Солдаты Третьей мировой

Михеев Михаил Александрович

– А вам сохранить тех китайцев, что мы притащили, нужно, или можно их тут и закопать?

План, предложенный лейтенантом, был прост, а значит, работоспособен. А еще предельно циничен, жесток и абсолютно не учитывал «права человека» и другие тонкости международных законов. И заключался он в том, чтобы выдать китайцам оружие и погнать их в атаку, можно прямиком по единственной дороге. Японцы мигом соберутся, дабы организовать оборону, их огневые точки себя проявят опять же. Классическая разведка боем с использованием смертников, если кратко. Ну а дальше можно

будет или отступить, или разом подавить сопротивление противника. Как тараканов тапком, всех разом.

Полковник немного подумал. Затем еще подумал. И пришел к выводу, что потери среди китайцев, людей, в общем-то, абсолютно гражданских, будут запредельные. А еще, что особого неприятия план не вызывает. Причина? Да весьма простая. Таким образом есть шанс сохранить жизни своих, русских солдат. Китайцы же… Это их земля – вот пускай и защищают, остальное от лукавого.

В общем-то, так и получилось. Самым тяжелым было заставить узкоглазых пойти в атаку, но вбитая в них собственным правительством дисциплина, громкий начальственный ор и несколько ударов по мордам убедили живое стадо, что в атаке у них шансы есть, а здесь однозначно без вариантов.

В атаку эта толпа побежала лихо, памятуя о бронетранспортерах с пулеметами за спиной. Так же лихо попадала в грязь и принялась лупить куда-то «в сторону цели» после того, как открыли огонь японцы. Эти, кстати, показали серьезный уровень подготовки, моментально организовав оборону и стреляя на редкость метко. В общем, мясо, крови много, но главное китайцы все же сделали. База гудела, как разбуженный улей, оживали одна огневая точка за другой. Не так и много их было, к слову, и все пулеметные, более серьезного вооружения японцы сюда, похоже, не притащили. И когда открыли огонь танки, подавить их оказалось не так и сложно.

Сергей весь бой просидел чуть в стороне, вооружившись снайперской винтовкой, благо оружия имелось в избытке. Приближаться к танкам? Нет уж, увольте, даже здесь при каждом выстреле из орудия в голове прокатывалась волна боли. Впрочем, продолжалось все это недолго. Все ж не укрепрайон штурмовали – та пародия на линию обороны, что здесь была создана, давала неплохую защиту от пуль, но снаряды разносили ее в клочья. Полчаса боя – и пародия на штурм. Именно пародия – обороняться здесь было уже некому.

Вид разорванных в клочья, изрубленных осколками трупов не произвел на Сергея впечатления. Да и на остальных тоже – народ успел зачерстветь душой и теперь не обращал внимания ни на вид крови, ни на ее густой запах, который вперемешку с дымом от разорвавшихся снарядов и вонью дизельного выхлопа накрывал расстрелянную линию обороны вонючей шапкой. Впрочем, этот участок закончился очень быстро. Судя по всему, опасаться было уже нечего – японцы или героически пали в бою, или менее героически, но более благоразумно разбежались по щелям на манер тараканов. Оставалось лишь понять, не зря ли затеяли всю эту бузу.

Попасть в ангары труда не составило. Не запирали их, словно для удобства будущих захватчиков. Но в первом не было ничего интересного. Ангар был просто завален всевозможными

запчастями, от шлангов до новенького, ни царапины, самолетного двигателя. Судя по беспорядку, это был не склад, просто сюда стащили все, что валялось снаружи, дабы не мешалось под ногами. Может, сами японцы и постарались, кто знает.

Во втором ангаре нашлось сразу два вертолета. Один – до боли знакомый, то ли нелицензионная копия Ми-8, то ли, что вероятнее, купленный у России оригинал. Неработоспособный – винтов нет. Второй, неопознанный, и вовсе наполовину разобран. Бессмысленно.

А вот третий ангар заставил охнуть – внутри обнаружился довольно внушительный на вид четырехмоторный винтовой самолет. Пассажирский, в гражданской раскраске. Полтавец, увидев его, лишь присвистнул:

– Ну надо же!

– Что это?

Полковник обернулся к Сергею, усмехнулся покровительственно:

– Копия нашего Ан-12. Китайцы считают, что улучшенная, на самом деле – не факт. Но – вариант. Ладно, пошли дальше.

Увы, в остальных ангарах не было ничего интересно. Еще в одном – истребитель, копия советского, с так качественно развороченным двигателем, что непонятно, как он вообще не свалился. В остальных или практически пусто, или стоит аэродромная техника. Оставался тот, винтовой здоровяк. И вот здесь возникли сложности.

Посмотрев на то, чем ему предлагают управлять, сержант Коробков, мажор, успевший дома попробовать многое, в том числе и научиться летать, а затем против воли родителей отправившийся служить, дабы, как он сам говорил, «стать настоящим мужиком», только вздохнул:

– Я таким никогда не управлял. С вертолетом справлюсь, с чем-нибудь небольшим, но…

Вот так, зато честно. Народ переглянулся. И что дальше делать? Глухо выругался, не сдержавшись, Полтавец.

– Ладно, я сейчас. Я посмотрю…

– Дайте мне, – Сергей решительно шагнул вперед, оттирая плечом незадачливого пилота, и пошел вверх по трапу, стараясь, чтобы ноги не дрожали. Контузия – штука коварная, однако же ничего, справился. И первым вошел в кабину пилотов.

Глаза разбежались от обилия приборов. Черт! Он не зря сидел в симуляторе. Жена заставила, в качестве эксперимента. На полигоне, увы, так и не успел попробовать. Тем не менее общий вид кабины он себе представлял. Однако же увиденное превзошло самые смелые его представления об авиации. Леночка наверняка разобралась бы мгновенно, он же по сравнению с ней так, престидижитатор. Ловкость рук и никакого мошенничества.

Поляков устало прикрыл глаза, откинулся на мягкую спинку кресла, провел руками по пульту… И пришел в себя лишь от рева полковника, кричащего едва не в ухо:

– Ты что делаешь? Что делаешь, зараза, я спрашиваю?!!

О да, он имел право на такой вопрос. Хотя бы потому, что двигатели самолета завывали, прогреваясь, а пульт сверкал огнями. Проклятие, сколько же прошло времени? Однако спрашивать об этом Сергей, разумеется, не стал. Надо было сохранять хорошую мину даже при столь плохой игре, поэтому он потянулся в кресле и улыбнулся как можно безмятежнее: