Солдаты Омеги (сборник)
Шрифт:
«Хауда» норовила выскользнуть из руки, пальцы не слушались. Насмотревшись на потуги Артура, Лекс крикнул:
— Авдей, Петр, прикрывайте меня!
Бахнул карабин, застрочил отобранный у Гуса пулемет, Артур видел, как зигзагом бежал Лекс, как он откатился правее камня, похожего на задницу, выдернул чеку и швырнул гранату. Артур закрыл уши. Рвануло, подбросив землю в воздух. Лекс присмотрелся и снова открыл стрельбу.
— Выкидыш ползуновый! — разорялся он, строча из автомата.
— Рыло! Порось! Туда стреляйте, вверх! — донесся до боли знакомый голос.
Пошатываясь, Артур подобрался к Лексу, выглянул из укрытия.
— Чего
Подбежали Авдей с Петром.
— Они за нами пойдут? — спросил Авдей.
— Надо следить, чтоб не подкрались. — Лекс выглянул еще раз. — Их шестеро, вооружены плохо, патроны самодельные. Но если в упор выстрелят, смерть будет долгой и мучительной. — Он сел рядом с Артуром, похлопал его по плечу: — Спасибо, ты мне жизнь спас… уже вроде бы дважды. — Криво усмехнулся. — Я ж не расплачусь!
— Выведешь меня потом отсюда по скалам, — прохрипел Артур. Мир снова начал кружиться и расплываться.
— Обещаю сделать все, что от меня зависит. Только держись… Артур? — Лекс схватил его за плечо, потряс.
Артур отчаянно тер глаза, перед которыми колыхался туман. К горлу подкатила тошнота, он отполз в сторону, и его вывернуло. Еще и еще. Казалось, кишки вместе с желудком вот–вот выпрыгнут.
— Хорофо, — донесся голос Орва, — так иф него выходит яд.
* * *
Гус скатился по насыпи и выругался. Зосины четверняшки как привязанные следовали за ним, пыхтели. Стоит ли ради мести жертвовать жизнью? Вот уж вряд ли.
Кир остался наверху, крикнул:
— Куда–а?! Ну–ка вернись!
«Ха. «Вернись“. Раскомандовался». Гус прикинул, не приказать ли своим мальчикам щенка пристрелить… Нет, незачем. Бесполезная трата патронов, и неизвестно еще, как Омега отреагирует на смерть курсанта. Может, зачистку проведет. Гус вдруг понял, как ему все надоело: мальчишки, играющие с чужими жизнями, «высота» эта, мифическая облава. Он хотел только уйти. Уж мутант с ним, оружием, с силами потраченными! Уйти живым. И чтобы его оставили в покое. Скоро ручьи обмелеют, зверье уйдет, пропитание кончится, надо успеть еды запасти, пещеру подготовить. Пора домой.
— К ползуну в зад! — сообщил Гус омеговцу с нескрываемым удовольствием. — Я не самоубийца, юноша! Сам под пули лезь! А мы с мальчиками уходим!
Кир потерял дар речи: открывал и закрывал рот, хлопал глазами. Потом на заднице съехал к Гусу. Мальчики насторожились, но «дядя» покачал головой: не стрелять, ничего он нам не сделает.
— Т–ты… — Кир еле сдерживался, чтобы не закричать. — «Мясо»! Тупое «мясо»! Вперед! Вперед, я сказал! Ты же обещал! Ты же… — Он заплакал.
Гус знал такие слезы: злые слезы беспомощности. Но сочувствия щенок от него не дождется, хоть весь на сопли изойдет. Человек разумный — прежде всего человек эгоистичный. Высокими идеалами бредят юнцы. А взрослый не позволит ни ненависти, ни мести затуманить свой мозг. Выживание — вот единственная достойная цель. Кому ты будешь нужен, если умрешь? Ничего этого Гус не сказал — он не собирался метать золото перед ползунами.
— Мы же договорились! — взмолился Кир. — Я тебе помогу, ты — мне! Я же один…
— А мне плевать, — пожал плечами Гус. — Мы с мальчиками уходим. Нам жить нужно. Правда, мальчики?
— Ыгыыы, — согласился Жирный и широко улыбнулся.
Зубы у него были кривые, черные. Не хватает мальчикам заботы, а в рационе точно овощей недостает, небось одно мясо жуют, без присмотра–то. Ну, ничего. Этим Гус озаботится. Не пройдет и сезона, как мальчики будут здоровыми, а там, глядишь, и поумнеют. Одичали совсем…
— Я… — У Кира кончились аргументы или он понял, что убеждать Гуса бесполезно. — Я все понял. Ну ты и скотина! Даже не «мясо», а… а…
— А ты не обзывайся, — ласково попросил Гус, — а то мои мальчики нервничают.
Кир покраснел. И так был не бледен — поди побегай по жаре, — а стал и вовсе пунцовым. Рыло, умница, подскочил к нему и несильно стукнул кулаком в живот. Омеговец сложился пополам. Рыло вырвал у него из руки пистолет. Братья расхохотались, Гус умилился.
Так, чтото Жирный нехорошо топор гладит. Соскучился, наверное, по смертоубийству.
— Жирный! — прикрикнул Гус. — Топор положил. Не убивать. Понял? Пошли домой.
— Домоооой, — простонал в экстазе Рыло. — Пошли!
И они удалились, оставив безоружного и деморализованного Кира плакать на раскаленных скалах.
* * *
Обратный путь прошел быстрее и веселее. Братья что–то лопотали, хотя из всех более–менее членораздельно изъясняться могли Рыло и Порось, Жирный и Упырь только мычали. Но Гус не унывал. Ему всегда больше нравились слушатели, чем собеседники. И слушатели благодарные. А мальчики ему разве что в рот не заглядывали, хотя говорил Гус о самых простых вещах: о воде, еде, крыше над головой. О том, что старших надо слушаться, а плохих надо убивать, но не всегда, не всегда, с осторожностью. Говорил и о разумном эгоизме: если речь идет о твоей жизни, всегда выбирай жизнь, не рискуй по возможности, а уж ради чужих не рискуй никогда. Понимали его четверняшки или нет, Гус не знал, но надеялся, что речи отложатся в их почти квадратных головах.
У подножия скалы, в разрушенном городе Древних, нашли родничок, напились. Гус прикидывал, как от развалин пройти к своей пещере, да чтобы в некроз не попасть. Оставалась надежда, что некроз сморщился. Обходить его времени не было: врал Лекс про облаву или нет, а омеговцы ее учинить в любой момент могут.
Рыло дернул за рукав Гуса, увлекшегося мыслями:
— Дя–дя. Ку–ушать.
М–да. Вот не было печали!
— Потерпи, не маленький. Домой придем, там и пообедаем. Много вкусного мяса. Только дойти.
— Дойдем, — обрадовался Рыло. — Дойдем, дойдем!
— Ну, так вперед!
Братья топали бодро, а Гус подустал, нога снова разболелась. Он с ужасом представлял, что вот–вот увидит впереди бурую корку некроза и симбионтов, бродящих по ней. Но некроз все не появлялся, а когда Гус его все–таки заметил — вздохнул с облегчением. Корка действительно съежилась и вроде как уменьшилась. Еще немного–и они будут дома, даже до темноты успеют.
Через некоторое время Гус заметно захромал. Колено распухло еще больше. Мальчики, обступившие «дядю», смотрели участливо. И Гус понял, что он не один, стоит попросить — и ему помогут. Четверняшки не ищут выгоды и никогда не предадут. Впятером они образуют истинный симбиоз, отношения их идеальны. Раньше братья носили на руках маму Зосю, а она за них думала, теперь пусть носят дядю Густава.