Соленые часы
Шрифт:
Вот что…
Прыгает сердце.
– …молодой человек, вы мне времени своего немножко не уделите?
– К-конечно.
– Вот за это спасибо большое, а то…
Кредитор…
Даже не знаю его фамилии, в телефоне он у меня значится как Кредитор. Тогда я и уделил ему первый раз немного времени, совсем немного, лет пять, это было больно, очень больно, помню, плакал, стыдно было, что двадцать лет, и плачу, а вру, не двадцать уже, двадцать пять… Кредитор водил стеклянной палочкой по моей голове, приговаривал, ничего, ничего, все плачут, кто и в голос рыдает…
Кредитора…
На хрена
Кредиты после беседы…
Без залогов и поручителей…
Что еще нужно… Флажки развесить, нет, вру, флажки, это какой-то другой день… А вот что, тыкву, тыкву-тыкву-тыкву, выдолбить, и свечку туда вставить, вот это точно на день рождения. Знать бы еще, где взять эту тыкву…
Или гостей кого-нибудь попросить, робя, ко мне пойдете, тыкву прихватите, кому не жалко… Гостей… Снова перебираю номера, это кто… Контакты… Группы… Одноклассники… Вот точно, одноклассников надо, сколько лет уже не виделись, хоть посмотрим, у кого как жизнь сложилась… Кто космонавтом хотел быть, тот теперь в магазине за прилавком, кто Нобелевку хотел, тот теперь фуры разгружает… знаем мы вас… а какой-нибудь Петро Анискин, Петро, ты учиться будешь вообще, нет, подъедет на ленд крузере, ну я к вам на минутку заскочил, мне в Лондон лететь…
Одноклассники… Леночка Белощекина, вот ее надо бы… набираю номер, вовремя спохватываюсь, что делаю, разбилась Леночка с каким-то хлыщом в тачке… когда это еще было…
Витек… Витька даже не набираю, нечего набирать, сам был на его похоронах, даже не узнал его там, в ящике, тоненький, как сосулька, вот что с человеком рак делает…
Дюшаня… тоже туда же, с инфарктом… А что я хотел, в моем возрасте только и осталось сидеть, перебирать имена, кого больше нет… Так вот собирались бывало классом, сидели, как десять негритят, кто следующий…
А казалось, нескоро-нескоро так будет… Вот так вот в двадцать лет посмотришь на жизнь, такую долгую-долгую, думаешь, неужели мне пятьдесят будет, неужели шестьдесят, это ж как много, это же я старый-старый буду, а было же, и пятьдесят, и шестьдесят, и ничего, как-то старым себя не чувствовал…
Что еще… Ах да, взять с десяток яиц, краски, нарисовать там на них что-нибудь… И друзьям посылать, еще говорить нужно что-то при этом… Да прибудет с тобой сила… нет, не то. Не помню. И вообще это не на день рождения, а на Рождество делают…
Тоха… про Тоху лучше не вспоминать… Помню Тоху, матерый бородач, ввалился ко мне, еще долго топал в прихожей, еще долго снимал в пальто, еще долго просил взаймы, ну на месяц, на два, чесслово верну. Пришел – когда мне оставалось жить лет пять, какие-то внутренние часы подсказывали – лет пять, когда я попросил Тоху уделить мне немного времени…
Тоха… Я водил палочкой по его лбу, мерзость какая, не люблю, когда мужчины от боли плачут… сам знаю,
Что десять тыщ рэ… мне и за бутылку водки жизнь продавали… если бомжара какой-нибудь…
Тоха… Да что прицепился ко мне этот Тоха, вот никого не помню, Тоха прицепился. Ну ясное дело, одно дело изловишь кого-нибудь в подворотне, палочкой по лбу – щелк-щелк, сразу насмерть, а тут Тоха… за одной партой сидели, Тоха, домашку сделал, ты с дуба рухнул, я у тебя ночевал, когда бы что сделал…
Время летит… Вот так еще в каком-то классе судили-рядили, кто из нас всех переживет, показывали на девчонок, женщины дольше живут, гнобите вы мужчин, вот дольше и живете… Я тоже выбирал между Белощекиной и Аничковой, никогда не думал, что останусь – я…
Что там еще на день рождения… Салюты, фейерверки… Это дело десятое… А вот, мимозу надо, мимозу… нет, мимозу, это на какой-то другой праздник… На девятое мая, что ли… А что вы хотите, возраст уже такой, что я имени своего не помню, а вы мне про тыквы с мимозами…
Перебираю номера. Люба, откуда Люба, какая Люба, не знаю я никакой Любы, телефон мой знает, я не знаю… Позвать эту Любу, не знаю, кто и откуда, хоть открытку принесет и тыкву, будет настоящий день рождения…
Люба… ах да… Это сколько мне было… не помню, тоже вот так же собирал на день рождения кого-то, кого уже не собрать, звонил по номерам, которые не отвечали… Да по каким номерам, тогда и номеров не было, выдумали эти… телепорты, или как их там… Еще вычеркивал какие-то имена, даты, дни рождения, этот сгорел от рака, этот разбился в самолете, этот не отвечает, похоже, тоже уже все, последний раз его видел, он вообще от кашля задыхался, докурился парень…
Было… искал кого-то, прыгал из портала в портал, доченька, не подскажете, как этим пользоваться… Да вы, дедуля, в приемный отсек вошли, а надо в пассажирский… Переходил – из города в город, не узнавал городов, ишь что выстроили, до неба, а раньше тут двадцатиэтажки стояли, такие, знаете… А Копачинский не здесь живет? Не знаете такого? А, ну, ну…
Люба… Люба была на последнем этаже какого-то пятимерного пентхауза, снаружи маленький домик, внутри – коридоры, коридоры, этажи, этажи, этажи… долго звонил по каким-то каналам, плутал в каких-то порталах,
– День добрый…
– А вам кого, мужчина?
– А мне бы Викторию… Резенцеву.
– А она умерла.
Даже не удивился.
– А вы кто, барышня, будете, дочка ее?
– Правнучка.
– Вот время летит…
Люба… Любу надо позвать, надо… Удивится, наверное, как удивилась, когда пришел наутро, здравствуйте, мне бы Викторию… а она умерла. А, да-да, вы говорили… разрешите войти… Вы дочка ее будете? А нет, правнучка, вы говорили… Чайку-то у вас не найдется? Или что у нас сейчас пьют, кау-фэа… А вот в мои времена чай такой был в пакетиках, их в кипяток опустишь, они… Ух ты, вам сколько лет? Смотрел на нее, молодую, свежую, и язык не поворачивался сказать – триста десять…