Солдат великой войны
Шрифт:
Николо снова подумал, что старик тронулся умом.
– Его привезли аж из Чивитавеккьи. – Алессандро повернулся к юноше и встретился с ним глазами. – Марко… водяная курица.
– Не надо рассказывать мне о Марко, водяной курице, – перебил его Николо. – Что такое эстетика?
– Философия и наука о красоте.
– Что?
– Что? – эхом отозвался старик.
– Этому учат?
– Я этому учу.
– Глупость какая-то.
– Почему же глупость?
– Во-первых, чему тут учить?
– Ты спрашиваешь или утверждаешь?
– Спрашиваю.
– Я объяснять не стану.
– Почему?
– Уже ответил, в книге. Купи ее и оставь меня в покое. А еще лучше, почитай Кроче [1] .
– Вы написали книгу?
– Да, и не одну.
– О чем?
– Об эстетике, – ответил Алессандро, закатывая глаза.
– Как вас зовут?
– Алессандро Джулиани.
– Никогда о вас не слышал.
– И тем не менее я все еще существую. А кто ты?
1
Кроче, Бенедетто (Croce, Benedetto, 1866–1952) – итальянский мыслитель, атеист, критик, философ, политик, историк. Его самая известная работа называется «Эстетика как наука выражения и как общая лингвистика» (1902).
– Николо Самбукка.
– И чем ты занимаешься, синьор Самбукка?
Николо ответил нервно, точно новичок, которому еще предстоит долгая учеба:
– Я делаю пропеллеры.
Алессандро остановился и глянул на Николо Самбукку.
– Пропеллеры. Естественно! Я собираюсь пройти семьдесят километров с мальчишкой, который делает пропеллеры!
– А что плохого в пропеллерах? – удивился Николо.
– В пропеллерах ничего плохого нет, – ответил Алессандро. – Они нужны, чтобы поднимать в воздух самолеты. И где же ты их делаешь, позволь узнать? Уж разумеется, не дома.
– На АЗИ. Правда, сам я их не делаю, только помогаю. В следующем году стану учеником, а пока только помощник. Подметаю опилки, стружку, поддерживаю порядок в инструментах, приношу обед, перевожу от станка к станку большие рамы для транспортировки пропеллеров. На изготовление одного пропеллера уходит много времени. Его надо испытать. У нас есть аэродинамические трубы. Мне пока не разрешают прикасаться к пропеллерам. Даже пальцем.
– Ты закончил школу?
– Даже не начинал, – признался юноша. – Когда я был маленьким, мы переехали сюда из Джирифалько – это в Калабрии. Когда подрос, стал продавать сигареты.
– А что делает твой отец?
– Устанавливает сушилки для белья со стальными стойками, ну, вы знаете, такие, около дома.
– Полезная вещь.
– Я вас совсем не понимаю, – воскликнул Николо.
– И правильно. Мы только сегодня встретились, совсем ничего друг другу не рассказали. Я рад, что меня окружает аура загадочности.
– Да, но вы учитель.
– И чего ты не понимаешь?
– Не сходится.
– Что не сходится?
– Многое, и учителя этого не делают.
– Чего не делают?
– Не ходят по снежным полям, укрываясь от вооруженных солдат.
– На войне многие делают то, что делать не привыкли.
– Вы воевали с англичанами?
– Иногда, но они были на нашей стороне.
– Я думал, мы воевали с ними и американцами. Нет, мы любим американцев, но они были на другой стороне.
– Ты говоришь про Вторую мировую войну. Для нее я был слишком стар. Мог только сидеть на земле, пока меня забрасывали снарядами и бомбили. Я знал, как это делается: напрактиковался на предыдущей.
– А что, была еще одна? – удивился Николо.
– Да, – кивнул Алессандро, – была.
– Когда же? Впервые об этом слышу. С кем мы воевали? Вы уверены?
– Как ты думаешь, почему Вторая мировая война называется Второй?
– Логично. Может, я глупый, но о Первой я ничего не знаю. Большая была война? Долго длилась? Что вы там делали? Сколько вам лет?
– Ты сразу задал слишком много вопросов.
– Ну да.
– Если я начну отвечать, тебе придется слушать до самого Сант-Анджело. Не могу я одновременно идти и все объяснять. Дыхания не хватает. Эти холмы слишком круты для меня, чтобы читать лекцию на ходу. Есть много книг о Первой мировой. Если хочешь, я дам тебе список.
– А есть книга о вашем участии в этой войне?
– Разумеется, нет. Кто стал бы писать книгу обо мне на той войне? С какой стати кому-то захочется об этом знать, и да и кто что может знать? – Алессандро с неодобрением глянул на юношу. – Скажем там, я и сам знаю о себе недостаточно, чтобы написать автобиографию, а если бы кто-то попытался, я бы ему сказал: «Забудь обо мне, расскажи историю о Паоло, Гварилье и Ариан».
– Кто это такие?
– Неважно.
– Вы говорите со мной, синьор, как в цеху, где делают пропеллеры. Здесь не цех.
Алессандро посмотрел на него и улыбнулся.
Почти стемнело, шагая по дороге, они едва различали лица друг друга. Вновь замолчав, они слушали постукивания трости Алессандро и наблюдали, как на темном небе появляется звездный авангард, прокладывая путь для более скромных звездочек, которым в самом скором времени предстояло вспыхнуть и улыбнуться этому миру.
Они видели искры от костров, на которых сельскохозяйственные рабочие, занятые на уборке урожая, готовили ужин. А большое число падающих звезд в августе, по словам Алессандро, компенсировало отсутствие дождя.
За несколько километров от Ачерето, когда они не могли еще видеть огней города, Алессандро вновь нарушил молчание:
– Мы поедим у фонтана в Ачерето. Может, найдем какое-нибудь открытое кафе и выпьем горячего чая, но я что-то сомневаюсь.
Они шли и шли.
– Чтобы понять Первую войну, надо немного знать историю. Ты знаешь?
– Нет.
– И чего я спрашиваю? Ты же tabula rasa [2] .
– Я что?
– Неважно.
Они молчали еще минут десять. Потом Алессандро повернулся к Николо, как поворачивался уже, когда Николо упомянул о пропеллерах.
2
Tabula rasa – чистый лист (лат.).