Солдаты Омеги (сборник)
Шрифт:
* * *
Танкер жахнул прямой наводкой по воротам и снес их. Патрульный с вышки палил из пулемета, но беспорядочно, и его сняли одиночным выстрелом — наркоман кувыркнулся и грохнулся в груду машин головой вниз.
Лекс подал знак — взвод ворвался на свалку. Приказ был ясен: убивать всех. Навстречу людям в одинаковой черной форме бежали оборванцы–наркоманы, вооруженные кто чем: «хаудами», обрезами, самодельными уродливыми ружьями. Лекс срезал их очередями, двигаясь в соответствии с заданной схемой. Ответвление улицы — выглянуть из–за угла, выстрелить. Спрятаться. Подождать. Снова выглянуть — повылезли
Еще дней шесть назад он представить не мог, что с такой легкостью будет расстреливать людей, но сейчас сердце его пело: он справится, его взвод зачистит этот притон, и руководство вынесет лейтенанту благодарность. Испытание на Полигоне — ерунда. Вот настоящее испытание, которое проверит, насколько он хороший командир.
Лекс подал солдатам знак, махнул рукой в центр свалки: туда. Спасибо Рику, подробно зарисовал. Спасибо Артуру, сейчас прикрывающему Лексу спину.
Омега смела сопротивление наркоманов так же легко, как танкер сметает холмовейник. Взвод выбежал в центр, к парникам, и остановился. Лекс никогда прежде не видел таких конструкций. Два высоких полупрозрачных здания смотрелись чужеродно на фоне покореженных ржавых остовов автомобилей, арматуры, грязного тряпья. К парникам тянулись сваренные из обломков коленчатые трубы, одна труба протекала — под ней образовалась глубокая лужа.
Наркоманы охраняли парники. Стояли у стен строем, готовые на смерть — без дурман–травы им все равно не жить. Лекс заметил, что у скалящегося дикого с карабином почерневшие, разрушенные зубы. Предложить диким сдаться? Бесполезно. Воцарилась тишина — ни одна из сторон не торопилась начать стрельбу. Мозгов у наркоманов не хватило даже на то, чтобы залечь в груде мусора и оттуда держать оборону. Выползли к самому дорогому, к смыслу своего существования.
Лекс вскинул пулемет и выстрелил поверх голов в стену парника. Стекло ухнуло, пошло мелкими трещинами и начало осыпаться с металлического каркаса прямо на головы защитников. Взору открылись полки с дурман–травой, расположенные в несколько ярусов. Наркоманы завопили. Взвод открыл огонь.
Осколки стекла пробили трубу, и вода брызнула во все стороны. В воздухе разливался пряный запах дурмантравы. Грохотало так, что уши закладывало. Автомат дергался в руках. Наркоманы метались, орали и падали. Рядом с Лексом азартно рассмеялся боец — по голосу Лекс узнал Артура. Они были вместе, и они делали свое дело.
Зачистка продолжалась до вечера. Когда все закончилось, уставшие солдаты остались одни на опустевшей свалке. Металлические каркасы парников уцелели, но посадки дурман–травы были уничтожены вместе с обитателями фермы. Наемники топтали ростки, и запах отравы кружил головы. Лекс снял шлем, подошел к Артуру, хлопнул его по плечу:
— Мы справились, брат!
Артур обернулся, лицо у него было распаренное, красное и счастливое. Лексу хотелось кричать от восторга, но он сдерживался — командиру негоже вести себя как мальчишка. Поэтому Лекс просто улыбался.
— Мы справились, — повторил он.
Глава 26 ВРЕМЯ СОБИРАТЬ КАМНИ
Солнечный луч скользнул меж занавесок, лег на лицо. Роман замычал и перевернулся на другой бок. Кудряшки Ирены защекотали в носу, и он громко чихнул. Ирена потянулась, выгнулась, как кошка, прильнула всем телом и прошептала:
— Что случилось, мой сла–адкий?
Роман спрятал лицо от света на ее груди и решил еще немного поспать, но не получалось. Мерно стучало Иренино сердце, тонкие пальцы перебирали волосы.
— Ты у меня самый лучший, самый–самый, — шептала она.
— Что, лучше, чем… он? — Роман приподнялся так, чтобы столкнуться с ней нос к носу.
— М–м–м, — она закатила глазки, — он самодовольный чурбан, а ты… ты — настоящий. Я счастлива, что все так случилось.
Артурка всегда снимал сливки, у него были лучшие женщины, лучшие манисы, лучшие работники. Артурке посчастливилось родиться в семье Шакала, и Шакал сына любил. Им двоим все доставалось слишком просто, можно сказать, даром. Пока Ян надрывался, поднимал хозяйство, Шакал тискал девок да жевал дурь, а сынок его, вместо того чтобы работать, волков гонял и драться учился. Наконец справедливость восстановлена, Роман вернул то, что по справедливости принадлежит ему, например дом Шакала. Артурка этого не заслужил.
Иренка вот… Говорит, что и раньше его, Романа, заприметила, но боялась выразить симпатию. Врет? А, какая разница, Артурки–то нет, а девочка умелая и чертовски красивая.
— Е–едут! Е–еду–ут! — заорали на дозорной башне.
Роман нехотя отстранился от Ирены, выглянул в окно и крикнул:
— Кого несет?
— Омегу! — отозвался Грымза. — Не к себе — сюда катят!
Первая мысль была — к шлюхам. Вот же невезуха, Ян как раз с караваном в Московию уехал, надо вставать, разбираться с военными. Принесла же нелегкая с утра пораньше!
Натянув штаны и чмокнув подружку, Роман рванул к колодцу. Ирена выбежала следом в одной рубахе, едва прикрывающей зад, полила из кувшина — он, отфыркиваясь, умылся. Два постояльца–задохлика пялились из окна на Иренины длинные ноги.
Обрадованные новостью шлюхи с красными от недосыпа глазами высыпали на улицу и теперь прихорашивались, натирали губы свеклой, расчесывали друг другу волосы. Рабочим не было до гостей никакого дела. Подумаешь, омеговцы приперлись, эка невидаль!
— Одежду принеси! — скомандовал Роман — Ирена исчезла.
Вернулась она с белоснежной рубахой, помогла одеться, платком вытерла с его шеи воду, поправила жатый воротник.
— «Хауду» мне, быстро!
Роман нащупал в кармане брюк портсигар, свернул самокрутку, закурил. Взволнованная Ирена подала «хауду», он пристегнул оружие к поясу и принялся с важным видом прохаживаться вдоль постоялого двора. Кони гостей обмахивались хвостами, фыркали; над кучками свежего навоза кружили мухи.
— Грымза, чтоб тебя раскорячило! — взревел новый хозяин фермы.
На дозорной башне затопали по винтовой лестнице, и пред очами рассерженного Романа предстал Грымза в рваной фуфайке.
— Это что? — Роман величественным жестом указал на навоз.
— Д–дерьмо, — пролепетал Грымза и втянул голову в плечи.
— Чего лежит?
— Дык… это… — Грымза шумно почесался.
— Сюда едет Омега, а тут срач! Убрать! Живо!
— Нычка! — взревел Грымза и зашагал к старому самоходу, где когда–то жил дед с саксофоном.
Оттуда вылетело взъерошенное существо, похожее на больного воробья, Грымза отвесил ему оплеуху, указал на дерьмо и взревел: