Солнца двух миров
Шрифт:
Уэтер опутывает стрелы Ирта энергией тьмы, отпускает призраков пожирать живую и мёртвую плоть по собственному усмотрению, ведь барьеры тьета вокруг своих достаточно крепки, чтобы его тёмные подручные могли до них добраться. Его задача сейчас - оперить магией Ирта, чтобы не знающие промаха стрелы истинного лучника могли прорваться сквозь магическую защиту врагов, чтобы не осыпались вокруг энергетических щитов, чтобы рассекли не только плоть, но и душу, пропитывая её сочащимся тёмным ядом.
Смена тактики приносит свои плоды и уравнивает число противников. Четверо ослабленных битвой шоистрийских магов всё ещё направляют свои атаки на четверых искателей артефакта. Вздрагивает и пропускает подчиняющую волю волну один из щитов Ло-оте-ни, и тьет озирается удивлённо, будто потерял магическое зрение и перестал видеть токи энергии. На мгновение нахмурившись, взлетает, и вихрем бросается
Тем временем остаётся без защиты Ирт, неуязвимый для магии и не владеющий ею Лишённый, и стрелы его, выпущенные в цель, оборачиваются лёгким усилием выжившего некроманта против него и летят неуклонно. Ирт гибко уворачивается от направленных в него его же собственных стрел, отскакивает тренированное тело навстречу летящему сзади поднятому с земли тяжёлому камню, сбивающему с ног. На излёте вонзается стрела в его грудь, и лучник падает на камни, теряя сознание и истекая кровью.
Стихийные порывы потерявших мощь из-за усталости заклинаний настигают Терва. Пламя сжигает его кожу, сочится внутрь ядовитая тьма, но его боевой запал не ослабевает. Отмахнувшись от кусающего пламени, он рассыпается серой пудрой в глазах нападающего, затуманивает его взор и чувства, и сотней искусно сотканных из его магии ножей пронзает мага со всех сторон, неотвратимо смертельный, а затем падает рядом с поверженным противником.
Один на один оставшийся с некромантом, выведшим из строя Ирта, Уэтер впитывает в себя силу своих тёмных созданий и отпускает их в породившую их феосскую изнанку, фокусируясь на последнем, решающим эпизоде схватки. Схватываются две тугих воли, тьма против тьмы, сцепляются прямыми ментальными ударами, измотанные, не способные больше обратиться к своим призванным, не готовые выплетать заклинания и управлять дыханием мира. Держатся друг против друга из последних сил и падают вместе, истерзанные, некромант, расщеплённый и надорванный Уэтером, и тёмный призыватель, истощённый до предела и тающий мерцанием призрака.
Экран показывал поле боя, усеянное ранеными и трупами. Лаинь, наблюдавшая за битвой вместе с Белэсс, уловила на лице той промелькнувшую гримасу недовольства.
– Ну что они наделали, - сказала она чужим голосом и шагнула в экран.
Подошла к оставшимся без сознания Терву, Уэтеру, Ло-оте-Ни, коснулась их сознаний, их ран легко и невесомо, рассеяла остатки сети тьмы вокруг тьета, чуть сгустила материальность призывателя и мгновение спустя снова оказалась в комнате.
Ло-оте-ни поднялся, вновь обретая зрение и впитывая магию мира. Тьет сфокусировался на мгновение на своих повреждениях, заращивая раны, чтобы вернуть себе максимальную функциональность и эффективность. После этого он сосредоточился на том, чтобы ощупать сознанием разбросанных вокруг противников и союзников. Враги были мертвы, лишь в одном из поверженных некромантов едва теплилась жизнь. Тьет наложил печати, которые не позволят шоистрийцу восстановиться и снова стать опасным, и накинул, помимо барьера, лёгкую восстанавливающую сеть, чтобы сохранить жизнь. Его смерть больше не была необходимостью. Обезопасив себя от врага, он направился к раненым товарищам. Терв и Уэтер были скорее истощены, чем серьёзно ранены. Совсем иначе обстояло дело с Иртом. Раны Лишённого не подлатать, не срастить повреждённые ткани, не остановить заклятьем покидающую тело кровь. Можно лишь бережно перевязать раны и надеяться. Бережно, как сокровище, забыв о Часах, отнесли они Ирта в оставленную неподалёку повозку и направились к пещере, которую охранял Крод. Тот пожал плечами, отводя взгляд от покорёженного тела шоистрийского Лишённого, обезображенного следами какого-то диковинного технического взрыва. В его руках отсчитывали время мира Часы Судьбы. Тьет ушёл через Феос, чтобы воспользоваться его
Настало время переводить стрелки.
