Солдатские исповеди. Чтобы мы помнили…
Шрифт:
Моему отцу Виктору Алексеевичу ПЕТРАКОВУ и всем участникам войны, посвящается эта книга.
ПОБЕДА!!! 9 мая 1945 г. Прибалтийский фронт, г. Рига. Петраков В.А.
Мне лет шесть, говорю отцу: «Жаль, что не родился раньше, я бы воевал с немцами!». Отец, прошедший войну, посмотрел на меня пристально и сказал веско: «ДУРАК!».
Солдатские исповеди…
Война огненным катком прошла по их поколению. Мой отец, Петраков Виктор Алексеевич о ней почти ничего не рассказывал. Вот всё, что я знаю. До войны он занимался в различных военных кружках. Был «Ворошиловским стрелком», «Будённовским конником».
Через три «котла»
Николай Максимович Карловский
18. 11. 1921 г. р
Воевать начал в 3 часа 30 минут около западной границы 22. 06. 1941 года. Прошёл всю войну, три ранения, три контузии, родные получили две «похоронки» и несколько извещений, что он «пропал без вести». Воевал артиллеристом, в партизанском отряде подрывником, был на оперативной работе в НКГБ и НКВД, затем опять на фронте, в артиллерии. От его имени.
Я родился в деревне Завод-Корецкий, теперь Брянской области, в семье бедного крестьянина. Я был самым старшим из пяти детей, и вся нагрузка по дому легла на меня. Смотрел за младшими детьми, работал по хозяйству, ухаживал за свиньями, следил за гусями и утками, что бы коршун не унёс птенцов. Другие мальчишки играли, гуляли, а у меня детства не было. В своей деревне окончил начальную школу. Семилетняя школа была от нас в трёх километрах в деревне Поконь, с переправой через реку в брод. Особенно трудно было переходить реку поздней осенью. Часто на занятиях я сидел мокрый, простывал. Потом учился два года на рабфаке в городе Новозыбков, в пединституте. Жил на квартире у одной старушки. Родители помогать мне не могли, и я зарабатывал на свою жизнь, как только мог. Чаще уборкой мусора. Ещё год ходил учиться за десять километров от дома, в Гордеевку, где и окончил среднюю школу с отличием. Очень много, запоем, читал. Нелегко мне далось среднее образование. По тому времени его мало кто имел. Тем более в глухой деревеньке. По рекомендации директора школы меня назначили работать учителем истории и обществоведения в семилетней школе.
Я был призван в Красную Армию в декабре 1940 года. Попал в учебную батарею артиллерийского полка, на вооружении которого состояли тяжёлые 122 и 152 мм орудия. Наш полк находился в городе Владимир-Волынском, почти на самой границе. Территория военного городка имела прямоугольную форму. На одной её части располагалась большая многоэтажная казарма, в которой находилось более тысячи человек личного состава. Перед казармой был строевой плац. Вторая часть территории была значительно большей по размеру. По её периметру располагались: парк орудий, парк тягачей, склад боеприпасов, склад горючего, склад вооружения и караульное помещение. Нас, курсантов, очень хорошо подготовили за шесть месяцев учёбы, и нам должны были присвоить звание «лейтенант». Приезд аттестационной комиссии и присвоение званий, были назначены на 22 июня 1941 года. В 3 часа 30 минут ночи территория части подверглась сильнейшему артиллерийскому обстрелу. Когда чуть рассвело, началась ещё и бомбёжка. Корректировку артиллерийского обстрела и бомбометания осуществляли с немецкого самолёта FW-189, «рама». Практически весь личный состав и вся тяжёлая техника артиллерийского полка были уничтожены. Я остался в живых только потому, что в момент разгрома нашей части находился вне казармы, был на территории полигона. В эту ночь я, в звании старшего сержанта, исполнял обязанности начальника караула. Огненный смерч разрывов снарядов застал меня с разводящим и часовым, когда мы шли по полигону на смену часовых. Спаслись, спустившись в укрытие.
