Солис
Шрифт:
Мы стояли некоторое время молча, смотрели друг на друга. Артём улыбался, и мне ничего не оставалось, как улыбнуться в ответ. В голове, как перекати-поле в пустыне, нашлась только одна мысль:
«Мы не виделись двести лет, я очень скучала!»
На прощание Тёма осторожно, совсем легко, меня обнял, и я, хронический интроверт, даже не отстранилась:
– Пока, – прошептала я.
– До встречи, – ответил он.
Глава 3.
Долго не могла уснуть. Всё прокручивала в памяти сегодняшний странный день, странную встречу и особенно странный приступ. Случались они редко, в основном,
Страшно представить, что было бы, если бы по дороге мне не встретился Артём Силин. Вдруг в голове проскочила странная и очень смазанная картинка: ладонь на моём плече, яркий свет и тепло.
Резко села на постели, где я это видела? Может, фильм, или сон, или дежавю? Эта дурацкая навязчивая картинка не давала мне уснуть, как упрямый дятел колотила по мозгам. Промучившись с час, решила заняться чем-нибудь полезным, например, уборкой в полпервого ночи.
Отдраив квартиру до блеска, мне кое-как удалось успокоиться и отключиться.
Пустыня. Очень душно. В воздухе стоит пыль. Поток слабый. Как в решете, в нём полно брешей. Понимаю, здесь была война. Это всегда происходит с лучами потока, когда в людях умирает надежда, когда из-за отчаяния душа теряет последние крупицы света. Здесь страдает много фотонов, они тёмно-синие, почти чёрные. Они не видят потока и целиком состоят из боли.
Вдруг я ощущаю тёплую ладонь на своём плече. Ты здесь. Я знала, что ты придёшь. Ты всегда приходишь, когда мне нужна помощь. Не поворачиваясь, прижимаюсь к ладони щекой. Теперь мне спокойно, я не боюсь потерять поток и знаю, что мне хватит сил помочь всем.
Мы идём рука об руку, я прокладываю нам путь, целитель его освещает. Мы находим первую душу, она совсем юная и очень хрупкая. В ней ещё осталось немного света и очень много любви. Целитель садится на колени, осторожно протягивает руки к фотону, в его ладонях разгорается искорка. Она освещает всё вокруг, она питает остатки надежды. Душа постепенно светлеет, она растёт, но робко и с опаской, однако со временем крепчает. Любовь, выжившая в этой душе, помогает окутать сияющим кольцом остальных. Измученные, раненые фотоны растворяются в этом сиянии, питаются им, в них просыпается свет.
Целитель рядом со мной – с начала дозора, мы сражаемся плечом к плечу, сколько себя помним. Среди воинов мало целителей, они помогают не только фотонам, но и нам самим, когда мы теряем связь с потоком или получаем ранения. Ведь некоторые встречающиеся в Коридоре души не только теряют свет, но и могут убивать его в других – это воины тьмы.
Раз, два, три…
Я открыла глаза ещё до будильника. На часах 6:59. Я отдохнула, пусть и поспала совсем ничего. Усталость прошлого дня ушла бесследно. Удивительно. Сегодня и позавтракать нормально успею. Посмотрела на телефон, тот коротко брякнул уведомлением о пришедшем сообщении:
«Прошу прощения за мою вчерашнюю бестактность, наверное, я был шокирован героическим (заметь) спасением тебя, надеюсь
Я улыбнулась. И когда он только успел раздобыть мой номер телефона? Заглянула в исходящие звонки и обнаружила незнакомые цифры, видимо, Тёма набрал его, пока я возилась на кухне.
Написала ответ:
«Ты приносишь продуты, я готовлю!»
На скорую руку сообразила себе омлет с помидорами и ветчиной, слопала его, урча от удовольствия. Сбегала в душ и через двадцать минут я, довольная жизнью, уже неслась в университет.
Энергия во мне выплёскивалась через край, отчего Катька смотрела на меня с опаской:
– Ты, случаем, на энергетики не подсела? – с подозрением прищурившись, спросила подруга и закрыла собой стол с прототипом нашего изобретения. – Не подходи близко к микроскопу! Вдруг ещё бомбанёшь!
– Я всего-то выспалась! – улыбнулась в ответ.
– Меня пугает твоя активность. Ты точно не взорвёшься? – Катька демонстративно прикрыла голову руками. – Где мой любимый вредный тролль?
– Не дрейфь, Тимофеева! Всё под контролем!
Остаток дня я продолжала пугать всех своим (в лёгкой степени) бешенством. Роберт Иванович простил мне вчерашнюю апатию и, наверное, был единственным сотрудником лаборатории, довольным моей сегодняшней активностью.
К вечеру я без сил приползла домой. Мысленно отругала себя за то, что не научилась дозировать ресурсы.
Только успела переодеться в огромную домашнюю толстовку, как зазвонил телефон. На дисплее мигал номер Ани. Подняла трубку:
– Привет, Солнцева-старшая! – провопила я.
– Привет, Солнцева-младшая! – звонко ответила Анита.
Это наше с ней фирменное приветствие. Я обрушила на сестрёнку шквал вопросов:
– Как вы? Ты себя нормально чувствуешь? Как твои родители?
Секундная заминка на том конце провода, а потом бодрый голос жены моего старшего брата прозвенел колокольчиком:
– А… да я терпимо! Влад весь в работе, пропадает в офисе днями и ночами. Ты же его знаешь: спасение мира, добра и справедливости! Я почти забыла, как он выглядит в трениках, – послышался оттенок грусти в голосе, но Ани мгновенно переключилась: – Мне удалось уговорить наших мам заняться скандинавской ходьбой, ты бы видела, какие они красотки в новенькой спортивной форме! У Натальи Семёновны такая попа, любая молодая девушка обзавидуется! Папа готовится к летнему сезону и задумал что-то масштабное в саду, знаешь, у него просто талант. А я… я чахну над переводами. Сейчас такая книга нудная, не знаю уже, как с ней разделаться поскорее: справочник дурацкий… – вдруг она притихла. – Мира, ты как там одна? Не нужно храбриться. Я знаю, что для тебя это тяжело. – Ани говорила не о переезде. – Ты ведь у нас лучше всех! И самая красивая! Да я бы с твоими ногами любой подиум покорила!
Милая Анита, значит, она всё знала, она догадалась, почему я сбежала в Ярославль. Несколько секунд обдумывала, что ответить, но потом вспомнила про мамин день рождения:
– Ани! Всё хорошо! Мне нравится моя берлога, спасибо вам за неё, и учёба, и будущая профессия. Кстати, мы скоро встретимся. Я ведь приеду на мамин день рождения и уже дала непреложную клятву Наталье Семёновне!
– Это будет очень круто! У меня столько идей!
Ани с каким-то рьяным преувеличенным энтузиазмом окунулась в рассказ о своих гениальных задумках. Я слушала, заряжалась теплом от этого маленького воплощения солнца, но в груди трепыхалась, загнанной в сети птичкой, тревога.