Солдаты
Шрифт:
Винсент допил чай и взобрался через люк в уже удушающую жару нижней палубы броневика. Проскользнув рядом с котлом, мимо следящих за ним кочегаров, он прошел позади канонира и его помощника, которые в неформальной обстановке на борту, кивнули приветствия, поскольку у любого из них было слишком мало места, чтобы отдать честь.
Станислав посмотрел на него с сиденья водителя и улыбнулся. Винсент заметил новую охапку диких цветов прерии, перевязанных тесемкой и свисающих с потолочной переборки, ярко красные и голубые цвета, добавляющие ласковый штрих стальным внутренностям.
Поднимаясь по лестнице в верхнюю
Горнист, сидящий верхом на лошади рядом с машиной Винсента, дал сигнал к выступлению. Машина под ним дернулась, большие железные колеса, взбили облака грязи, и раздавили траву, когда они начали движение вниз по склону, двигаясь вперед мимо линии пехоты. Перейдя вброд мелкий ручей, они начали взбираться на следующий холм, двигаясь мимо возвращающегося назад одинокого кавалериста, с сигарой, зажатой между зубов, зажимающего раненую руку, но выглядящего бодро.
Винсент обернулся, смотря, как он проехал через пехотный строй к медицинским фургонам, отмеченными большими зелеными кругами. Десять тысяч солдат корпуса были на марше, полковые колонны, развернутые в огромное каре, с пустым квадратом внутри, стволы винтовок блестели, отражая утренний солнечный свет так, что армия выглядела, словно через шеренги солдат танцевал огонь.
«Ряды полированной стали», слова из «Боевого гимна» пришли ему на память.
«По-прежнему существуют моменты», понял он, «такие моменты, когда можно еще раз мельком взглянуть на несбыточную мечту о славе».
Он ни разу не оглянулся назад пока ехал через городские ворота. На мгновение он забылся, поскольку старые привычки трудно изжить, и отдал честь охранникам, стоящим с каждой стороны, что привлекло к нему внимание.
В костюме он чувствовал себя неловко, но это была единственная имеющаяся у него гражданская одежда. Черное пальто, типичное тем, что носились на Земле, по крайней мере, они были в моде тогда, когда они покинули ее. Неотбеленная ситцевая рубашка стандартного армейского образца, и черные брюки. Больше не было кинжала, болтающегося на ремне, хотя он по-прежнему держал пистолет в седельной кобуре. Позади него, в фургоне, принадлежавшем Гейтсу, ехали его жена и дети, следом за ними скакал Вебстер со своей молодой семьей, который также вышел из состава правительства.
В некотором смысле все это было чертовски глупо; показной блеф. Отставка на самом деле застала Бугарина и его последователей врасплох, они ждали попытки государственного переворота. Он должен был пройти весь путь в этом деле до самого конца. Если бы он остался в городе, это каким-то образом указало бы, что он все еще в игре, ожидая, когда взволнованные жители соберут делегацию, чтобы прийти и попросить его вернуться. Он знал, что этого не произойдет. В то самое время, когда он уезжал из города, Республика распадалась в хаосе.
Римские сенаторы и конгрессмены собрались отправиться домой, разъяренные убийством Флавия, и громко заявляли, что они будут стремиться к сепаратному миру. Как будто началась какая-то гонка, поскольку Бугарин также объявил о том же самом намерении. И чинским
Он, в свою очередь, предоставил им разбираться с дилеммой. Теперь Винсент должен был стать во главе армии, но он был вне пределов досягаемости. Следующий после него, стоял Пэт, но он видимо перерезал телеграфную линию, или некто прервал сообщение прямо из Рима.
«Что делать, если они объявили о перемирии, но никто их не услышал?»
Меркурий ступил на мост через реку Вину, и он посмотрел направо от себя, на долину забитую фабриками и рядами кирпичных домиков. Плотина, дальше вверх по реке, была едва видна в воздухе, наполненном дымным туманом. Удивительно, что после десяти лет это место выглядело гораздо больше похожим на Вотервилль, Льюистон, или Лоуэлл, чем на средневековый город древней Руси. Город, который он покидал, был уже только воспоминанием о минувшем веке. Это же был новый Суздаль, если ему только будет суждено пережить безумие его собственных испуганных вождей.
Должно быть слух о том, что он покидает город, добрался до этого места. Он видел тысячи рабочих, выходящих из литейных заводов, железнодорожных цехов, котельных, оружейных фабрик, монтажных площадок, заполняющих улицы и смотрящих на него.
Он с печалью задался вопросом, что же на самом деле он пытался создать для них. Поколение назад они рождались, жили и умирали в поместьях бояр, их жизнь была короткой и жестокой, невежественной и наполненной страхом. Что же у них было теперь? Сыновья, отцы, братья, мужья гибли на фронте. Двенадцатичасовая рабочая смена в жаре, дыму, и саже на военных фабриках, чтобы лить железо, производить сталь, отливая орудия, создавая машины войны, и еще машины, и еще больше машин войны. Бесконечный труд и по-прежнему ранняя смертность, но теперь от туберкулеза, или несчастных случаев или простого истощения.
Он подумал, что Руссо был прав, и эта мысль заставила его на мгновение улыбнуться, разум профессора все еще был при нем, готовый пофилософствовать от случайной мысли, даже в самые мрачные моменты. Все же у него была надежда на то, что они увидят, что все они поймут, что это было поколение, которое принесло высшую жертву, что оно должно было нести ужасное бремя, чтобы их дети, их внуки никогда бы не узнали этот страх, эту грязь, этот упадок, и не только из-за орд, но и рабства и ужаса войны.
Он осознал, что придержал уздечку Меркурия, и его лошадь, словно читая его мысли, остановилась, чтобы он мог смотреть с моста, созерцать то, что он пытался сделать, и где он потерпел неудачу.
— Кин…
Он услышал далекий крик, одинокий голос, заставивший пробежаться мурашкам по его спине, напомнивший момент триумфа под Испанией, когда его имя звучало синонимом слова — победа.
Кто-то поднял ее, женщину, вплотную стоящую в открытом дверном проеме цеха по нарезке стволов. Она сняла платок с головы и помахала им. Женщины вокруг присоединились к ней, имя, эхом вторило через долину, сопровождаемое громкими звуками современной эпохи, сначала одним паровозным гудком, затем другим, потом свистками с фабрик. Смущенный таким проявлением, он не знал, что делать. Что и говорить, было искушение, и он ощущал, что в этот момент можно было бы все сделать очень легко.