Солдат идет за плугом
Шрифт:
Большую часть рабочего дня Оскар Прелл проводил в своей собственной мастерской, которую устроил неподалеку от школы, во дворе богатой усадьбы, обнесенной высоким забором. Ни для кого не было секретом, что он часто использовал учеников для работы у себя дома. Некоторые утверждали, что Прелл переманивает к себе клиентов, заказчиков ремесленной школы. Иногда к нему приходили какие-то неизвестные люди, он запирался с ними за своей перегородкой в мастерской, и никто не знал о цели этих тайных и странных визитов. Дирекция смотрела сквозь пальцы на все махинации мастера, и мало-помалу все свыклись с этим.
Однако
— Шмуциге… [11] лапотники! — отзывался он с презрением о школьном начальстве. — Нужно их, о… — И таинственным жестом пронзал ногтем большого пальца воздух.
Каким же должен был Урсэкие изобразить Оскара Прелла, так некстати попавшего в его импровизацию? Высмеять его? Или показать с хорошей стороны? Чьим сторонником его представить — директора или учеников? Урсэкие не знал. А обойти мастера Прелла было нельзя. Без него представление не могло окончиться. Урсэкие решил положиться на факты.
11
Шмуциге — грязные (нем.).
Вскоре после ухода Фабиана у жестянщиков совершенно неожиданно появился мастер-немец. Удивление учеников еще больше возросло, когда они увидели, что он направился прямо к Цэрнэ. Никто никогда до сих пор не видел этих двух мастеров вместе. Причина их взаимного отчуждения была неизвестна, и ее объясняли просто несходством характеров. И вот теперь солидный и подобранный Оскар Прелл стоял перед невзрачным и сгорбленным Цэрнэ.
— О, камрад! — воскликнул улыбающийся Прелл, увидев, что старик занят трубами. Разразившись громким смехом, он по-братски взял его за руку. — Ха-ха-ха-ха! Первый мастер-чеканщик — и вдруг на трубах, на жести! Ха-ха-ха-ха! Пойдем туда, — внезапно переменил он тон, повелительно показав на будку.
Не поднимая глаз от работы, старик угрюмо отмахнулся:
— Никуда я не пойду.
Тогда Прелл бросил на учеников многозначительный взгляд, которым, видимо, давал понять, что он желает остаться наедине со старым мастером. Ученики, однако, не тронулись с места. Увидев это, немец кивнул головой: ладно, они мне не мешают.
— Скажи, — спросил он старика тоном, полным сочувствия, — а где же твое произведение из меди — вундеркинд, чудо-дитя?.. Мои слесаря работали без передышки, пока не закончили железную ограду. А теперь из-за тебя все идет насмарку… Нет вывески. Чеканщик по меди, хе!..
Не получив и на этот раз ответа, немец постоял молча, затем вдруг вырвал из рук Цэрнэ трубу.
— Найн, коллега! Нет, нет! — вскричал он голосом, дрожащим от негодования, и швырнул трубу на пол. — Я не могу видеть первейшего
Наступив ногой на трубу, Прелл смял ее:
— Вот… Теперь хорошо…
Он быстро собрал горсточку разбросанных по верстаку деталей и, с уважением взвесив их на ладони, протянул старику:
— Вот это механизм! Есть над чем головой поработать!
Цэрнэ, который до сих пор молчал и только хмурился, неожиданно выпрямился и, схватив с верстака детали, гневно швырнул их на пол. Но и этого показалось ему мало, он еще оттолкнул их ногой. Затем, повернувшись спиной к Преллу, он так и застыл, уткнувшись лицом в сухие, черные ладони, невзрачный, сгорбленный — „ржавая железяка“.
Кто знает, на что способен был в ярости мастер-немец! Однако в присутствии учеников он ограничился крепким немецким ругательством и удалился. Железные ступеньки лестницы снова, на этот раз глухо, прогремели под тяжелыми шагами Оскара Прелла.
Таковы были факты, и так пытался воспроизвести их Урсэкие. Но когда он дошел до того момента, когда Цэрнэ с негодованием швыряет детали, из „публики“ раздался возглас:
— А почему? Почему господин мастер не хотел их делать?
Урсэкие остановился на полуслове. Его забавной мимики как не бывало. Чувствовалось, что этот вопрос занимал его самого.
— А правда, почему это Цэрнэ так не по нутру детали сифонных головок? — спросил еще кто-то.
Урсэкие этого не знал. Он виновато уставился в „зал“, как будто ожидая оттуда помощи. Но товарищи смотрели на него разочарованно, как будто утеряв интерес к представлению. Это показалось ему самым обидным.
Урсэкие сошел со сцены.
Это был его первый провал. Вытирая рукавом наведенные углем усы, он, подавленный, опустился на груду жестяного хлама у стены.
Что за человек Оскар Прелл? Что за человек мастер Цэрнэ, и кто, в конце концов, он сам, ученик Урсэкие Васыле?
Немец — богатый человек, владелец собственной мастерской, он эксплуатирует учеников и в то же время высказывается против существующего порядка, поддерживает бунтарей. Старик Цэрнэ такой замечательный мастер — и вдруг столько времени не может выбить на меди лицо здорового, веселого ребенка. Соглашается на грубую неквалифицированную работу, а от изготовления деталей отказывается…
Почему?
Взволнованный, Урсэкие понимал, что сегодня он был свидетелем и участником событий, имеющих глубокие корни, скрытые от его глаз. Он не мог разобраться, проникнуть в их истинный смысл. И в этом — причина его сегодняшнего провала. Он не знает настоящих ролей тех людей, которых изображает. И своей собственной роли он также не понимает.
Надтреснутый звон колокола возвестил о возобновлении работы.
В этот вечер надзиратель Стурза был доволен. Осмотр четвертого дормитора, считавшегося самым беспокойным, прошел благополучно. Было тихо. Все ребята находились на своих местах. Только около большой железной печки чернели силуэты двух — трех учеников. Но сейчас это не беспокоило надзирателя. Будь дело зимой, он тотчас раскидал бы дрова в печке. Эти обжоры и дармоеды завели привычку целые ночи напролет печь свеклу и картошку, наворованные из школьного погреба. Не говоря уж о том, сколько дров уходит!