Шрифт:
Посвящается тем, кто отслужил,
кто служит,
кто будет служить и тем,
кто ждал, ждёт и будет ждать.
И куда не взгляни
В эти майские дни
Всюду пьяные
Бродят они.
(Дембельская песня)
Начало
Ночь. Не спится. Не понятно почему. Лежу и перелистываю в своей памяти странички дневника жизни. Год 1977.
***
Я работал проводником поезда Архангельск – Москва. Вообще-то проводником я работал мало, всего одну поездку – от Москвы до Архангельска и обратно. Но эта поездка запомнились навсегда. До Архангельска народу в вагоне было мало – человек десять-пятнадцать. Зато обратно вагон был полон. Основные пассажиры поезда – дембеля, то есть демобилизованные солдаты. Ребята отслужили свои два года, а кто и три, на крайнем Севере и возвращались по домам. Дорога была практически одна – на Москву. Откуда уже по одному, по двое поедут дальше по нашей необъятной. А от Архангельска ехали большими компаниями. Кто из архангельской тайги, кто с самого Крайнего Севера: Амдермы, Новой Земли и даже с Земли Франца Иосифа, или как они говорили ЗФИ. От свободы у ребят кружилась голова, вернее её зачастую просто сносило.
Ещё в Москве к моему вагону подкатили тележку, в которой стояли штабелем ящики с водкой и вином. С тележкой, помимо грузчиков, шёл бригадир поезда Николай Петрович. Подойдя ко мне, он поздоровался: «Новенький, первая поездка? Не бойся, если что, обращайся – помогу. Как, говоришь тебя зовут?», – спросил меня.
– Да никак не зовут, я сам всегда прихожу, – пошутил я.
– Ты вот что, шутить будешь, когда в Москву из поездки вернёшься. Ежели жив – здоров останешься, – грубо оборвал он меня.
– Да ладно, шуток не понимаешь, – огрызнулся я, – зовут Кеша, но друзья величают Палычем.
– Короче так, Палыч. Вот тебе ящик водки и ящик вина, спрячь получше и никому не показывай. Не вздумай сам приложиться, узнаю – скину с поезда, – сказал он мне и показал на ящики.
– А зачем это? – спрашиваю.
– Затем, что из Архангельска будет полный вагон дембелей. Понятное дело, захотят парни выпить, придут к тебе. Только смотри, не нарвись на патруль и сам не напейся. Вернёмся в Москву, деньги сдашь. За водку по десять рублей за бутылку, вино – по пять. Записываю на тебя триста рубликов, – и он записал в блокнотик.
– А что так дорого?
– Ресторанная наценка, – усмехнулся Николай Петрович.
– Так по чём же мне продавать?
– Дело твоё, только про долг не забудь. Так что давай, Палыч, работай. Если мозги есть, в накладе не останешься.
Грузчики покатили тележку вслед за бригадиром к следующему вагону, а я затащил ящики в своё купе. С верхней полки стянул все мешки с бельём, поставил туда ящики и мешки затащил снова на место. Практически ничего не заметно.
Затем началась посадка в Москве. Я стоял у дверей и проверял билеты. Как я уже говорил, народу было немного. Вечером, после того как разнёс чай, достал из своего саквояжа припасённую чекушку белой и кое-какую закуску, что прихватил в Москве в гастрономе. Поезд мерно катил через тайгу, наступил вечер и силуэты деревьев постепенно исчезли. В купе тепло, вагон мягко постукивал на стыках рельс. От выпитой чекушки на душе была благодать. Жаль только, что поговорить не с кем. Прошёлся по вагону, все купе закрыты, наверное, спать легли. Вернулся к себе. Надо бы ещё добавить, но больше водки нет. Поглядел на полку, где за стопками одеял стояли два ящика. И только было собрался вытянуть оттуда бутылочку, как дверь купе отодвигается и на пороге стоит Николай Петрович.
– Как дела, Палыч, всё нормально? – спрашивает меня.
– Так точно, гражданин начальник, – весело отвечаю я.
– А ты что такой весёлый? – он придвинулся ко мне и шумно втянул воздух, – уже бухой?
– Да ты что, Николай Петрович, так чуть-чуть для аппетита. В вагоне всё спокойно, все спят.
Бригадир резко взмахнул рукой и со всей силы ударил меня под ребро. От неожиданности я свернулся пополам.
– Зайду попозже, если уснёшь, прибью, – спокойно сказал он и неспеша пошёл в другой вагон.
«Вот же гад, давить таких нужно», – подумал я и решимость выпить ещё сильнее возросла. Я только встал на полку и вновь потянулся к стопке одеял, как хлопнула дверь в тамбур. Я резво соскочил и увидел двух ментов, которые вошли в вагон. Они остановились у моей двери. – Новенький? Что-то я тебя раньше не встречал, – проговорил один из них и вошёл в купе. Я стою, не дышу.
– Водкой затарился на обратную дорогу?
– Да ты что, гражданин начальник, какая водка?
– Это почему же гражданин? Я тебе пока ещё товарищ, – отвечает мент с ухмылкой и осматривает купе.
– Колян, ну ка залезь и посмотри, что там за одеялами, – говорит второму и выходит из купе.
Этот мент сразу встал на полку и сбросил одеяла на пол. В углу стоят два моих ящика.
– Так, оформлять будем. Колян давай за бригадиром, он был в третьем, – распорядился старший мент.
Он сел на полку, отодвинув сапогами одеяла в сторону. Я стоял напротив его и молчал.
– Ты, урка, откуда здесь появился? – спрашивает меня.
– Да вот, чалился в этих краях, а кадровичка спрашивает, поедешь ли, мол, на Архангельск. А чего – места знакомые, – стараясь не дышать бормочу я.
– Что, снова на Севера потянуло, ну это я могу тебе поспособствовать, – он засмеялся, так недобро, – за что сидел?
– Да по шофёрской статье.
Мент цепко глянул мне на кисть руки с татуировкой «СЕВЕР» и на пальцы с наколотыми перстнями.
– Ладно, мне врать не нужно, я не следователь. А как на дорогу приняли со справкой?
– Да кореш там работает, пошли говорит проводником, сейчас сезон начинается, людей не хватает.
В это время вновь хлопнула дверь тамбура и у купе остановился бригадир и тот мент.
– Вот, Петрович, полюбуйся, – и он показал на стоящие на полке ящики, – оформлять будем.
– Да ладно тебе, Володя, свои люди, разберёмся. Это у меня новенький, первая поездка, прости его, – обратился бригадир к сидящему в купе милиционеру.
– Прости, говоришь. А это, Петрович, преступление, сроком попахивает, а ты – прости. Прости – на кусок не намажешь. А ты что, урка, скажешь?
– Да чего здесь говорить. Что скажешь, то и сделаю, – промямлил я.
– Ладно, на первый раз прощаю. Но, Петрович, будешь должен.