Солдат чужой войны
Шрифт:
Гумберт подождал, пока Милли закончит свои дела и удалится с дружками в темноту, поспешно спустился на землю, посмотрел по сторонам и отправился спать. Завтрашний день обещал быть нелегким.
60
Утро следующего дня выдалось пасмурным. С запада пришла пыльная буря, и до одиннадцати часов погода была нелетная. Затем выглянуло солнце, и весь свободный от дежурства личный состав был брошен на уборку территории базы. Солдаты с лопатами, мобильными скрубберами и тележками привычно собирали черную пыль, а остатки смывали водой на газоны. Это была уже не та ядовитая сажа, какой она была двести лет назад, и от пыльных осадков трава и кусты на территории базы только становились гуще.
– Заканчиваем уборку! – громко объявил сержант Бакстер. Несмотря на свою близость к генералу Ламберту, он успевал повсюду и не гнушался никакой работой.
В небе послышался свист спускавшегося с орбиты челнока. Все знали, что это гости генерала.
Бакстер из-под руки посмотрел на приближавшуюся точку и, бросив последний взгляд на умытые дорожки, направился к штабу, а солдаты стали собирать инвентарь.
– А кто-нибудь видел подружку шефа, эту Либински? – поинтересовался Руди Шнеп, размазывая по лицу копотную пыль.
– Из нового призыва – никто, – ответил ему Гумберт.
– Эрнесто Дудли из ремонтной роты видел, – сообщил рыжий Масарик, койка которого в казарме располагалась справа от Гумберта.
– И что она?
– Говорил – два метра ростом, а сиськи… – Масарик жестом рыболова показал примерный размер, но, подумав, увеличил его еще вдвое. – Вот такие у нее сиськи.
– Такие ни под какой формой не спрячешь, – со вздохом произнес Руди, осмотрев нарисованную Масариком форму.
– Факт, – согласился тот.
– Ладно, пошли мыться, дядя, – сказал Дирк и хлопнул Шнепа по плечу. – С такой мордой ты не нужен даже Милли.
– Да, кстати, – оживился Масарик, – это правда, что с Милли можно за деньги договориться? А? Кто-нибудь слышал?
– Разговоры, – махнул рукой Гумберт. – Милли с Планком хороводится, наверное, они поженятся.
Огорченный Масарик отстал, и Руди с Гумбертом отправились в казарму.
По дороге они еще раз поговорили о генеральской подружке, потом вспомнили родные места, Руди на Бронтзее, а Гумберт – на Дижанейро. Потом взяли полотенца и отправились в душ.
– Все уже помылись, – заметил Шнеп.
– Вот и хорошо, ненавижу я эту толкотню, – отозвался Гумберт.
– Как ты думаешь, Дрю, в следующем месяце нас перебросят на фронт? – спросил Руди, настраивая температуру воды.
– А тебе что, повоевать не терпится? – из соседней кабинки поинтересовался Гумберт.
– Да засиделись мы тут… Нет, я понимаю, конечно, что в окопы торопиться не следует, но какая-то тоска меня мучает. Предчувствие нехорошее…
– Наплюй, все у нас будет хорошо. А что касается предчувствия, это брюхо от голода подводит. Сходим на обед, и настроение улучшится.
Говоря это, Гумберт пошарил рукой на самом верху перегородки и нащупал там проволочный крюк, который он сделал, чтобы поднимать тяжелую решетку.
– Ох и запачкался ты, приятель, – сказал Дирк, появившись в кабинке Руди. – Даже спину замазал, давай мочалку – потру…
– На, держи. – Шнеп сунул в руку Гумберту мочалку с двумя длинными тесемками в виде петель, чтобы удобнее держаться руками, если сам трешь себе спину. – Только уж потри сильнее, раз сам напросился.
– Будь спокоен, крепче еще никто не тер, – пообещал Гумберт и, выглянув из кабинки, убедился, что свидетелей в душевой нет. После этого он накинул на шею Шнепа петлю и, резко затянув, рванул на себя, чтобы Руди потерял равновесие.
На намыленной коже удавка затянулась очень быстро, Шнеп потерял сознание, не успев оказать никакого сопротивления.
Для верности Гумберт не ослаблял удавку еще какое-то время, потом выволок тело из кабинки и, подтащив к водосливу, проволочным крюком приподнял решетку, через которую из душевых кабин уходила вода.
Канализационный трап был достаточно широк, это Гумберт проверил заранее. Тело соскользнуло в канал, и понеслось в яму-отстойник, где его уже никто не сможет найти.
Поставив решетку на место, убийца выглянул в раздевалку и, собрав одежду и обувь Руди Шнепа, вернулся в душевую. Намочив вещи своей жертвы, он увязал их в небольшой узел и отправил вслед за их хозяином – в отстойную яму.
Только после этого Дирк вздохнул свободно и, намылившись оставшимся от Руди куском мыла, начал насвистывать мелодию, представляя, на что потратит свои пять миллионов, когда дело будет сделано.
61
После обеда рота Гумберта отправилась на построение. Предстояли теоретические занятия по закладке мин -ловушек. Здесь, на базе, это была основная специальность Дирка Гумберта.
– А куда подевался Шнеп? – строго спросил инструктор Уиллис, но все только покрутили головами н пожали плечами. Случалось, что солдаты застревали где-нибудь на кухне или в туалете, поэтому никто особенно не удивился и не бросился искать не явившегося на построение бойца,
От занятий Дирк освободился довольно быстро. Инструктор Уиллис хорошо относился к курсантам, которые знали его предмет, а потому отпустил Гумберта после того, как тот бегло ответил ему на все вопросы.
Выйдя из учебного корпуса, Дирк взглянул на часы и удовлетворенно кивнул. Было только четверть третьего, а свои утехи, опять же по свидетельствам случайных очевидцев, генерал начинал не раньше шести. «Сразу после развода», – так говорил капрал-хозяйственник Сквоттер, а ему следовало верить, поскольку он отвечал в штабе за все, – от покраски до чистки сортиров.
Посмотрев по сторонам и прищурившись на солнце, Дирк отправился на позицию, выбирая самые длинные обходные пути У него еще было время, и к роще он намеревался подойти не спеша, словно праздный солдат, коротающий время до ужина.
О Руди Шнепе Гумберт не думал. Его занимала предстоящая работа, а мертвецы уже не интересовали. Дирку приходилось воевать в составе спецподразделения «Кобра», состоявшего из наемников, однако не входившего в империю Ника Ламберта. Они шастали по урайским тылам, и из полусотни обычно возвращалось не более десяти человек. Да и те были на грани помешательства, непрерывно прокручивая в голове, как погибали их товарищи.