларис. Осколки душ
Шрифт:
– Думаешь, она может быть тут? – спросил один из них, тот, что выше. – Не знаю…
– Его величество недоволен, надо бы скорее уже ее поймать. Мойров день! Юная девка, а мы гоняемся за ней по всей стране уже два года! Стыдоба…
– Ничего! Найдем скоро. Вот увидишь, именно мы ее найдем и получим премию. Но знаешь, в этом есть и плюсы – можно почаще выходить в мир.
– Зайдем сюда? Мож, она тут где прячется?
Дафна замерла, осела на диван, зажав рот ладошкой. Они здесь. Рядом. Нашли ее дом. Ей придется уйти. Даже если она сумеет сбежать – в ее комнатку ей
– Мойрова тень, нет ее тут. Дыра такая… думаю, она где-нибудь в большом городе скрывается, там проще затеряться, чем тут. Идем отсюда, нечего внимание привлекать городских, тут все друг друга знают.
– Как скажешь. Мне тоже лень проверять дома, по правде…
– Или мож она в каком брошенном городе прячется.
– Кто его знает…
Дальше Дафна не смогла расслышать диалог, ведь хранители ушли. Вернулась тишина ночи, прерываемая лишь шелестом листьев. Дафна прижала руки к груди и дала волю слезам, едва осознавая, что уже в безопасности, что может остаться дома. Но душа чуть не разрывалась, едва она осознавала, как близка была к беде. Задержись она в теплице – и они поймали бы ее на улице.
Дафна вытирала слезы с щек, но плакала лишь сильнее, не в состоянии справиться с эмоциями. Усталость душила ее, навалившись на хрупкие плечи. Постоянная опасность, преследование и чувство тревоги окружали ее, словно комары летней ночью у водоема. Едва осознавая, что делала, она начала выводить слова, касаясь пледа. Она закрыла глаза, представила лицо Джоша, ведь ему и была адресована записка. И она знала, что его руку уже оплетают ветки и листья, образуя фразу «приди, пожалуйста».
И он пришел. Десять минут спустя она повисла на его шее, едва открыла дверь, ведь не смогла сдержаться. Джош заметил ее слезы, покрасневшие глаза и нос, прижал к себе, позволяя выплакаться.
– Эй, мышонок, я рядом, – шептал он, пока Дафна сбивчиво пересказывала все, что услышала, признавалась, как испугалась и как устала бежать. – Я защищу тебя, ладно?
Дафна посмотрела в его глаза, а потом кивнула.
Они долго сидели в тишине, прижавшись друг к другу. Вскоре свечу задул ветер, а они погрузились во мрак. Они уснули на диване. И Дафна наконец крепко спала всю ночь, ощущая горячую грудь Джоша, к которой прижималась, и его сильные руки, что не выпускали ее. И она знала, что он рядом и что он защитит ее.
29 декабря
Пахло корицей, что еще осталась на губах после выпитого чая, и дровами. Аврора подошла к дивану, нащупала спинку и осторожно присела. Дом она знала еще плохо, а потому передвигалась медленно, постоянно на что-то натыкалась, во что-то (или кого-то) врезалась. Элайджа сначала порывался ей помогать, но она заявила, что так никогда не выучит обстановку, а потому ему оставалось лишь наблюдать, как она роняла стопки книг, и спасать ее от колющих и режущих предметов.
– Разжигаешь камин, да?
– У тебя хороший слух, – ответил Элайджа, а Аврора услышала шипение. – Это горелка. Так быстрее.
Аврора вытянула руки, ощущая тепло огня, что напомнило про летнее солнце. Душа загрустила, вспомнив, что она оказалась на болоте, где царили вечный туман и морось. Но едва Элайджа схватил ее за запястья, грусть ушла, а сердце радостно откликнулось на его горячие касания.
– Обожжешься.
– Не обожгусь. Я не так плохо справляюсь без глаз, как тебе кажется.
Элайджа хмыкнул, но выпустил ее запястья. Аврора села на пол, поближе к огню, наслаждаясь жаром, что окутывал тело, словно в кокон, согревая изнутри.
– Тебе, верно, одиноко здесь, – сказал Элайджа, садясь рядом. Их колени почти соприкоснулись, но Аврора не шевелилась. На ней была огромная футболка Элайджи, что казалась ей туникой, и его же штаны, которые пришлось стянуть ремнем, чтобы не падали.
– Ничего не изменилось.
– Скучаешь по дому?
– Не по дому…
Аврора замолчала, не в силах выговорить имя человека, что стал ей вторым отцом. Вспомнились металл на языке, мокрые пальцы и та пустота на душе, что накатила так резко, что выбила весь дух.
– Верно, тебе тут скучно.
– Мне нравится слушать тебя. А тебе не одиноко?
– Считай, что это моя пенсия. Здесь тихо, никого нет, никто не дергает. Я читаю, занимаюсь домом, осмысливаю жизнь, пытаясь сообразить, что сделал не так. Пару раз в неделю выхожу в Терравил. Наблюдаю за людьми, притворяюсь обычным. Иногда хожу в бары, общаюсь, узнаю, как живут обычные люди, что понятия не имеют, что скрывается за Вратами и в какой опасности они сейчас, когда хранители жизни исчезли, а хранители душ не желают что-либо делать с пустотами.
Аврора улыбнулась, слушая хриплый голос Элайджи. Почему-то хотелось ему доверять. Она знала, как это глупо и наивно, но не могла возродить в себе страх. Если бы он хотел ее обидеть – уже давно бы это сделал. А интуиция продолжала нашептывать, что он не врал.
– Помню, как отец ругался на хранителей жизни после Великого пожара… радовался, что они сами себя истребили, верил, что жизнь станет лучше. А в итоге…
Элайджа тяжело вздохнул.
– Все совершают ошибки. Ну а ты, что ты любила делать, пока не попала ко мне?
Аврора тряхнула плечами, облизала губы, вспоминая прежнюю жизнь и Августа.
– Я любила… слушать музыку. У нас был такой старенький магнитофон, что читал кассеты, принесенные из Терравила. Настолько маломощный, что даже стихийники не мешали ему работать. У меня была целая коллекция кассет с песнями Queen.
– Знаю таких. Хорошая музыка. У меня есть коллекция пластинок и проигрыватель.
– А еще я любила выходить на опушку леса и подолгу сидела на траве. Грелась на солнце, подставляла щеки под нежный ветер… Там было так спокойно и тихо… И никто не пугался меня.