Солдаты великой земли (Сборник воспоминаний южноуральцев — участников Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.)
Шрифт:
— Расклеивал листовки. В кармане у него нашли вот сколько, — и курсант показал пачку листовок, отпечатанных на машинке.
— Отведите его к Пшеничникову, пусть разберется.
В штабе с провокатора сняли «бороду». «Старик» сразу помолодел лет на сорок. Перед солдатами предстал человек с лицом пропойцы и бандюги. Может ли быть что-нибудь святое для такого человека?
Весь день мы дрались с наседающими фашистскими частями, и опять врагу не удалось прорвать оборону. Такие же напряженные бои шли и на следующий день до самого вечера. Ни один боец не дрогнул,, никто не осквернил
В ночь на 1-ое июля генерал Пархоменко получил приказ выходить за реку Друть и там занять оборону. Школа, танковый батальон и артполк — в арьергарде.
Предстояло отходить через вражеские тылы, через линию фронта, отодвинувшуюся на двести километров от границы.
В эти суровые дни решалась судьба частей и многих воинов. Со всех сторон поступали тревожные вести. Из Минска на Бобруйск идут танковые и моторизованные колонны врага. Шоссе и железная дорога забиты войсками.
С тяжелыми боями мы двигались вдоль реки Березина. Фар не зажигали, с трудом различая в темноте проселочные лесные дорожки. Усталость и голод валили с ног. Но нужно было идти и идти без конца. На изгибе реки увидели пристань. Танки и трактора переправили на баржах, а автомашины перетягивали через реку тросами. И опять шли по лесам, по болотам и казалось этому не будет конца. Лесные дороги почти непроходимы. Бойцы буквально выносили каждую машину на руках.
С большим трудом к утру 5-го июля мы вышли на шоссе, втянулись в узкое болотистое дефиле и у деревни Погост заняли оборону фронтом на запад.
По-видимому передовой отряд противника уже миновал дефиле и продвигался в направлении Могилева, а по наведенному мосту у села Березино переправляются его главные силы.
Таким образом, мы оказались между двух огней, и продолжать движение в дневное время, наседая на хвост отряда немцев, считали немыслимым, а отходить снова болотами и лесами вне дороги — значит потерять всю боевую технику.
Оставался один выход — перейти временно к обороне, задержать главные силы немецких захватчиков до наступления темноты, а затем под покровом ночи возобновить отход по намеченному маршруту.
Оборонительный рубеж был очень выгодным, поэтому мы смело ждали встречи с превосходящими силами врага. Впереди нас — ручей с топкими берегами, а сзади, за высотой, — небольшая речка. К счастью, высота позволяла видеть за дефиле большое открытое поле и шоссе, и наша артиллерия могла воспрепятствовать движению противника.
Немецкую колонну, идущую к дефиле, артиллерия обстреляла. Немцы заметались по полю, не зная, что делать: идти в дефиле — опасно, стоять на месте — расстреляют русские. Через некоторое время противник открыл сильный артиллерийский и минометный огонь, особенно по деревне Погост. Прилетела немецкая авиация бомбить деревню и нашу высоту. До самого вечера гремела канонада, шел танковый бой. К нашей обороне со стороны Могилева подошло несколько танков, но у ручья их встретили артиллеристы, и немцы повернули назад. Все попытки гитлеровцев сбить нас не имели успеха.
Помню, из деревни на участок, занимаемый нашей школой, пришел какой-то старик.
— Товарищ командир, — обратился он ко мне, — давно я наблюдаю, как наши артиллеристы стреляют. Но они, видно, не заметили, где прячутся немецкие танки.
Я направил старика к артиллеристам, которым он показал хорошо замаскированные вражеские машины.
Под вечер начали сниматься с позиции. Тут-то я и был ранен и контужен.
Обнаружили меня курсанты, хоронившие погибших. Отнесли в деревню, и, по случайному стечению обстоятельств, сдали как раз тому старику-артиллеристу, к которому несколько часов назад я отнесся с недоверием. Он принял меня как родного сына и спас мне жизнь.
Белорусские леса и деревни, особенно в стороне от больших дорог, скрывали тысячи раненых воинов Советской Армии. Чердаки и подвалы, сеновалы и клуни были забиты ранеными.
Кто за ними ухаживал, кто спасал от смерти и плена? Местные жители, тысячи преданных советских колхозников и колхозниц.
Старик-артиллерист скоро меня отправил в лес, в такой район, где недавно еще стоял военный госпиталь. Сам госпиталь отступил, но с тяжело раненными, которых невозможно было увезти с собой, оставили врача и двух медсестер. Вот в эту группу и переправил меня старик.
Вскоре врач решил начать продвижение к своим. Всех, кто маг идти, он приглашал с собой. Отозвался и я, хотя нога еще болела. Набрав несколько подвод, мы проселочными дорогами отправились на восток. Но в пути разболелась нога, и в деревне Малиновка, окруженной лесами, примерно в сорока километрах от Бобруйска, врач оставил меня и еще троих тяжело раненных у старика Демидовича.
Однажды был такой случай: вошли в избу немецкие солдаты, поели, молока попили, погалдели на своем языке и полезли на сеновал. Там лежал тяжело раненный. Герасим Борисович Демидович — старый солдат, был в немецком плену в первую мировую войну и с тех пор не забыл немецкий язык. Он и говорит фрицам:
— Мало вам сена? Идите к стогу, — и показывает на луг, где стояла большая копна.
Не раз были немцы в Малиновке, не раз пытались лезть на сеновал, но Герасим неизменно направлял их к стогу, спасая их от смерти.
Двое моих товарищей умерли. Оставшихся двоих Демидович опять направил в группу того же врача. Оказывается доктор с ранеными все время жил в лесу. Немало советских людей спасли его заботливые руки.
Лишь 14 августа нам удалось соединиться с войсками особой 4-й группы. И вот я — в настоящем стационарном госпитале. После излечения — снова фронт.
В 1944 году, будучи в освобожденном Бобруйске, узнал печальную весть: немцы казнили Герасима Демидовича, повесили старшую дочь, а дом сожгли.
Давно кончилась Великая Отечественная война. На передний край борьбы за новую счастливую жизнь вышли наши дети. Интересные большие дела творят они. Посмотрите, как растет и хорошеет Металлургический район Челябинска. Но многие смутно представляют себе, как их отцы и деды боролись за советскую власть, за торжество правды.