Солдатский долг
Шрифт:
Северная группа не сложила оружия. Готовим по ней новый удар. Сразу после разговора с Паулюсом я отправился на командный пункт командарма Батова, взяв с собой Казакова и Орла. К рассвету мы были вместе с Батовым на его наблюдательном пункте, который располагался на железнодорожной насыпи. Отсюда прекрасно просматривалась впередилежащая местность.
Из докладов командующих армиями Чуйкова и Жадова явствовало, что их войска к действиям готовы и что противник не намерен сложить оружие. Что ж, придется заставить его силой. А пока над полем боя воцарилась полная тишина. Не слышно было даже одиночных
Наступал рассвет, и с нашего наблюдательного пункта стали уже просматриваться ближайшие, расположенные позади нас артиллерийские позиции. Особенно рельефно выделялись длинные ряды реактивных минометов – «катюш». Мне, старому коннику, они напомнили построенные для атаки развернутым фронтом кавалерийские эскадроны. Об этом я сказал Батову и другим товарищам. Они согласились: действительно похоже.
Для нанесения удара были привлечены многие артиллерийские части, в том числе принимавшие до этого участие в разгроме южной группировки, и авиация 16-й воздушной армии. Все делалось так, чтобы в предстоящем бою наши войска понесли как можно меньше потерь.
Утром 1 февраля огненная буря обрушилась на позиции врага. Нам с наблюдательного пункта было видно, как весь передний край его обороны потонул в разрывах снарядов и мин. По артиллерийским позициям в глубине обороны бомбовые удары наносила авиация. Канонада грохотала долго. Наконец она стихла. И тотчас во многих местах над еще дымившейся черной землей затрепетали белые флаги. Появлялись они стихийно, помимо воли немецкого командования, и потому получалось, что на одном участке немцы сдавались, бросая оружие, а на другом еще продолжали драться. В отдельных местах бой шел еще сутки. Только утром 2 февраля остатки окруженной северной группы стали сдаваться в массовом порядке, и опять это происходило помимо воли фашистского командования.
Окруженная группировка противника прекратила свое существование. Великая битва на Волге закончилась.
Как я уже говорил, в кольце под Сталинградом оказалось двадцать две дивизии и множество различных частей усиления и обслуживания 6-й и частично 4-й танковой немецких армий. Фашистское командование обрекло на гибель сотни тысяч своих солдат. Несколько месяцев оно заставляло их сражаться без всякой надежды на спасение. По существу, эти люди по воле гитлеровской клики были обречены на полное уничтожение. Только гуманность советского народа спасла жизнь многим немецким солдатам. Вчерашние враги теперь стояли перед нами безоружные, подавленные. В глазах одних – отрешенность и страх, у других – уже проблески надежды.
В плен было взято свыше 91 тысячи солдат и офицеров. За время ликвидации котла войска Донского фронта захватили 5762 орудия, свыше 3 тысяч минометов, свыше 12 тысяч пулеметов, 156 987 винтовок, свыше 10 тысяч автоматов, 744 самолета, 1666 танков, 261 бронемашину, 80 438 автомашин, свыше 10 тысяч мотоциклов, 240 тракторов, 571 тягач, 3 бронепоезда, 58 паровозов, 1403 вагона, 696 радиостанций, 933 телефонных аппарата, 337 разных складов, 13 787 повозок и массу другого военного имущества.
Среди пленных оказалось 24 генерала во главе с фельдмаршалом.
Победа была достигнута в очень трудных условиях. На это были способны только советский народ и его Красная Армия, руководимые
С концом битвы перед командованием и штабом Донского фронта встала задача быстрее отправить в места нового назначения освободившиеся войска семи армий с их управлениями и тылами. Одновременно нужно было сделать все возможное для быстрейшего восстановления крупного железнодорожного сталинградского узла, железнодорожных линий и всего, что связано с созданием нормальных условий для работы транспорта. А находилось все это к концу битвы в ужасном состоянии. Здесь проходили самые жаркие бои, и малейшая возвышенность на местности – насыпь, вал, строение превращались в опорные пункты и укрепления. В частности, были страшно изуродованы все железнодорожные насыпи.
Много хлопот доставляли нам военнопленные. Морозы, тяжелые условия местности, лишенной лесных массивов, отсутствие жилья – большинство населенных пунктов в ходе боев было уничтожено, а в сохранившихся мы разместили госпитали, – все это очень усложняло дело.
В первую очередь нужно было организовать рассредоточение огромной массы пленных, создать управляемые колонны, вытянуть их из развалин города, принять меры для предотвращения эпидемий, накормить, напоить и обогреть десятки тысяч людей. Неимоверными усилиями работников фронтового и армейских тылов, политработников, медиков эта задача была выполнена. Их напряженный, прямо скажем, самоотверженный труд в тех условиях спас жизнь многим военнопленным.
По дорогам двинулись бесконечные колонны немецких солдат. Их возглавляли немецкие офицеры, на которых была возложена ответственность за соблюдение воинского порядка в пути и на остановках. Начальник каждой колонны имел на руках карточку с обозначенным маршрутом и указанием пунктов остановок и ночлегов.
К местам привалов подвозилось топливо, горячая пища и кипяток. По докладам штабных командиров, политработников и по донесениям, поступавшим от лиц, ответственных за эвакуацию военнопленных, все шло нормально.
Должен заметить, что сами пленные оказались довольно предусмотрительными: у каждого из них имелись ложка, кружка и котелок.
Отношение к военнопленным со стороны бойцов и командиров Красной Армии было поистине гуманным, я бы сказал больше – благородным. И это невзирая на то, что нам всем было известно, как бесчеловечно относились фашисты к нашим людям, оказавшимся у них в плену.
Немецкие военнопленные генералы были размещены в домах, в приличных для того времени условиях, имели при себе все личные вещи и ни в чем не нуждались.
Беседы, проведенные мной с некоторыми из них, не заслуживают внимания, поэтому останавливаться на этом считаю излишним. Здесь стоит упомянуть лишь о том, что корректное отношение нашего персонала кое-кем из пленных генералов было неправильно истолковано. Эти господа стали грубить, отказываться от выполнения законных требований нашей администрации, заносчиво требовать особых привилегий. Пришлось вежливо напомнить, что они прежде всего пленные, и поставить их на место.
4 февраля по распоряжению Ставки меня и Воронова вызвали в Москву. Поэтому мы не смогли присутствовать на митинге, организованном в Сталинграде по случаю разгрома врага…