Солнца двух миров
Шрифт:
– Я могу говорить с тобой, - сообщила призрачная девушка.
– Что ты желаешь?
– Я желаю встретиться с вашим хозяином, который отдал приказ украсть меня, - сказала она.
– И узнать, в чём причина моего заточения.
Прислужница смотрела на Лаинь непонимающе, спокойно и отрешённо. Лаинь покачала головой.
– Я желаю, - начала она снова, - увидеть небо.
Призрак кивнула и указала на экран в гостиной. Лаинь перевела на него взгляд, потом снова обернулась к духу.
– Увидеть небо, - пояснила прислужница, снова указывая на экран.
Лаинь потянулась к экрану, перебирая текучие линии нити волшебства, осторожно коснулась поверхности экрана своей волей, сосредоточившись на мыслях о небе. Экран мягко засветился, стал разгораться всё ярче и ярче и превратился в бескрайнее манящее небо, по которому плыли
Волшебный экран, отражающий то, на что хочется посмотреть, захватил внимание Лаинь на какое-то время. Сначала она обращалась к нему, чтобы посмотреть на небо и море, потом, чтобы насладиться пейзажами Поющего Леса и Равнин Ветра, она наблюдала за жизнью Майсены, которую недавно покинула, она смотрела на оставшихся вне её плена друзей и родных и смеялась в такт их смеху, глядя на них. Рассеянно наблюдая за картинами жизни, идущей своим чередом без неё, Лаинь принимала еду, которую заботливо подносил ей дух-прислужник, позволяла ему расчёсывать свои волосы и заботиться о себе. Но спустя несколько дней, проведённых в созерцании, девушка вновь ощутила тянущее беспокойство. Друзья не успели начать волноваться о ней, занятые своими заботами, - мало ли отчего она могла быть недоступна для их зова? Тем временем, провести остаток дней в неизвестности в уютной клетке казалось ей не самой привлекательной перспективой.
Поздним вечером, когда небо засветилось далёкими звёздами, Лаинь погрузилась в чтение, пытаясь найти в книгах богатой и разнообразной библиотеки ответы на свои вопросы. Но книгам не было дела до незначительного эпизода одной из миллионов жителей двух миров. Они ничего не хотели рассказывать о том, как вернуться домой.
– Ты так трогательна, когда склоняешься над книгой, будто сейчас начнёшь в задумчивости шептать слова, что в ней находишь, - услышала Лаинь тихий голос рядом.
Вздрогнула, подняла глаза.
– Здравствуйте, милорд.
– Здравствуй. Я ждал, придёт ли тебе в голову подумать обо мне. Но подобные мысли ни разу не посетили тебя с тех пор, как ты здесь.
– Милорд читает мои мысли?
– спросила Лаинь, глядя на Тераэса, возвышающегося над её креслом, снизу вверх.
– И желания, - вздохнул маг.
– Зачем я здесь?
– Так нужно сейчас.
– Не понимаю, - нахмурилась девушка.
– Обо мне начнут беспокоиться, меня будут искать. Разве не удобнее было бы для тайных экспериментов на людях похитить кого-то другого?
Тераэс рассмеялся.
– Не ожидал от тебя, что ты будешь предлагать мне заменить тебя кем-то покинутым и одиноким, кого никто не хватится, в качестве жертвы для запрещённых и опасных опытов.
Лаинь потупилась, смутившись. Конечно, дело было вовсе не в экспериментах, и, разумеется, было бы нечестно желать, будь это так, чтобы кто-то другой оказался на её месте.
– Давай представим, что я не пленил, не похитил тебя, а пригласил быть моей гостьей, и ты согласилась. Возможно, тогда пребывание в моём убежище сможет показаться тебе более приятным.
– Но я не принимала приглашения, а Вы не присылали мне его, - её брови приподнялись.
Тераэс сел в кресло напротив, склонился к Лаинь, накрыл её руку, лежащую на подлокотнике, своей. Девушка чуть вздрогнула от прикосновения, отстранилась. Маг покачал головой, откинулся на спинку кресла, погрузившись в созерцание. Тишина легла между ними бархатной завесой непонимания.
