Солнце для мертвых глаз

Ренделл Рут

– А я бы спросила, – сказала Джулия и добавила: – Насчет какой работы?

Ричард выглядел расстроенным.

– Официантки, кажется. В том маленьком кафе, где подают кофе и сэндвичи, на другом конце Хай-стрит.

– Нельзя, чтобы она работала официанткой. Как ты мог отпустить ее? Почему ты ее не остановил?

– Я не могу останавливать ее, Джулия. Она взрослая. Кроме того, Франсин должна чем-то заниматься, а с Ноэль у нее отношения не сложились. Мы уже через это проходили.

– Мужики будут лапать ее своими грязными руками, – странно высоким голосом произнесла Джулия. – Лезть ей под юбку и блузку. Они будут пускать слюни при виде нее и ластиться к ней. И она

не скажет «нет», только не Франсин, она не знает, как это сказать, да и не захочет, она слишком сексуальна. Суть в том, видишь ли, что существует такая штука, как нимфомания, хотя, возможно, неполиткорректно так говорить. Я бы назвала ее классическим случаем нимфомании.

Ричард в ужасе смотрел на свою жену. Ему показалось, что в ее лице даже что-то изменилось, что оно слегка перекосилось и зрачок ее левого глаза вроде бы переместился в угол. Когда Джулия закончила говорить, ее губы продолжала шевелиться. Ему нечего было сказать ей. Какое-то время она пристально смотрела на мужа, затем резко повернулась и вышла из комнаты.

Ричарду в голову пришла любопытная мысль, что у нее не может быть душевных заболеваний, потому что она сама когда-то была психотерапевтом. Что якобы такие люди освобождены от болезней, которые они же и лечат. Нет, у нее нет никаких нарушений, этого не может быть, все повторял и повторял он. Только не у Джулии, которая всегда – Ричард мысленно произнес эти предательское слово – была до занудства здравомыслящей.

Перед ним возник образ Дженнифер. Его первая жена представала перед ним в виде призрака. Она находилась в комнате, и в то же время ее там не было, она оставалась отпечатком на его сетчатке, паутиной, опутавшей его зрительное восприятие. Ричард закрыл глаза. Он нуждался в ней так же, как маленький мальчик – в матери. Ему хотелось, чтобы та обняла его, прижала к себе. Защитила бы от безумной женщины с непристойными сексуальными фантазиями.

Если бы в тот последний год, что они провели вместе, Ричард любил Дженнифер так же, как когда-то, и пробудил ответную любовь в ней, умерла бы она? Например, в тот вечер, как и во все другие вечера, он мог бы вернуться пораньше. Его присутствие в доме обеспечило бы ее безопасность. Ричард не знал, откуда это знает, ведь убийца пришел за деньгами, полученными от торговли наркотиками, и убил бы любого, кто оказался у него на пути, но он точно это знал. Интуитивно, инстинктивно, но Ричард это знал.

Он открыл глаза, и призрак Дженнифер рассеялся так же быстро, как материализовался, а когда снова увидел Джулию, та была прежней, спокойной и рациональной. В ближайшие дни она собирается поехать в Оксфорд и взять с собой Франсин, и если они остановятся на каком-нибудь доме, пора будет выставлять этот на продажу. Ричард чувствовал себя уставшим, возможно, он переутомился. Вероятно, ему просто привиделось, что сюда вошла безумная женщина и принялась обличать его, а еще обвинять его милую и нежную дочурку в сексуальной истерии. Или Ричард заснул после обеда, и ему все это приснилось, точно так же, как Дженнифер.

* * *

– Меня не взяли, – сказала Франсин.

Тедди испытал облегчение.

– Тебе не нужна такая работа. Она слишком примитивна для тебя.

– Мне же надо чем-то себя занять. Мне надо учиться работать и зарабатывать деньги. Отчасти ради этого я взяла «академку». В кафе решили, что я недостаточно жесткая для этой работы – ну, прямо они не сказали, но именно так и подумали.

– Ты недостаточно жесткая и никогда такой не станешь.

