Солдатами не рождаются
Шрифт:
– Офицер, с крестом, – отозвался снаружи мальчик.
«Все же много их сегодня набили, – подумал Синцов. – Главное, конечно, артиллерия, но и мы тоже. В несколько раз больше, чем сами потеряли».
– Все еще чухаетесь со связью? – нетерпеливо спросил он.
– Готово, – сказал связист.
Слышно было плохо, провод где-то заземлило. На том его конце, против ожидания, оказался не Туманян, а Левашов.
– Объявился, пропащая душа! – закричал Левашов и весело выматерился по телефону. –
Синцов доложил, где находится и что в этом узле обороны пять больших блиндажей, – очевидно, тут был штаб немецкого полка. Сейчас все они, конечно, дыбом, но один-два можно будет привести в порядок.
– Вот и хорошо! – сказал Левашов. – Командир полка вернется – свой КП перенесем к тебе, а тебя вперед выпихнем.
– Вперед – некуда. Впереди немцы. А где командир полка?
– Ушел в первый батальон, комбата менять. Комбат на мину нарвался, все хорошее настроение испортил… Корреспондент там, у тебя?
– Какой корреспондент? – спросил Синцов, вспомнив, что, когда взяли первую немецкую траншею, заметил неподалеку от себя обоих корреспондентов, а с тех пор не видел ни того, ни другого.
– Очкарик у меня, – сказал Левашов. – А старший политрук должен быть у тебя. Очкарик за него беспокоится.
– Не видели.
– А ты поищи, ты за него отвечаешь.
– Слушаюсь. А где начальник штаба?
– Где-то передвигается, – сказал Левашов. – Со старого места снялся, а сюда еще не пришел. Зачем он тебе?
Синцов решил не дожидаться возвращения Туманяна и доложил Левашову свой план: сразу после наступления темноты тихо, без артподготовки, взять высоту перед ротой Лунина. Объяснил, что, как только возьмем ее, сразу нависнем на фланге у той, другой, большой высоты.
– Подожди, сейчас по карте посмотрю. – Левашов с минуту молчал. – Так, ясно, вижу. В успех веришь?
– Не верил – не просил бы разрешения. – Синцов окончательно расставался с подавленным, но еще существовавшим в душе желанием, чтобы атаку отложили до завтра.
– Раз так – не возражаю! Но если почувствуешь, что уперся, остановись, не клади зря людей.
– Ясно, – недовольно ответил Синцов: то, что сказал сейчас Левашов, говорить было лишнее: все это слова, хотя и хорошие, а все равно слова.
– Корреспондента найди! – крикнул в телефон Левашов. – Под твою ответственность.
– Мне некогда, я в роту ухожу.
– Все равно под твою ответственность.
– Прикажу искать. У меня все.
– Ладно, готовься. Но перед началом позвони, еще раз запроси «добро» у командира полка.
Синцов вышел из блиндажа и удивился тому, как сильно резанул в глаза свет. Пока был в блиндаже, думал, что на дворе начало сереть, а оказывается, еще совсем светло. И нужно через несколько минут идти по этому свету через
– Синцов! – услышал он радостный окрик, повернулся и увидел подходивших к нему по окопу Люсина и Завалишина.
– Здорово! – все так же громко крикнул Люсин, подойдя вплотную к Синцову, и с силой потряс его руку, как будто они сегодня еще не виделись.
– Так рад, что ты живой, не представляешь себе! – И в этих словах «не представляешь себе» была откровенная просьба забыть все, что было между ними. Вчера делал вид, что ничего не было, а сегодня просил забыть. Считал, что, раз весь день пробыл в батальоне и подвергался тем же опасностям, что Синцов, все старое этим списано. «Ну и черт с тобой, списано так списано!» – глядя в сиявшее радостью лицо Люсина, подумал Синцов.
– Все о вас спрашивал, где вы, – кивнув на Люсина, сказал Завалишин.
– Слушай, Завалишин. – Синцов пропустил эти слова мимо ушей. – Мне некогда, я ухожу, а ты позвони замполиту полка и сообщи, что нашелся корреспондент, а то он звонит, беспокоится.
– Беспокоится! – довольно хохотнул Люсин. – Пусть не беспокоится! Мы с тобой и не в таких переделках были и не пропали!
– А вы куда? – спросил Завалишин.
Синцов коротко объяснил.
– Разрешите с вами пойти? – спросил Завалишин.
– Пока Ильин не пришел, будь тут, – сказал Синцов. – А там решите вместе с ним, по обстановке.
– Ну, а я с тобой пойду, – сказал Люсин.
– Это пока лишнее, – сказал Синцов.
– Почему лишнее?
– Ну, этого мы обсуждать не будем. Лишнее – значит лишнее, – отрезал Синцов и повернулся к Завалишину. – Сейчас же позвоните.
Мальчик поднял автомат и повесил на шею.
– Со мной не пойдешь, – сказал Синцов.
– Почему?
– Без «почему». Останешься.
– А я, когда с капитаном Поливановым…
– С капитаном Поливановым было одно, а со мной другое. В блиндаже порядок наведи, пока меня нет. Понял?
Он ничего не добавил, повернулся и пошел, взяв с собою связным чужого усатого пожилого ординарца.
Уже вылезая из окопа, еще раз подумал: как все же светло! Но для того и шел, не откладывая, чтоб быть на месте.
Ординарец Ильина, вылезший из окопа вслед за Синцовым, шел сзади молча; раз комбат приказал, значит, надо идти за ним. Да и как иначе – в одиночку комбату ходить в бою не положено.
Сначала шли в рост, глубоко проваливаясь в снегу. Потом, когда с дальней высоты стеганул пулемет, легли и шагов тридцать ползли. Потом поднялись и побежали, но по-настоящему бежать глубокий снег не давал. Пулемет опять стеганул очередью, стреляли снова с дальней высоты, наудачу, почти на предельную дистанцию.