Дни шли своей чередой. Иногда приходила Белэсс, увлекала Лаинь к экрану, показывала чьи-то приключения, события, о которых Лаинь не подозревала и к которым ей не приходило в голову обратить свои мысли. Девушка легко увлекалась историями чужих приключений или будней незнакомцев, с интересом наблюдала за знакомыми лицами, иногда появлявшимися перед ней. Она не понимала, о чём хочет рассказать ей зыбкая, всегда спокойная Белэсс, давая наблюдать за всеми этими картинами, не понимала, какое послание хочет донести сквозь свою подчинённую Тераэс. Время, когда она была предоставлена сама себе, Лаинь продолжала проводить за чтением, порой принималась практиковаться в магическом искусстве, особенно когда находила какое-то увлекательное описание заклинаний в одном из томов библиотеки. Порой ей было сложно заставить экран слушаться её воли, когда она хотела узнать,
Исчезновение Лаинь не прошло бесследно для её друзей. Минуло время, когда можно было бы объяснить нежелание отвечать на мыслевызовы стремлением побыть в одиночестве или занятостью, и Цвер забеспокоился. Он искал её в Циасе, нащупывая её образ, он спрашивал у духов Феоса, не ощущали ли они следы её присутствия, он плёл поисковых змеек из дыхания ветра и отправлял их к ней, прося прислать весточку, но змейки возвращались без ответа, рассыпаясь струйками воздуха у его ног. Исчерпав свои возможности, Цвер пришёл к Файрену.
– Ты ведь можешь увидеть её, где бы она ни была?
Файрен кивнул. Позволил ставшему уже привычным состоянию транса обволочь его, заструился по лабиринтам видений, не отпуская образ рыжей, цепляясь за него и сосредотачиваясь на нём. Вынырнул из узкого коридора поиска на свободу, отпрянул.
Равнины Ветра захлёбывались, вздыбливались волнами, шелестели и трепетали. Высокие травы холмов меняли очертания, вздымаясь до неба и опадая. Файрен пытался уцепиться взглядом, сознанием, ощущением за чьё-то сознание, чтобы удержаться в видении, но его сил и разума было слишком мало, чтобы уловить, что происходит, чтобы войти в сцепку с какой-то из сущностей, присутствовавших здесь. Он чувствовал, как Изначальный Ветер ласкает свои равнины, ощущал его присутствие полнее и глубже, чем когда-либо, и мощь Ветра сдавливала его, приковывала, изничтожала, не замечая. Провидец удерживался на грани, не сметённый высшей силой только благодаря неполноте своего присутствия, невоплощённости. Он продолжал впитывать в себя ощущения видения, рискуя, как когда врывался в сознание тьета, но не пытаясь более сфокусироваться, зацепиться, разделить восприятие с тем, чья мощь слишком велика для него.
Он улавливал радость, бешеную, пляшущую радость хаоса, выбивающую чечётку наперерез тишине, он ощущал азарт игры и схлёстку воли, один на один, миллион сущностей на миллион. Изначальный Ветер играл с равным. С равным, стройно и размеренно выпевающим ужасающую своей гармонией мелодию, укладывающую в ровные желоба пляску весёлого хаоса, с равным, пронзительной тьмой обжигающим рассыпанные по равнине уколы ветра, перемешивающим их, будто размеренным чеканным шагом спускается войско по ступеням небывалой ширины. Радость второй сущности была спокойной, вязкой, какой бывает радость встречи старых друзей, знающих друг друга множество вечностей и скучающих врозь, не помня об этом. Сливались мозаикой, загораясь провалами в мироздании, обращались вспышками света и вспышками тьмы, наперекрёст, боролись, узаконивая ритм и выбиваясь из него, наперекор.
Файрена выбросило из видения Равнин, раздавленного слишком большой концентрацией силы, и отбросило в другое видение, заполненное пламенем. Он ощущал языки огня на своей коже и грелся ими несколько неторопливых мгновений, прежде чем узнал новую сущность Рины в охватившем его жаре. Она не чувствовала его присутствия, она горела, пылала, плавилась и плавила всё вокруг, довольная рождаемым адским пеклом. Сквозь огонь Файрен увидел, наконец, Лаинь, и черты её были искажены в пламени, смазаны. Её образ терялся в призвуке чужой силы, с которой Файрен соприкоснулся несколько мгновений назад и которую не смог постичь. Её образ растекался, ширился, заполняя собой всё сущее, и пламя огненного духа гасло вместо того, чтобы согреть.