Тедди приехал на «Эдселе» и ждал ее в полумиле от кафе. Он собирался удивить ее, если она не помешает ему и не заметит, что он поехал не тем маршрутом, что обычно. Однако Франсин отлично знала Лондон, и когда тот свернул с Парк-роуд в сторону Лиссон-Гров, она обратила внимание только на название улицы.

– Элиза Дулиттл родилась на Лиссон-Гров, – сказала Франсин.

– Кто?

– Элиза Дулиттл из «Пигмалиона». Это пьеса Шоу. Она родилась на этой улице. Профессор Хиггинс определил это по ее говору.

– Для тебя говор так много значит, да?

– В каком смысле?

– Не бери в голову, – сказал он. – Забудь.

Ее радостное настроение омрачила туча. И, повиснув, отняла блеск и яркость у всего вокруг.

Франсин положила руку на его колено.

– Тедди, куда мы едем?

– Увидишь.

– Этот путь не ведет к твоему дому.

– Он ведет к одному дому.

С Гров-Энд-роуд Тедди повернул на Мелина-плейс, проехал мимо конюшен и оказался на Оркадия-плейс. Они оставят машину здесь, сказал он, на стоянке, где выделено место специально для этого дома. Никто не заблокирует ее. Тедди помог Франсин вылезти из машины – раньше он этого никогда не делал, – и, пройдя немного вперед, они, повернули за угол.

Когда Франсин увидела дом, на ее лице появилось совсем не то выражение, которое Тедди ожидал, – вернее, не то, на которое он надеялся. Казалось, она смотрит на древние кирпичи, на решетчатые окна, на медальон Роббиа, на полог из листьев, теперь уже темно-красных и золотистых, с беспокойством. Когда они поднялись на крыльцо и Тедди достал из кармана ключ, достал с гордостью, как будто и в самом деле владел этим домом, случилось ужасное. По сути, это было обычным явлением, пустяком, но, к его замешательству, Франсин восприняла это как нечто жуткое.

На одном из темно-красных листьев трепыхалась бабочка, последняя бабочка лета. Она намокла, ее крылья были прозрачными в тех местах, где смылась пыльца, однако все равно было видно, что она черная с ярко-красной и белой каймой по краю крыльев. Бабочка неуверенно взлетела, но не удержалась в воздухе и села Франсин на плечо. Она с визгом отскочила и принялась стряхивать ее.

– Ой, нет, ой, нет, пожалуйста… не могу… нет!

Тедди обхватил ее руками, притянул к себе.

– Что это? Что случилось?

– Бабочка, это же «красный адмирал»! Ой, как же мне жаль, как можно быть такой дурой…

Бабочка лежала на земле, подергивая крыльями. Тедди наступил на нее. Он думал, что его решительный поступок, столь необходимый в настоящий момент, понравится Франсин. Ведь она наверняка именно этого и хочет.

Но та разрыдалась.

– Зачем ты убил ее, бедняжку?

Он пробормотал:

– Она бы все равно умерла. Почему ты так за нее переживаешь? Это же всего лишь старая бабочка. – И отпер дверь.

Склонив голову и закрыв лицо ладонями, она прошла внутрь. Их прибытие в коттедж «Оркадия» получилось отнюдь не радостным.

Прошло некоторое время, прежде чем ситуация стала улучшаться. Выражение на лице Франсин оставалось настороженным, пока она оглядывала холл, а Тедди показывал ей кабинет, столовую, изогнутую белую лестницу. Она молчала с того момента, когда они вошли в дом и он закрыл за ними дверь. От слез ее лицо покраснело, а глаза запали, и Франсин выглядела совсем не той красавицей, пред которой Тедди преклонялся и на которую ему так нравилось смотреть. Ее белая кожа утратила свое совершенство, она то и дело, как абсолютно обычная смертная, шмыгала носом. Он никогда не думал, что она способна шмыгать. Его смятение усиливал ее наряд, джинсы и тяжелый темный свитер. В нем зародились новые сомнения, и они вызывали у него панику.