Солдаты

Патц Андреас

– Товарищи солдаты, – проговорила его сутулая фигура тихим, безжизненным голосом, – городские власти попросили нас помочь на строительстве обелиска славы в парке неподалеку. Поэтому в расположение мы возвращаться не будем, а направимся сразу туда. Вопросы есть?

– А как же ужин, товарищ майор? – осмелился спросить кто-то.

– Мы будем работать так, чтобы до ужина успели закончить. Взвод, равняйсь, смирно, прямо шагом марш. Левое плечо вперед…

В строю все были для Сергея незнакомы. Кроме, разумеется, Шуры Жураева. Тот смотрел на новенького косо

и зло. Погоди у меня, дождемся вечера, говорил его взгляд. К счастью, рядом в шеренге оказался приветливый паренек из Перми, который, пока они шли к новому объекту, расспросил, откуда Сергей родом, и дал знать об этом казахам, коих в роте было немало.

Строительство обелиска заключалось для солдат в рытье котлованов. Городские подтянули к яме компрессор, организовали отбойный молоток. Обнаружилось, что никто им работать не умеет. Кроме Сергея. Первые месяцы службы он не выпускал его из рук, теперь вот пригодилось. Он попросил доверить ему отбойник. Сослуживцы только успевали откидывать мерзлые куски земли, отделяющиеся от острия молотка. Когда тот заклинил, новенький за пару минут разобрал, почистил и собрал его. Воины переглянулись – зачёт, дескать.

И снова неровный, стянутый ржавыми скобами, однообразный, как солдатские будни, забор навевает тоску, усталый и грязный взвод плетется вдоль него, едва передвигая ноги, в надежде успеть к остывшему ужину. Раз, раз, раз, два, три, в мороз и зной, дождь и снег. Раз, два, три, тянутся друг за другом бушлаты. Галерка, не растягиваемся, раз, два, три. Мелькают шапки, под каждой свои думы, и они точно не о бушлатах, шире шаг, может, о Светке, которая «дура», или о таком же точно сером заборе, который возле дома остался, на пути в школу был. Раз, раз, раз, два, три, к стальным воротам со звездами…

После ужина солдату положено личное время. Подшиться, побриться, помыться, сапоги и бляху начистить, письмо домой написать – все это нужно успеть до просмотра программы «Время». В казарме к Сергею сразу подскочил небольшого роста косолапый казачонок:

– А ты правда из Казахстана?

– Правда.

– И присягу не принимал?

– Не принимал.

– Правда баптист, что ли?

– И это тоже правда.

В это время Сережа увидел Жураева, машущего ему рукой, пойдем в сушилку, дескать, поговорить надо.

Сушилка – комната с двумя трубами, протянутыми на всю длину, как в автобусе поручни, с приваренными к ним крючками. На крючках висят 115 бушлатов, у стены, возле батареи отопления – несколько десятков пар сапог. В сушилке всегда жарко, на то она и сушилка – обмундирование за ночь должно просохнуть. Старики здесь любят спать, снимают с крючков несколько бушлатов, бросают их на пол возле батарей и спокойной ночи, малыши! Для молодых сушилка – идеальное место выяснить отношения, в переводе на простой язык – подраться. Звуков почти не слышно, ватники все глушат, и в случае необходимости сапоги всегда под рукой – есть чем швырнуть.

В сушилке Сергея ждали человек пятнадцать земляков Жураева, выросших в узбекских горных поселениях.

– Ты зачем Сашу абижаль?

– Я

не обижал, он сам на меня драться кинулся.

Откуда-то неожиданно прилетел сапог, бухнул в плечо и упал на пол. Сергей обернулся и тут же получил удар в бок другим сапогом. Правда, на этот раз обутым на ногу. В этот момент широко распахнулась дверь сушилки.

– Ста-а-й-й-а-ать! Не трогать его! – закричал чей-то голос.

В двери втиснулись несколько человек, все на одно лицо, казахи.

– Эй, зимльак, увчем деля? Мы тут свои вопросы решаем, да!..

– Я тебе не зимльак, я ему, – солдат ткнул пальцем Сереже в плечо, – ему земляк! Понимаешь? И пока не выясню, кто он и за что на него наезд, бить я его не дам. Понял?

Казахов в роте было гораздо больше. И дух у них был, судя по всему, боевой. Узбеки отступили. «Разберемся еще, не расслабляйся», – кинул последний из них, выходя из сушилки.

Расслабляться и вправду было рано. Над казахами в роте стояла еще одна сила. Девять человек из Коми АССР, все в полном составе успевшие до армии пройти малолетку – тюрьму для несовершеннолетних. Держались они особняком, никого не трогали, не чморили, но с первого дня службы дали понять: видели мы в жизни многое и терять нам нечего. Нас лучше не трогать.

Крепкие, немногословные парни в тот момент, когда Сергей в сопровождении двух диаспор вышел из сушилки, сидели в кубрике и неспешно делили между собой «угол», так на их наречии называлась посылка из дома. Один из них окликнул новенького:

– Земляк, поди сюда.

Пододвинули табурет, садись, угощайся. Хмурые в остальных случаях, парни смотрели приветливо:

– А ты почему присягу не принял? – спросил один из них.

– Библия запрещает давать клятву.

– То есть ты, типа, против советской власти прёшь, да?

– Не так чтобы очень. Просто власть требует от меня того, чего я не могу сделать, потому что это расходится с моими убеждениями.

– Ты, эт-та, бродяга, будь проще, да. Просто конкретно скажи, есть у тебя нелады с совдепией или нет?

– По некоторым вопросам – есть.

– Ну вот так и надо говорить, а то начал тут: требует, убеждения. Мы вот тоже по некоторым вопросам с властью в непонятках, так что, можно сказать, есть у нас с тобой точки соприкосновения. Ты откуда ваще? Казахстан. М-м-м… ясно. А мы из Коми. Сыктывкар, Ухта, знаешь? Слыхал. Да ты бери печенье-то, не тушуйся, наш братка угол от родаков получил. Чего урюки-то от тебя хотели? Били, что ль?

Сергей вкратце рассказал о конфликте с Жураевым, о земляках своих, которые, едва узнав, что он из Казахстана, встали на его защиту. Молодцы, узкоглазые, че, а нам тебя, слышь, воспитать приказали, вправьте, говорят, этому уроду мозги, он сумасшедший, а ты вроде как и нормальный фраер; хотя, так разобраться, нас они тоже ненормальными считают.

– А чё, бродяги, давай возьмем его под свою защиту, – предложил кто-то из собеседников, – пущай нашим батюшкой, типа, будет?

Заручившись согласием, старший из них встал, прошел на середину кубрика и сказал: