Солдатский долг. Воспоминания генерала вермахта о войне на западе и востоке Европы. 1939–1945
Шрифт:
Куда только не способны увести в подобные времена иллюзии, подкрепляемые ошибками, пропагандой и доверчивостью! Какие струны не приведут они в движение у тех, в ком рождается новый жизненный порыв! Не следует придавать слишком большого значения массовым демонстрациям, на которые по любому поводу собирались толпы рабочих, служащих, чиновников, студентов и крестьян, поскольку подобные мероприятия всегда было и будет легко организовать при некоторой ловкости и значительном принуждении, что отлично доказала наша эпоха. Но невозможно не признать того, что никогда люди не работали больше, лучше, с большим рвением, что возникло некоторое общественное примирение, по крайней мере в начале, бывшем столь многообещающим. Чтобы удостовериться в этом, достаточно обратиться к свидетельствам многочисленных иностранцев, описывавших социальные аспекты великого эксперимента как ценный и богатый опыт на будущее, как способ прекратить классовую борьбу и совместно работать для общего блага. Также можно было отметить, что в массах, долгое время отчужденных от государства, ведших с ним жестокую борьбу, рождалось новое отношение к жизни и гражданское чувство, порождаемое гордостью за свою страну. Конечно, все это было достигнуто самыми современными средствами пропаганды и умело организованной системой влияния на
Но среди стольких негативных черт наблюдатель, который, как мы, смотрел бы на все происходящее со стороны, ясно видел одно: крайний индивидуализм, который привел нас к непереносимой разобщенности, сменился надеждой, каковая – надо в этом признаться – овладела всем народом и оправдывала ожидания, возлагавшиеся на внутреннее движение, направленное на создание единства нации. Тогда еще сохранялась сильная надежда увидеть, как весь народ, отказавшись от своих эгоистических интересов, сплотится в труде за достижение более счастливой жизни, которую общая работа должна была создать для всех. И старая римская поговорка «Salus publica suprema lex» [18] , казалось, возрождалась в новой форме: «Общественное выше личного».
18
Общее благо – высший закон (лат.). (Примеч. пер.)
Перевооружение
Переоснащение внесло в жизнь вермахта [19] некоторые изменения; наплыв новобранцев потребовал передислокации войск, перераспределения казарм и вооружения, часть которого к тому же была опробована только за границей. В личном плане это означало переводы в другие части, поездки, инспекции, стажировки на тренировочных полигонах и т. д. Мы перестали напоминать унтер-офицерам об их «исторической роли инструкторов», о чести подготовки молодого пополнения, об ответственности за их действия. Молодой немецкий солдат сам готовился к исполнению своего долга; в этом ему помогали природная способность к адаптации и дисциплинированность. Хотя современная пропаганда считает правильным высмеивать эти качества, мы думали в то время – и не изменили своего мнения, – что для выполнения общей задачи необходимо стать частью целого, ограничив собственную волю. Я согласен с тем, что в Верховном командовании такие естественные качества, как подчинение приказам и исполнительность, доведенные до крайней степени, могут привести к недостатку гражданского мужества, но, с другой стороны, они способствуют поддержанию дисциплины. Итак, на протяжении всего периода после смерти Гинденбурга, когда численно растущая армия теряла свою внутреннюю сплоченность, мы не сталкивались ни с какими проявлениями оппозиционности.
19
Рейхсвер (Reichswehr, от Reich – государство, империя и Wehr – оборона; т. е. силы обороны), формировавшийся на контрактной основе, был преобразован в вермахт (вооруженные силы, от Wehr – «оружие, оборона, сопротивление» и Macht – «сила, мощь; власть, влияние», «войско») в 1935 г., когда Гитлер ввел в стране всеобщую воинскую повинность. (Примеч. пер.)
Армия пользовалась уважением всех слоев населения, и даже в рабочих предместьях выражались симпатии к ней, в сочетании с гордостью за бравый вид, красивую форму и безукоризненную выправку прибывшего на побывку отпускника. Такое отношение к солдату поощрялось пропагандой, но оно издавна существовало в огромном большинстве нашего народа.
А на заднем плане, как гарантия, было постоянно повторяемое и подтверждаемое Верховным военным командованием утверждение: «Фюрер не хочет войны!» Так что военная служба нужна была исключительно для обеспечения безопасности государства, и в этом был ее смысл, как и во всех странах мира. Достижения режима были подтверждены Олимпиадой 1936 года, бесспорно засвидетельствовавшей воспитательную эффективность системы.
Вермахт в целом и его офицерский корпус держались в стороне от партии. В этом плане они не могли питать никаких амбиций по той простой причине, что военнослужащим запрещалось членство в партии; у членов партии, призываемых в армию, членство приостанавливалось на весь срок их воинской службы. Инструкция, толкующая вопросы текущей политики, была издана людьми, воодушевленными патриотическим духом, и ничем не отличалась от аналогичных документов других армий. Не существовало никакого культа фюрера; концепция «расы господ» была абсолютно чужда солдатскому менталитету. Значение имела только служба, требовавшая тщательной и совершенной подготовки. Армия оставалась скромной и понимала, что этим отличается от СА и партийных вождей с их вызывающим поведением. Наконец, армия стала последней надеждой, своего рода убежищем для многих недовольных политикой режима, в частности, для бывших офицеров. В ней, как и прежде, существовала атмосфера прозрачности, сквозь которую военные смотрели на реальную жизнь. Инстинктивное недоверие армии к партии и ее функционерам ни в коем случае не основывалось на непонимании или неприятии новых общественных ценностей в том виде, в каком они были сформулированы и применялись под неправомерным названием «народное сообщество»; скорее, в основе этого недоверия было сохранявшееся в душе на протяжении веков чувство чести.
Гитлер находился на вершине своих политических успехов. Плебисцит в Сааре, организованный Лигой Наций, привел к возвращению
20
Права или не права моя страна, но это моя страна.
Моральная сила отдельных людей и общественных институтов всегда ярко проявляется в кризисных обстоятельствах. Отставка генерала фон Бломберга, клевета и увольнение из армии генерал-полковника фон Фрича [21] показали, что сплоченность офицерского корпуса, и в частности высшего командования, стала не столь сильной, как во времена рейхсвера. Генералы забыли, что отставка тех двоих касалась не одних лишь пострадавших, а затрагивала принцип. Можно допустить, что генерал фон Бломберг, защищавший армию от Гитлера и партии, не всегда находил верные аргументы и тем самым дал Гитлеру повод отправить его в отставку; но увольнение генерал-полковника фон Фрича стало результатом грязной интриги, сплетенной против безупречно порядочного генерала. В деле Фрича генералы и офицерский корпус потерпели поражение, от которого они впоследствии так и не оправились. Верховное командование даже не осознало этого, равно как и того, что меры, предпринятые Гитлером для того, чтобы лишить вермахт самостоятельности, увенчались успехом. Чтобы с самого начала подавить любую оппозицию, власти прибегли к простейшему способу: любое обсуждение в армии данного дела было строжайше запрещено. Некоторым высшим военным, служившим в Генеральном штабе, даже предлагалось подать в отставку – тем самым режим рассчитывал устранить последние силы, продолжавшие сопротивляться новой идеологии.
21
С целью установления более полного контроля над вооруженными силами и устранения из командования оппозиционно настроенных лиц спецслужбы по распоряжению Гитлера разработали операцию, имевшую целью снять с их постов военного министра фон Бломберга и командующего сухопутными силами фон Фрича, негативно относившихся к военно-политическим планам фюрера. Против Бломберга использовали историю с его женитьбой на некой Луизе Грун, оказавшейся в прошлом проституткой, снимавшейся для порнографических открыток. В отношении Фрича были получены показания (как потом выяснилось, ложные) о том, что он является гомосексуалистом. В результате оба генерала были вынуждены уйти в отставку. (Примеч. пер.)
Это был второй шаг Гитлера по подчинению себе армии. Первый был сделан несколькими годами ранее, когда сразу после смерти Гинденбурга Гитлер поспешил заставить армию присягнуть себе лично и с большой ловкостью использовал в своих интересах чувство чести офицерского корпуса и моральное единство солдат. Наконец, под предлогом возвращения на действительную службу, в офицерский корпус влились немногочисленные военные, связавшие свою судьбу с партией, что сделало возможной слежку за людьми нашей среды.
Моральная чистоплотность фон Фрича побудила его пренебречь личными чувствами и принять чисто внешнюю реабилитацию. Следует сказать, что в данной ситуации в интересах армии было бы лучше, если бы он отклонил честь стать шефом полка. Очевидно, что такой отказ предупредил бы офицерский корпус о грозящей ему опасности. Таким образом, хотя страшное оскорбление, нанесенное армии в лице ее командующего, вроде бы было исправлено, Верховное командование оказалось лишенным своего последнего шанса отстоять собственную независимость в своей области.
Впечатление, произведенное этим делом на офицерский корпус, было очень плохим. Армия почувствовала себя лишенной вождя, принужденной молчать перед политиками, и у нее создалось впечатление, еще более усилившееся со временем, что она превратилась в робота и не может повлиять своим весом на соотношение сил.
Вермахт продолжал исполнять свой долг, несмотря на глухое раздражение; однако связи, существовавшие между тремя его частями, ослабли. При Геринге – шуте [22] , который исключительно благодаря стечению обстоятельств получил звание рейхсмаршала по политическим соображениям, – люфтваффе (военно-воздушные силы) дискредитировали себя, живя как избалованный ребенок, хотя в военном плане они вели себя активно и оснащались новой техникой со щедростью, которую с трудом могли бы позволить себе и более богатые страны. Кригсмарине (военно-морские силы), взбунтовавшиеся в 1918 году, изменив создавшей военный флот императорской власти, без колебаний приняли сторону новой власти и с наслаждением пользовались милостями фюрера и партии. Совсем иной порядок вещей существовал в сухопутных силах; в силу своих традиций и консерватизма эти войска находились в более тяжелом положении, притом что в случае войны именно им предстояло нести наибольшие потери.
22
Геринг был асом люфтваффе в Первую мировую войну, с июля 1918 г. командовал знаменитым истребительным полком № 1 «Барон фон Рихтгофен». После войны он некоторое время был вынужден зарабатывать на жизнь демонстрацией перед зрителями на гастролях высшего пилотажа и даже, когда сезон гастролей заканчивался, катал пассажиров. В Дании и Швеции, где он выступал, публика его носила на руках, а захлебывающиеся от восторга девушки выстраивались в очередь. Видимо, поэтому автор обозвал героя войны, сбившего 22 самолета союзников, «шутом». (Примеч. ред.)