Несколько часов продолжалось уничтожение нашего полка. Когда разрывы стали стихать, мы трое караульных и
В июле я попал в первое окружение. Нас было тысячи солдат и командиров. Поели сначала всех лошадей, потом их копыта и поясные ремни. Жара сильная, кругом поля, степь, земля потрескалась. Дальше самое страшное – не стало воды. Сдаваться никто не хотел и мы, тысячи бойцов, бросились в отчаянную атаку на узком участке немецкого окружения. Прорвались через пулемётный огонь и миновали немецкие окопы меньше сотни человек. За нами, чудом вырвавшимися из кольца окружения, погнались преследователи. Немцы на мотоциклах, на машинах, с собаками, и по голой степи нам уйти было очень трудно.
Меня догнал немецкий танк. Над его люком, по пояс, возвышался фашист. Он потешался надо мной и кричал: «Рус Иван, вэг, вэг! Ха, ха, ха!». Ему было очень смешно, как он гонялся по степи за русским Иваном. Танк снизил скорость и шёл позади от меня, метрах в пяти. Я бежал, теряя последние силы, не видя спасения. Когда выдохнусь окончательно, фашист переедет меня, и буду лежать на земле непогребенным. С самой смертью я уже почти готов был согласиться, но мысль, что буду лежать раздавленным на земле, заставляла меня бороться за жизнь. Несколько дней не пил воды, губы потрескались, шершавый язык пересох во рту. Я терпел, не падал, но знал, что живу последние минуты… Фашист упивался своей властью надо мной, всё издевался и гоготал. Бегу, бегу из последних сил, справа увидел какие-то кустики небольшие. К ним подбегаю, а там глубокий ров, заросший кустарником. Скатился по крутому склону, а на дне заросшего рва бежал ручеёк. Упал прямо в него и пил, пил воду без конца, с мутью и сором. Даже запоздалые очереди из танкового пулемёта не могли меня отвлечь от воды. Очереди шли надо мной, пулемёт стрелять ниже не мог, а в заросший ров фашисты не полезли.
Долго приходил в себя, лежал в беспамятстве. Наверное, прошли сутки, пока я пришёл в себя. Поднялся, нашёл пологий склон, выбрался наверх и пошёл к своим. Несколько дней пробирался, пока встретил заслон наших солдат. Меня отправили в запасной тяжёлый артиллерийский полк, имевший на вооружение 122 и 152 мм орудия. Фронтом командовали Тимошенко, потом Шапошников и другие. Эти командиры, кавалерийские рубаки времён гражданской войны, не могли противостоять немецким стратегам. Мы, солдаты, надеялись, что наступающего врага остановим на линии укрепрайонов по старой границе. Но там не было организованной обороны. Перед самой войной укрепрайоны разоружили. Предательство? Наша российская глупость? Кто знает? Не остановили захватчиков, и дальше, с боями продолжали отступать. В этих боях я получил первое ранение, мне отсекло палец на правой руке.
Второй раз я попал во вражеское окружение в августе сорок первого, перед Днепром. Фашисты прорвали фронт, обошли наши фланги и окружили наши войска у водной преграды. Большой мост, к которому мы отходили, был уже занят немцами. Невозможно было переправить через широкий Днепр наши тяжёлые орудия. По приказу командира батареи мы вытащили затворы, прицелы орудий и забросили их в глубину реки, и разбили моторы тягачей. Уже второй мой полк был разбит и терял всё своё тяжёлое вооружение. После этого стали переправляться на другой берег. Я вырос на берегу реки Ипуть и хорошо умел плавать. Но эта водная преграда была слишком большая. Нашёл короткий, сухой ствол дерева и поплыл с ним на другую сторону широкой реки. Переплыл и вышел к своим в мокром ещё обмундировании.
Солдаты из заграждения привели меня к молодому лейтенантику из особого отдела, который ещё не понюхал фронтового пороха. Тот приказал мне раздражённо: «Докладывайте!». Я доложил: «Командир огневого взвода артиллерийского полка, старший сержант Карловский прибыл в ваше распоряжение». Лейтенант, зло, грязно, выругался и закричал на меня: «Где ваши люди, где ваш взвод, где ваша материальная часть?». [1] Кричит писарю: «Разжаловать в рядовые и направить в роту смертников!». На его крики вышел полковник и, разобравшись, говорит: «Зачем ты хочешь его разжаловать? Документы есть, целы, в форме, оружие не бросил».
1
В огневом взводе, кроме меня, были ещё два солдата, которые погибли. Мат. часть – стереотруба, была разбита. Н. М. Карловский.