Солдаты неба
Шрифт:
Усаживаясь в самолет, я вспомнил этот разговор и удавился, как по-разному — смотрят люди на жизнь и по-разному оценивают одни и те же факты. А как будет оценен наш бой? Впрочем, тут не может быть субъективности. Наземные войска, тысячи бойцов — вот главный наш судья.
Я снова в своем полку. И летчики, с которыми летал, тоже дома. Все довольны проведенным боем,
— А вообще здорово получилось, — торжествовал Тимонов на обеде. — Уничтожить восемь самолетов противника и не потерять ни одного своего — это класс! Правда, три наших самолета повреждены. — И виновато добавил: — И в моем самолете один бронебойный снаряд и две пульки. Но это ведь ерунда.
Ошибка Тимонова в том, что он рано свернул с лобовой атаки. На этом его и подловил фашистский истребитель.
— Ты плохо рассчитал, — заметил я. — А эту штуку надо применять в крайнем случае и с полной уверенностью, что не ошибешься.
— Виноват, исправлюсь, — отозвался Тимонов.
— Попробуй.
Но я тут же спохватился: зачем навязывать летчику то, что сумел открыть и использовать сам? У меня получилось удачно, а у Тимохи — нет. И этот крайний случай в небе не всегда можно определить. Воздушный бой ведется не только техническим и волевым мастерством, но и интуицией, чутьем. А эти качества — результат опыта. Со временем опыта наберется и Тимоха. А пока у него еще много подражания. Подражание никогда не было искусством. И я предупредил:
— Не торопись с этим маневром. Надо сначала закрепить то, что сегодня получилось удачно.
— Да, Тимоха, ты бы поделился опытом, как сбил два самолета, — подхватил капитан Рогачев. — Расскажи о стрельбе, вспомни теорию и как ее применял в бою.
Маленькое лицо Тимонова сделалось серьезным, в лукавых глазах заискрились смешинки.
— Извольте, товарищ начальник воздушно-стрелковой службы.
Коля, словно приготавливаясь к чему-то важному, свел брови и, попросив у официантки компота, сделал несколько глотков.
— Да ты не задавайся, Тимоха, говори! — раздались голоса.
Тимонов уселся поудобнее. Все уставились на него.
— Так вот, дорогие товарищи и друзья, — начал он шутливым тоном, — причина моего успеха… Впрочем, замечу прежде, что с превеликим удовольствием я позабыл про всю теорию воздушной стрельбы, про все ее головоломные поправки, а подходил к противнику вплотную и в упор давал ему жизни из всех точек.
Раздался дружный смех. В это время из землянки командного пункта, близ которой мы обедали, вышли командир дивизии полковник Николай Семенович Герасимов и майор Василяка. Многие, приветствуя командиров, встали.
— Товарищ Василяка, у вас люди порядка не знают, — поздоровавшись, с улыбкой заметил полковник. — Во время обеда не положено вытягиваться перед начальством. Опасно. От усердия кусочек не в то горло может попасть.
Официантка предложила командиру дивизии обед.
Полковник поздравил нас с успешным боем и, взяв тарелку с борщом, сел на землю.
Я знал полковника еще по боям над Халхин-Голом. Участник боев в Испании. На этой войне он с первых дней. В обращении с подчиненными остался прежним — простым, веселым, но резковатым.
— Ну как, капитан, воюется здесь? — спросил он меня.
— Пока ничего, товарищ полковник. Вот особенно отличился Тимонов. — И я кивнул в сторону Тимохи.
Тот весь вспыхнул, быстро вскочил, поправил под ремнем гимнастерку и, преодолевая смущение, с хрипотцой в голосе отчеканил:
— Воюем хорошо, товарищ полковник! Двух сегодня прикончил: «юнкерса» и «мессершмитта».
Рогачев рассказал, как Тимонов только что объяснял свой успех в бою. Полковник от души расхохотался: ведь это и его излюбленный метод — бить противника в упор! Именно так он учил воевать нас, молодых летчиков, в 1939 году.
— Сущую правду говорю, товарищ полковник! По науке у меня никак не получалось, — оправившись от смущения, убежденно гойорил Тимонов. — Поймаю «мессера» в прицел, потом как начну отсчитывать по сетке тысячные, он и вырывается. А теперь подберусь впритык, чуть пониже хвоста, глядь — он уже в самом центре прицела. Бах, бах — и готов!
— В этом и есть секрет боя, — пояснил полковник, — надо только уметь близко подойти к противнику. Тут сразу все упрощается, и поправок на скорость почти никаких не требуется. Вот, допустим, я буду стрелять из пистолета по этой легковушке. — Герасимов показал на свою машину. — Она рядом. А если машина будет от меня метров на двести? Тогда нужна поправка. Какая? Тут уж без теории баллистики не обойдешься. — Полковник с веселым прищуром погрозил Тимонову пальцем: — Так что смотри: не пренебрегай теорией стрельбы. Нужно хорошо знать ее, а потом на практике все само собой приложится.
В заключение Герасимов сообщил, что наземные войска видели наш воздушный бой и благодарят нас за помощь. Четыре самолета противника упали на нашей территории.
Вое мы, довольные проведенным боем, с шутками расходились по самолетам. Только Выборнов был молчалив и насторожен. Он чувствовал свою вину.
После первых боевых вылетов у молодых ребят иногда проявляется излишняя самоуверенность! Некоторые из них, не познав еще всего, что им по плечу, уже чувствуют себя настоящими бойцами. Силы и задора у них хоть отбавляй. Это-то и может их толкнуть на неосторожные действия, кажущиеся им смелыми и необходимыми. Так, видимо, получилось сегодня и с Саней Выборновым. Он без оглядки бросился на «юнкерсов» и этим не только едва не сорвал выполнение боевой задачи, но и поставил под удар нас, своих товарищей. Да и сам мог запросто погибнуть. А за нарушение дисциплины в бою никого не гладят по головке.
— «Трудно жить и бороться за волю, но легко за нее умереть…» — запел было Тимонов.
— Перестань, Коля! — с раздражением прервал его Выборнов. — О смертях песен на войне не поют, их и так много.
Видно было, что Александр тяжело переживал. Конечно, только за одно то. что бросил меня и Тимонова в бою и погнался за «добычей», можно отказаться с ним летать в паре и взять в напарники другого. Но к чему такое недоверие? Любое наказание сейчас может заглушить его задор и инициативу, без которых немыслим хороший воздушный боец. А из него выйдет со временем хороший истребитель. Он уже и сейчас воюет неплохо. Надо поругать, но так, чтобы это не подорвало в нем растущую веру в свои силы.
— Многому тебя научил этот бой? — спросил я, когда мы с Саней остались одни.
Выборное понял, что грозы не предвидится, и впервые после посадки прямо посмотрел мне в глаза:
— Очень многому. Больше ничего подобного не повторится!
У самолета ждал меня секретарь партийного бюро полка капитан Григорий Смирнов.
— Как думаешь, Тимоха достоин быть в партии? — спросил он меня.
— Конечно.
— Так поговори с ним. Скоро соберем специальное партсобрание о приеме.