– Как вообще пользоваться этой штукой?
– с хитрой улыбкой спросил Крод.
Множество раз с тех пор, как искатели артефакта озаботились вопросом спасения мира, обсуждали они этот вопрос, делились друг с другом всей доступной информацией, которую открывали им тайные и явные источники, тёмные духи и забытые библиотеки. Крод отлично знал, что ему предстоит сделать или попытаться сделать. Лёгкие тёплые пальцы тьета опустились ему на плечи, успокаивая и настраивая на нужный лад. Уверенно и смело Крод коснулся стрелки, сначала большой, отмеряющей часы, а может быть, века. Оборот за оборотом отводил он вспять время, и очищался воздух, и мир становился прозрачным, и время скользило сквозь Крода, и сквозь Ло-оте-ни, касавшегося его, и зыбкие очертания прошлого и будущего колыхались невидимыми волнами. Часовые стрелки делали историю мира чистой, стирая события и воспоминания о том, что случилось. Следом пришёл черёд длинной острой стрелки. Она побежала резво вспять, отсчитывая минуты, а может быть года. Вернувшись назад, она перекроила события, лишая некромантов их могущества, а шоистрийцев их победоносных войн, расшатавших устои мира. Последней заскользила секундная стрелка, тонкая, гибкая, нервная. Она коснулась мелких, ничего не значащих для ткани мироздания событий, непокорная, недоверчивая. И на её движение, замерев сердцем, полным надежды, смотрел, не отрываясь, Терв, ожидая, когда затуманится его память, толкая события на иную вероятность.
Находившиеся в непосредственной близости от часов сохранили ясно и чётко все воспоминания о несбывшемся и связали друг друга клятвой молчания о произошедших событиях. Только они помнили о том, что военные действия Шоистрии были в прошлой версии событий подкреплены небывалой, негасимой мощью запретной магии, только они знали о том, как шаталась Долина Мёртвых, и выла, и ревела, и помнили, как разрываются нити между некромантом и его куклой. Для остального мира запретная магия оставалась запретной на протяжении веков со времён великой шоистрийской экспансии, а текущие военные действия происходили в рамках разрешённых международными соглашениями магических сражений и дуэлей. Только искатели артефакта знали, как разительно изменилось число жертв и расположение сил в этой войне после задействования часов.
Только они, и рыжая девушка, вглядывавшаяся напряжённо в экран, заменившей ей в неволе окно, считавшая обороты стрелок и сопереживавшая тем, кто перекраивал судьбу миров.
Когда всё было кончено, Терв, встрепенувшийся, взволнованный, озирался по сторонам, прислушивался неуверенно к стыковавшимся внутри новым и старым воспоминаниям. Не решался послать мысленный зов. Осторожно, стараясь не бередить раны, перебирал в памяти события, выискивая раздвоения, разночтения, которые обрели в запечатлённых кадрах сбывшегося некоторые события. Это было странное и в то же время захватывающее ощущение - помнить два потока времени, смотреть на две вероятности сразу и осознавать произошедшее в них одинаково чётко и ясно, будто присутствовал в двух версиях событий сразу. Аккуратно и медленно подошёл он в своём путешествии по памяти к эпизоду сражения с некромантами на изнанке Эуцерейна. Поиски артефакта, переписавшего время, оставались в памяти неизменными. Неизменной оставалась каждая деталь сражения, каждая нота недопетой песни. То, что было посвящено и принесено в жертву своенравному артефакту, нельзя было изменить.
Взволнованный взгляд Терва погас, утратил оживлявшую его искру. Невидимые стены снова поднялись, выросли вокруг. Снова растворилась последним отзвуком недопетая, застывшая нота. Мир был спасён, больше идти некуда.
Первые дни в неволе были нервными для Лаинь. Её мучила неизвестность, непонимание того, что происходит, терзали раздумья о том, кому и зачем она могла понадобиться. Она блуждала по доступным ей комнатам плена, вспоминала призрака, который так и не возвращался, боялась прикасаться к еде, которая исправно появлялась на небольшом столике в гостиной. Иногда принималась снова искать путь к побегу и снова убеждалась, что дороги вовне для неё закрыты. Дух-прислужник вернулся на второй день, поэтому Лаинь не успела, по крайней мере, погрузиться в мучительное одиночество.